Площадь атаки - Кори Доктороу

высотой до талии с углом наклона семьдесят градусов. Вот вам, злостные пожиратели мороженого!

Тем не менее присесть было некуда, и гнусный старый борис посмеялся-таки последним.

– Вот. – Кристина скинула пальто и осталась всего лишь в просторном свитере. В нем она казалась еще меньше, моложе, уязвимее. Свернула пальто и положила его на более-менее чистый клочок асфальта.

– Ну ты и мученица. – Я уселась на пальто и полезла в сумку за телефоном. – Спасибо. – Не успела я открыть крышку ноутбука, как в полицейских рядах началось шевеление. Из здания парламента вышел летучий отряд в защитных доспехах, как у Дарта Вейдера, с оружием наизготовку. Они выстроились за спинами у рядовых полицейских, хриплыми голосами отдавая приказы. – Черт бы их всех побрал. – Я отложила ноутбук, Кристина потянула меня за руку и подхватила с земли пальто. Вся толпа выставила телефоны и стала снимать происходящее. Самые предусмотрительные вооружились длинными раздвижными селфи-палками и подняли их над головами.

– Похоже, Литвинчук получил-таки письмо?

Вокруг нас людские потоки текли то туда, то сюда, толкая со всех сторон. Дула автоматов, направленные только что вышедшими спецназовцами в спины их коллегам, смотрели также в толпу. И каждая пуля, пролетевшая мимо копов (или пронзившая одного из них), полетит прямо в нас. Толпа вокруг полицейской шеренги распалась в виде гигантской буквы V, демонстранты теснились по бокам, беспрерывно щелкая телефонами и селфи-палками.

Нас тоже зажало в толпе, потому что Кристина чуть ли не силой подняла меня на ноги и утащила с предполагаемой линии огня.

Противостояние было напряженное. Копы орали на спецназовцев, те на копов, сверкали оружейные стволы. В пустоту посреди буквы V вышла одна из «цветных революционерок», девчонка ростом футов пяти, не больше, еще не растерявшая подростковой угловатости, и вставила в пращу шарик с краской. Подняла, стала раскручивать. Люди затаили дыхание, потом один из демонстрантов истерическим, срывающимся голосом крикнул ей что-то – наверно, вроде как «Прекрати, дуреха». Но праща вертелась над головой со свистом, перекрывавшим даже гомон толпы. Девчонка сосредоточенно прищурилась, оскалила зубы, ухнула, как толкательница ядра, и выпустила снаряд. Толпа развернулась, провожая глазами его полет. А шарик пролетел по широкой дуге сквозь холодный воздух, сквозь едкий свет прожекторов и плюхнулся точно в цель – прямо в зад одному из копов в защитных доспехах. Девчонка взметнула кулак и растворилась в толпе, а подстреленный коп вскрикнул, машинально потянулся к забрызганному заду, потом поднес руку к глазам и оторопело уставился на кевларовую перчатку, измазанную бананово-желтой блестящей краской. Спецназовцы за его спиной все как один прицелились в него, и, честное слово, я даже видела, как напряглись их пальцы на спусковых крючках, но, к счастью, никто из них не пальнул этому бестолковому борису в спину и не размазал его легкие по асфальту. А когда забрызганный коп потянулся к своему пистолету, у его товарища хватило соображения выбить оружие из его руки, и оно, медленно вертясь, заскользило по обледенелой площади по направлению к толпе.[8]

Наступило долгое растерянное молчание. Все – демонстранты, копы, элитный спецназ, не будем забывать и скинхедов-неонацистов – лихорадочно размышляли, что же делать дальше.

Первым очнулся командир отряда Литвинчука. Он выкрикнул какой-то приказ, и его солдаты снова направили дула на всю неровную шеренгу полицейских, а те торопливо перестроились лицом к ним. Командир спецназа стал называть имена – те самые, которые мы им послали, и его бойцы вытаскивали тех бедняг из строя одного за другим, заковывали в наручники и уводили.

Когда ушел первый, любопытство толпы, и без того зашкаливавшее, взлетело до небес. С каждой минутой шеренга копов редела все сильнее, и настойчивый гул голосов, пересказывавший все события на телефоны, достиг лихорадочного накала.

Когда действо закончилось, в строю осталось не больше половины полицейских. Несколько спецназовцев шагнули вперед и заполнили пустые промежутки, встав плечом к плечу с теми самими копами, в которых только что целились. Оставшиеся копы перетрусили куда сильнее, чем демонстранты. Я огляделась, ища глазами неонацистов. Они ребята приметные, ходят в скинхедовских униформах, всегда держатся вместе, всегда гневно сверкают глазами на каждого, кто рискнет взглянуть на них, всегда с банками пива в руках. Но их нигде не было видно. Ага, вот и они, кучкуются в задних рядах, о чем-то горячо переговариваются, машут руками, даже толкают друг друга. Злятся, должно быть: собирались прорываться сквозь строй, готовились к серьезным неуправляемым потасовкам, а теперь не знают, куда девать накопленную психическую энергию. Одни, похоже, разглядывали поредевшие ряды полицейских и размышляли, не прорваться ли прямо сейчас, даже без поддержки «оборотней в погонах»; другие, кажется, хорошо помнили о чудовищной репутации личных отрядов Литвинчука, прославившихся на всю страну пытками и исчезновениями политических противников. Это было единственное силовое ведомство, которому ни разу не задерживали и не сокращали плату.

Алкоголь – жуткая дрянь. Какой-то болван вырвался из рук приятелей и потащился через всю площадь. Он был так пьян, что еле держался на ногах, однако клаксон у него работал на полную мощность, и из бестолковой глотки рвались наружу громкие вопли, которые не могла удержать в себе его пьяная душа. К его воинственным крикам прислушивалась вся площадь, а впереди расстилалось такое просторное, такое манящее V‐образное пространство, и он ринулся напрямик, размахивая арматуриной, как крестьянин вилами, шел прямо на стволы, обрамлявшие площадь.

Командир спецназа что-то приказал ему, всего один раз, крикнув погромче, чтобы быть услышанным даже сквозь пьяный лепет. Потом указал пальцем на одного из своих людей, тот вскинул автомат, прицелился и снес нацисту голову, разметав по асфальту осколки костей и клочья мозга.

Телефонные камеры тысячами глаз запечатлели это со всех возможных ракурсов.

Первый крик – парень, где-то позади меня – был быстро подхвачен. Меня толкнули, потом еще, потом так сильно, что я упала на колено. Кристина крохотными крепкими руками подняла меня на ноги.

– Спасибо, – еле выдавила я, и нас снова захлестнул ураган бегущих тел, и нам тоже пришлось бежать и толкаться, чтобы нас не затоптали.

Потом крики стали не слышны – они утонули в реве звуковых пушек, включенных копами. Это акустическое оружие сочетает очень громкие звуки с чрезвычайно низкими частотами, от которых все внутри перекручивается. Слух отказывает, и вы чувствуете, что вот-вот обделаетесь. Толпа застыла на месте, люди корчились и затыкали уши. Наконец, вдоволь поиздевавшись, пушки выключились, оставив после себя жалобные всхлипы и предсмертные судороги волосков внутреннего уха.

И копов я уже не видела – они затерялись среди толпы, аккуратная V утонула в людском водовороте, многие плакали, держались