Сто провальных идей нашего лета - Екатерина Геннадьевна Боярских

в полночь объявляют сбор за домом, чтобы показать всем желающим сцену из мюзикла собственного сочинения. Сила искусства такова, что в ходе представления у одной из зрительниц случается паническая атака, другая близка к преждевременным родам.

✓ Набрасываются на еду и уничтожают всё вкусное. Затем отказываются от еды в принципе, поскольку ждут, что вкусное как-то само собой возобновится.

✓ Любят формулировки типа «Нас пригласили в гости выпить чаю. Но мы скорее всего перейдём реку вброд и будем тусить в пещере. Домой не ждите».

✓ Подходят, постукивая костьми, чтобы сказать: «Я толстая, это всё портит».

✓ Вечером уходят ночевать в палатку. Утром выясняется, что фонарь больше не работает — горел всю ночь, сели батарейки.

✓ Спрашивают: «А кто такой этот ваш Эркюль Пуаро?» Проведя несколько часов в палатке с ноутом, сами же себе и отвечают: «Да он гений, однако!»

✓ Признаются, что путают Кафку со Шнитке.

✓ Пренебрегают мытьём головы в течение периода бесконечной продолжительности. В качестве компенсации купаются в водных источниках любой температуры.

✓ Ближе к вечеру, кряхтя и охая, мимикой и жестикуляцией изображая безмерное страдание, приходят на кухню, чтобы ладно уж, так и быть, всё-таки, раз уж некуда деваться, помыть посуду. Узнав, что посуда давно помыта, телепортируются в пещеру за реку, ни секунды не потратив на выражение удивления.

✓ Очень отчётливо, оптимистично сообщают: «Меня к вам отпустили до полуночи. А потом вы просто меня проводите до дома. До самого дома».

✓ Узнав, что кот ночью полез в буфет, наступил в паштет, поскользнулся и упал в лимон, — жалеют кота до слёз.

✓ Не могут отмыть ноги даже за час.

✓ Бесконечно плетут фенечки в надежде надеть их на каждую руку от запястья до локтя, а потом приняться и за ноги.

✓ Устраивают вечеринку только для подростков, но никак не могут определиться, где, когда и во сколько, поэтому вечеринка отменяется.

✓ Ночью на вопрос испуганного спросонок родителя «Что за жуткие звуки?» отвечают уклончиво: «А это мы ещё не спим».

✓ Проснувшись в хорошем настроении, кормят всех животных, варят кофе и самую вкусную в мире кашу и расставляют всё по местам. Проснувшись в плохом... что ж, опустим завесу молчания над этой сценой.

✓ Достаточно пристально посмотреть на них, спящих на открытом воздухе, чтобы они инстинктивно укрылись потеплей, не просыпаясь.

✓ За полтора часа в машине придумывают больше десятка героев с психологией и биографией и зарисовывают их в цвете, хотя дорога не асфальтирована и трясёт.

✓ Находят программу «авторэп», в результате чего на свет появляются записи с текстами «Я зайчишка-шалунишка, а ты кто?», «Над седой равниной моря ветер тучи собирает», «Муха по полю пошла, йо», «Что Дантес или царь? Пушкин упал на снег» и, конечно, «Откроем вам секрет — мы тупые». Танцуют все.

Сто провальных идей нашего лета

Правила света

Вот и на нашей улице перевернулся грузовик с каникулами. Лето рухнуло к ногам, как и полагается лету, звеня и подпрыгивая. Вчера подросток тайком записала на диктофон, как я пела песню свободы. Почему она думает, что запись, где мой голос поёт «я протоплазма, чик-чирик, я эктоплазма, ча-ча-ча», даёт ей какие-то преимущества в вечной борьбе родителя и ребёнка, даже не знаю.

Много дней подряд, невзирая на праздники и воскресенья, под лозунгом «иду на вы» шла я на труд, а труд шёл на меня волною и стеною. Но каждое утро был миг, когда я сворачивала в закуток между домами и гаражами — мгновение идеального лета. С одуванчиками, тёплой корой старого дерева, с медведями, которые целовались в окне старого двухэтажного дома... И вот в рабочее воскресенье, свернув с асфальтированных троп горожанина за глотком лета, я вышла в странное место.

На земле лежали старые плиты, от времени почти развоплотившиеся, еле сохранившие очертания, ушедшие глубоко в землю. Свет сделал из них шахматную доску — одни оставил в тени, другие тронул солнцем. По доске медленно передвигались малые облака тополиного пуха.

Чувство возвращения на родину было мгновенным. Наконец-то игра, правила которой мне известны. Что это за правила? Остановить мгновение? Доверять свету? Не быть никому противником? Наблюдать невозможность ничьей победы? Я не могу их назвать, но они мне известны. Они мне подходят.

Мёд из одуванчиков

Одуванчиковый мёд больше не стучит в моё сердце, и даже если постучит, я ему не открою. Всё шло отлично: я неспешно обрабатывала силос, которому предстояло в моих руках стать изысканным продуктом, обрабатывала его, беседуя с Зойкой о жизни, и пыталась убедить себя и окружающих, что я человек, который имеет летний отдых, а не наоборот.

Младенец Всеволод тем временем стучал всеми предметами обо все предметы и пытался добиться правды посредством малого джентльменского набора. Набор состоял из вопроса «Ой, что это?» и вопроса «Какой?». Их повторение проводило любого собеседника через набор этапов: отрицание, агрессия, попытка заключить сделку, депрессия, скорбь, опустошение и, наконец, смирение. Мы находились на стадии смирения, но были готовы выйти на новый круг.

Обработка силоса затянулась, и я как-то не заметила, что подростки вокруг нас уже давно играют в «Труп Сальвадора Дали», а мы, оказывается, играем против них, и они рады, потому что давно хотели разделать нас под орех за их счастливое детство. Тут мне пришёл двойной капец. Говорю так только потому, что не уверена, что форма «два капца» общепонятна.

Так вот, капцы пришли одновременно. С одной стороны, я загрузила силос в таз. Таз начал булькать. Силос сильно пах биогумусом. С другой же стороны, я получила от злокозненных подростков задание изобразить искромётной пантомимой фразу «Я ваша навеки». Будучи ограничена, с одной стороны, рамками 12+, а с другой — одуванчиковым мёдом, который (во что мне с каждой минутой верилось всё меньше) малютки-медовары в пещерах под землёй варили, не опасаясь убойной силы цвета, вкуса и запаха, я стала изображать идейно близкую мне царску дочку, чтобы сразу ввести Зойку в контекст. В одной руке я держала деревянную ложку, чтобы помешивать биогумус мечты, а другой рукой изображала корону и общую красоту.

— Ты снеговик? — неуверенно спросила Зойка.

— Ы! Ы-ы-ы! — выразительно замычала я и стала ещё яростней показывать корону.

— Ты большой снеговик, — утвердительно сказала Зойка. Подростки глумились.

— Ой, что это? — пискнул Младенец Всеволод, с тревогой глядя в таз. — Какой? Какой?