Синдром Золушки - Михаил Воронков

другой стороны, что значит это расплывчатое «быть умницей»? Здесь, чтобы карабкаться по социальной лестнице, это было совсем необязательно. Но все-равно получалось, что ему нужно было куда-то туда наверх. Раздираемый противоречиями, Алекс спросил:

– Откуда вообще взялись эти деньги, неужели это все-таки взятка?

– Тебе? Взятка? – засмеялся Егор. – Должен тебя разочаровать, уж тебе-то взятку точно никто не даст. Даже ради меня.

Алексу почему-то показалось обидным то, что он не достоин взятки:

– Это еще почему?

– Ну ты же американец. Ты любишь, как это по-вашему, «челендж», ну, вызов. Чем он круче, тем труднее тебе от него отказаться. Поэтому если тебе отформатировать задачу соответствующим образом, то и никакой взятки тебе не нужно.

– Так почему тогда эта «премия»? – не сдавался Алекс.

– Ты деньги взял? Взял. Значит тебе можно доверять. Это такой «тимбилдинг».

– Так же, как пресловутая баня с бабами и водкой?

Егор кисло улыбнулся. Иногда ему казалось, что он не сможет сделать из Алекса настоящего русского.

* * *

Очень скоро Алекс стал приезжать на работу приезжать к десяти часам. Как и ранним утром, в это время в вагонах метро опять можно было свободно дышать и даже не касаться разных частей тела других пассажиров. Впрочем, слегка бронированный, по словам Гуронова, с тонированными окнами БМВ Петрова въезжал во двор компании только в половине одиннадцатого, так что приезжать раньше особого смысла не было. Алекс хорошо помнил, что американские менеджеры любят не тех, кто приходит раньше них, а тех, кто остаётся работать после того, как они уедут домой. Он надеялся, что в России это работает так же.

Пройдя мимо почему-то распахнутой раньше обычного времени двери в приемную генерального, Алекс миновал дверь кафетерия для топ-менеджмента, из-за которой уже пахло чем-то вкусным. Обычно через полчаса после приезда генерального там начинали подавать обед из пяти блюд, доступный большую часть рабочего дня.

Такие обеды плюс сидячий образ жизни менеджера высшего звена – прямой путь к метаболическому синдрому, и Алекс, не замедляя шаг, направился к себе в кабинет. «Лучше я попью чай», – подумал он.

Открыв ящик стола, Алекс обнаружил, что пакетики с чаем закончились. Взяв кружку, он зашел в соседний кабинет пресс-секретаря завода.

– У нас беда, – сказала Маша убитым голосом. – И меня завтра Петров просто уволит.

Стройная и милая Маша, которая в разговоре подходила к собеседнику почти вплотную просто в силу своей близорукости, сидела за рабочим столом и неподвижно смотрела прямо перед собой, обхватив голову двумя руками. Алекс с сожалением посмотрел на кружку в руке, с грустью подумав об эспрессо и неосветленном паточном сахаре, который Маша покупала в «Азбуке вкуса». Алекс любил добавлять его, не размешивая, в двойной эспрессо с густой кофейной пеной, который готовили только в приёмной Петрова. Разбиваясь о коричневые кристаллики сахара на дне фарфоровой чашки, остатки кремовой пены придавали последнему глотку горького напитка привкус сладкой патоки. Вздохнув, Алекс посмотрел на Машу и спросил:

– Машенька, а почему ты решила, что это ужасное событие наконец-то произойдет именно завтра?

– Не подкалывай, – ответила Маша, по-прежнему не глядя на Алекса. – Завтра приезжают итальянцы.

– Какие итальянцы?

– Вот в этом-то вся и проблема, – она подняла на Алекса свои красивые серые глаза. – Этого как раз никто и не знает.

Заметив некоторое замешательство на лице Алекса, она продолжила:

– Пару месяцев назад Петров ездил в бизнес-тур по Европе. Ты, наверное, не помнишь. Так он же там не просыхал, вот и наговорил невесть чего непонятно кому. А теперь эти всякие итальянцы и прочие шведы едут к нам.

– Ну так ты спроси, что он пообещал итальянцам.

В глазах у Маши показались слёзы:

– Уже спрашивала. Он не помнит.

Дверь в Машин кабинет снова открылась, и на пороге возник Гуронов:

– Маш, у тебя к чаю чего-нибудь есть?

– Семён, у нас катастрофа.

Гуронов посмотрел на Алекса. Алекс пожал плечами. Тем временем Маша принялась повторно рассказывать, почему ее завтра уволят.

Дослушав печальный рассказ, Гуронов еще раз поинтересовался:

– У тебя есть к чаю сушки или пряники?

При этих словах Маша молча вытащила из сумки и бросила на стол пакет с маковыми сушками. Гуронов удовлетворённо кивнул и продолжил:

– А с итальянцами все очень просто. Тебе всего лишь нужно срочно найти другого крайнего.

– Ты что, не знаешь, что у Петрова всегда крайняя я?

– Маша, – Гуронов укоризненно посмотрел на нее. – Не будь нытиком и маловером. Кстати, небезызвестная тебе Марина из инновационного отдела, кажется, говорит по-итальянски.

– Эта та фифа, что ходит к Петрову чуть ли не в неглиже? Да она же дура безмозглая, все дело завалит!

Злые языки утверждали, что Маша была влюблена в Петрова, но никаких признаков их романа Алекс не замечал. Гуронов открыл пакет с сушками, взял несколько и довольно сказал:

– Ну а я о чем говорю?

На других этажах управления инновационный отдел за глаза цинично называли «девушки с Ленинградки»[3]. Дело в том, что Петров был честным парнем и не мог оставить бывших любимых девушек в беде. Другие игнорировали бывших любовниц, подозрительно смотрели на общих друзей или переезжали в другую съемную квартиру. Но не Петров! Сергей Вениаминович нанимал их на работу. Поскольку у многих курирующих чиновников тоже были свои любимые девушки, то со временем образовался целый отдел, в который все замы генерального опасались заходить, от греха подальше.

– Маш, если хочешь, я погуглю этих итальянцев, – предложил Алекс, – может, пойму, что им от Петрова надо.

Компьютер выдал с сотню ссылок на компанию итальянцев. Ознакомившись с миссией компании, Алекс открыл ссылку на их продуктовый портфель. Среди трех десятков различных препаратов значился опиатный препарат бупрофиллин. Вспомнив, какого феерического успеха «Фармстандарт» добился с другим опиатом – кодеином, Алекс залез в справочник Машковского, только для того, чтобы через минуту его захлопнуть. Бупрофиллин, хоть и был опиатом, не вызывал ни наркотической эйфории, ни привыкания – необходимых слагаемых мгновенного коммерческого успеха. Как известно, морфин был выведен на рынок малоизвестной аптекой, с которой началась одна из крупнейших в мире фармкомпания «Мерк». Аналогичным образом героин стал блокбастером для «Байера», а метадон для «Авентиса» и «Эли Лили». Все эти респектабельные ныне фармкомпании и сейчас входят в десятку богатейших в мире. По этому пути в России пошли «Фармстандарт» и «Верофарм», которые плотно посадили на кодеин практически всю страну. И если в 1827 году морфином предполагалось лечить зависимость от опиума, героином – уже от морфия в 1874-м, а метадоном – от героина в 1965-м, то кодеином в России решили лечить кашель и