Сто провальных идей нашего лета - Екатерина Геннадьевна Боярских

Жизнь овоща

Жизнь овоща, кто не мечтал пожить тобою летом? Я представляла себя кабачком на грядке и мысленно уже подставляла безмозглый массив безмозглому солнышку, с боку на бок перекатываясь.

Пять утра. Кошка орёт. Трясогузки чирикают побудку. Я фотографирую трясогузок, надев пуховик. Кто с вечера был безмозглый кабачок и не протопил печку, тот с утра и пуховиком не обойдётся.

Подросток забыла дома линзы. Ей не видать жизни овоща, её ждёт жизнь ёжика в глухом тумане. «I would say курлык-курлык», — отвечала она вчера на закономерное «Но как?». Это лучший ответ на любой вопрос.

Кошка воет о своей дезадаптации и возросшей потребности в пище.

В туалете гнездо. В гнезде шестеро угрюмых птенцов. Одно из них, возможно, кот — лысая, глупая, добрая, мёртвая лапушка. Если реинкарнации кота нет, напрасны мои надежды на его полёт, на серые пёрышки. Думаю о коте как об одном из моих выпускников. Столкнёшься с выпускником — посмотрит вот этим мрачным взглядом. То ли узнал, то ли нет. Был ли такой вообще? Точно был — но это уже другой человек, и он меня в первый раз видит. А может, обозналась. Подглядываю за птенцами, шепчу реинкарнации кота, что люблю, чтоб летел. Шесть утра. Сижу на могилке кота. Поставила розу в горшке. Выгляжу глупо, но тайга не осуждает.

Половина седьмого. Думаю о бюджете. Подросток вчера сходила на презентацию комикса. Теперь у неё есть комикс с автографом и примерно рюкзак с примерно ста томами манги. Отличная штука, если у кого остро стоит проблема лишних денег — вопрос решается за раз.

Восемь утра. Иду бегать. Иногда лучше бегать, чем думать. Братаюсь с парой чуваков на мопеде, белками, жаворонками-туристами. Возвращаюсь. Варю кофе. Получаю наглядное доказательство того, что встала на путь овоща — все джинсы в кофе, причём на джинсах оно откровенно среднего рода — а в кружке вроде был мужского. Приняв кофе наружно и внутренне, прихожу в себя.

— Очень крепкий. От него глаза становятся как у Громозеки.

— По тебе не видно.

— Что?! Ты отрицаешь моё сходство с Громозекой?

— Да. И где твоё спасибо?

Заодно и пол помыла. Надо перейти к следующему этапу и помыть пол, помытый кофе, водой. Мою пол. Мою посуду.

— Йых! — это трудовой выкрик. — Обрати внимание, я всё помыла. Видишь признаки матери-молодчинушки?

— И ни одного признака матери-овоща, — замечает Марта. Глаз её зорок, особенно без линз, но сейчас она преувеличивает.

— А как же песня? Я мыла и пела. Это была песня о здоровом сне. «И нами выбран путь — дорога сна!» — это говорит о том, что я не предала свои идеалы. Я стараюсь. Очень стараюсь! Сегодня первый день лета, когда я могу наконец позволить себе быть овощем.

— Многофункциональным?

Сколько-то утра, дня, вечера. Подползаю к туалету, фотографирую птенцов, пока не улетели. Варю суп. Вбиваю гвозди, получив новые доказательства своего овощного статуса — примерно по одному на каждый гвоздь. Экспериментально доказываю, что умывальника горячей воды чуть-чуть не хватает на мытьё головы — как раз настолько, чтоб метаться, обтекая, и сшибать стулья. Жизнь овоща, ты ли это? Отчего ты так сильно изменилась за те восемь месяцев, что я мечтала о тебе?

— Ты идеализировала меня, — отвечает жизнь овоща. — А я такая — привыкай.

Птенцы покидают гнездо. Сначала они немножко порхают туда и сюда, а потом хором чирикают что-то вроде «Но ставшие звёздными волками не знают обратного пути» и улетают врассыпную, не оглядываясь, как все выпускники, как все, как всегда, год за годом. Улетает в опасную неизвестность моя мечта о реинкарнации кота, об оранжевом хвостике и крапинках на новеньких крыльях. Живите, детушки, летайте там, маленькие, оставайтесь в живых.

Темнеет. Читаем про рыцарей Круглого Стола. Подросток убедительно обосновывает, что Капитан Очевидность — это на самом деле сэр Боре из артуровского цикла, под новым именем продолжающий нести что он там нёс. Идея внезапна. Размах впечатляет.

Кабачку пора на покой, но тут вспоминается, что со дня на день должны объявить результаты ЕГЭ по русскому. Сети нет, интернета нет, но если найти правильный квадратный сантиметр, то можно добиться иллюзии того, что телефон работает. В ожидании смсок с результатами моих учеников мечусь по территории — ловлю сеть.

— Ты ведёшь себя так, будто за окном летят горящие метеориты, потолок рушится, рубль падает, землетрясение в двенадцать баллов, а у нас ипотека не выплачена, и тут как раз зомби-апокалипсис, — констатирует подросток.

Смсок закономерно нет — результаты неизвестны. За окном цветёт сирень. Трясогузки чирикают колыбельную. Фотографирую трясогузок. Жизнь овоща удалась. Завтра попробую повторить. Или нет, лучше не надо.

Мышь Дашенька

Начался дачный сезон. Коммуна сидела у печки, постукивая зубами и медленно согреваясь. Тут же лежала бдительная собака-самурай. Раздался топот. По полу шла мышь. Мышь была крупной, уверенной. Половица гнулась под её командорскими шагами. Грызун вышел из-за печки и смерил взглядом собаку, прикидывая, силён ли самурай как противник. «Слабоват, — озарилось пониманием лицо мыши. — Я его одной левой». Затем мышь развернулась и отступила в боевом порядке — демонстративно, медленно, никуда не спеша, потрясая мехами. Она даже не снизошла до бега. Мышь явно была хороша как стратег и тактик, да и вообще у неё всё было в порядке. Но мы ошибочно решили, что она испугалась и собирает вещички. Что ж, думали мы, пора и честь знать. Ты хорошо прожила эту зиму, мышь, об этом свидетельствуют съеденные тобой полотенца. Они были калорийны, теперь скажи нам спасибо — и закономерное до свиданья. Мы были готовы попрощаться с мышью с нежностью, но без грусти.

Стемнело. Коммунарки легли спать. У печки остался только Саша. Ночь подошла к дому, смотрела внутрь, подмигивала звёздами. Печка грела и потрескивала, до утра было ещё далеко. Тут Саша почувствовал, что на него кто-то смотрит. На буфете сидела мышь. Она только что добыла полукилограммовый кусок сыра (между прочим, накануне любовно выбранный мною в магазине!) и филигранно выгрызала на нём слово «Убирайтесь». Саша долго смотрел на мышь, восхищаясь силой её духа. Потом приподнялся. Мышь неохотно спрыгнула за буфет, но понятно было, что она вернётся.

— Я не люблю мышь, — доверительно признавалась Сашка, считая потери. — Настины конфеты — два кг.