Живое свидетельство - Алан Ислер

«Босс Твид» Керра, но это только потому, что американцам интересен Твид[38]. Весной Копли выйдет здесь, и перспективы самые благоприятные, я серьезно. Стэна нужно направлять в его карьере, а это уж я умею. Он непременно станет биографом мирового класса, его имя и книги будут знать везде. Вот сейчас он занимается Джоном Сингером Сарджентом. Сарджент станет бомбой. Ты вспомни Сарджента, Робин! Подумай, что он значит. Американец, родился в Италии, жил в Англии, выставляли его по всему миру. Кое-что для каждого. Слыхал о таком?

— Так ваши отношения в основном деловые?

Она провела кончиком языка по губам. Улыбнулась, подмигнула мне.

— В основном, но не только. У Стэна есть и другие таланты, о которых я из скромности умолчу.

Выражение моего лица выдавало мой скепсис. Наверное, и отчаяние тоже.

— Говорила я тебе, не стоит его недооценивать.

Я сменил тему:

— А зачем тебе понадобилось скрывать, что мы знакомы?

— Сегодня утром я виделась с Теренсом.

— Теренс это кто?

— Теренс Аддо.

— А, студент из Ганы, если, конечно, память меня не подводит.

Почему-то, общаясь с американцами, я вытаскиваю из памяти выражения, которые давно никто не использует.

— Он сейчас какая-то важная шишка в посольстве. — Она словно купалась в лучах его славы. — Вот он кто, наш черный Адонис!

— И?

— И — Стэн не мог бы понять про Теренса. Пока что.

— Это ты про сегодняшнюю утреннюю измену? Понятно. А ты рассчитываешь со временем научить его покладистости.

— Слушай, ты когда-нибудь повзрослеешь? — скривилась она.

Конечно, она была права. Мое резонерство, понял я, только от ревности. Спешу добавить, не к Теренсу Аддо с его ослепительной улыбкой и пижонским моноклем, с ним я всего-то обменялся рукопожатием в те далекие времена, случайная встреча со светским человеком, но, стыдно признаться, к Стэну Копсу, Рыцарю Нудного Образа, которому каким-то образом удалось ее заинтересовать. Ради всего святого — Стэн! Он, должно быть, исторгал в окружающую атмосферу тучи феромонов — я видел на Таймс-сквер рекламу сигарет, гигантскую голову, которая так же истово испускала ровные кольца дыма (или это был пар?) на головы прохожих. Да уж, видно, женщин он привлекает никак не внешностью. И раз уж я вспомнил Нью-Йорк, уместно будет спросить себя по-ньюйоркски: а я сам что, рубленая печенка, пустое место?

— Твоя тайна умрет со мной, — я постарался произнести эти изношенные временем слова с легкой скукой. — Хочешь вести двойную игру — ради бога, не мне тебя судить. А вот и он явился, — продолжил я: к нам шел Стэн. Да-да, я помню: эти же слова произнес и Стэн. Это можно было бы расценить как нашу с ним общую шутку, а можно и счесть темой для фрейдистского анализа — выбирайте сами. Я встал. — Ну что ж, может быть, пойдем подкрепимся?

Через два дня Саския позвонила мне — телефон она взяла у Тимоти Хьюза, моего агента, с которым, как выяснилось, была знакома. Что для одного агента предательство, для другого — цеховая любезность. Тимоти мог бы и выступить как посредник и не сообщать моих личных данных.

Дыхание Саскии, несшееся по телефонным проводам, таило обещание пылкой страсти.

— Стэн пошел в Тейт, оттуда в Британский музей, в читальный зал. Он собирает материал к Сардженту. Его не будет весь день.

Так я все-таки не пустое место! И я тотчас простил Тимоти за разглашение личной информации.

* * *

Я еще один раз виделся с Саскией и Стэном перед их возвращением в Нью-Йорк. Это была не та встреча — как мог бы написать в своих мемуарах Стэн, — когда гармонические волны дружбы, исходившие от обоих, могли преодолеть диссонирующие вибрации, которые невнятно испускал я. Собственно говоря, я вообще не собирался встречаться со Стэном. Я был им по горло сыт. Горя желанием вновь увидеться с сочившейся похотью Саскией, которая, так сказать, еще трепетала от наших сравнительно недавних и весьма гимнастических совокуплений, я пригласил ее на файфоклок в «Бинки» на Олд-Бромптон-роуд — заведение это сделала популярным покойная принцесса Диана, в ту пору просто модная девица из высшего общества, и оно весьма удобно находилось совсем рядом с моей квартирой на Болтон-Гардене. Саския была пунктуальна. Подходя к «Бинки», я увидел, как она расплачивается с таксистом. Она была великолепна, восхитительна, в длинной норковой шубе и в таких же меховых наушниках. Страстное объятие, которым она меня одарила, долгий, жадный поцелуй, вот так, при свете дня и на всеобщее обозрение — среди нынешней молодежи (возможно, и уже среди тогдашней) дело обычное, но совсем необычное для людей моего поколения, — давали обещания столь явные, что я чуть было не предложил забыть про чай и отправиться прямиком ко мне, где ждали охлажденное мной шампанское и постель, еще только ждавшая, что ее согреют. Она взяла мою руку в свою, она облизнула пухлые рубиновые губы, она сказала:

— Я сказала Стэну, чтобы он к нам присоединился, надеюсь, ты не против.

Так рухнули и мои надежды, и моя зарождавшаяся эрекция.

Я ведь лелеял чаяния увести ее от Стэна. Она же была свободна, как и я. Стэну еще предстояло пройти все малоприятные перипетии развода. Во всяком случае, он еще находился на той стадии, когда многие мужчины сдаются и возвращаются к женам, избавившись от тягот совести и лишних расходов. Время, которое мы с ней провели вместе, было настолько потрясающим (это слово мало что отражает), что я тешил себя надеждами на постоянные отношения, мечтал о совместной жизни. Мне, как и Стэну, уже исполнилось сорок, но я жаждал ее с болезненным пылом подростка, влюбленного в какую-нибудь недосягаемую девицу.

Она была в наипрекраснейшем расположении духа. Сидела напротив меня, у окна, весело болтала о музее Виктории и Альберта и о «Большой кровати»[39], игриво при этом подмигивая. Я почти ее не слушал — я давно уже научился в нужных местах кивать, улыбаться и так далее, руководствуясь выражением лица собеседника, и тем временем пристально ее изучал. Теперь я заметил, что она все-таки чуточку чересчур полновата — дородность уже не так ее красила. И у глаз явственно виднелись «птичьи лапки». Присмотревшись к ее пышным волосам и их корням, я начал подозревать, что в венчавшей ее роскошной короне волос лишь сексуальная седая прядь не была плодом парикмахерских трудов. Но ни один из этих… как мне это назвать, изъянов?.. Хорошо, изъянов. Ни один из этих изъянов не бросился мне в глаза, когда мы бурно предавались сексуальным утехам. Не галантно, но правда —