Роберт Стивенсон - Клуб самоубийц. Черная стрела (сборник)

Кое-где еще продолжались яростные стычки, в которых принимало участие от двух человек до дюжины, кое-где шли бои за отдельные дома и осажденные бросали на головы нападающих стулья и столы. Снег был усеян оружием и трупами. Но, кроме этих разрозненных боев, улицы были пустынны, и из домов, как стоявших открытыми, так и запертых и забаррикадированных, почти нигде не шел дым.

Дик, обходя стороной дерущихся, быстро повел своих спутников по направлению к аббатской церкви, но, когда он подошел к главной улице, крик ужаса сорвался с его уст. Великолепный дом сэра Дэниэла был захвачен. Остатки его разбитых в щепки дверей кое-как болтались на петлях. Люди вбегали в него с пустыми руками и тут же выбегали с добычей. На верхних этажах мародерам, как видно, все еще оказывалось сопротивление, потому что, когда Дик подходил к дому, одно из окон распахнулось и какого-то бедолагу в красно-синей ливрее, как он ни упирался и ни кричал, выбросили прямо на улицу.

Дику стало нехорошо от самых недобрых предчувствий. Он бросился бежать как одержимый, ворвался в дом и, не останавливаясь, взлетел вверх по лестнице на третий этаж в комнату, где они расстались с Джоанной. Теперь она представляла собой печальное зрелище: мебель перевернута, сундуки взломаны и раскрыты, рядом с камином лежал на полу сорванный гобелен, один угол которого тлел на угольях.

Дик машинально затоптал начинающийся пожар и задумался. Сэр Дэниэл, сэр Оливер, Джоанна – все они покинули дом, но кто мог сказать, удалось ли им уйти или их убили по дороге?

Он схватил случайно проходившего мимо лучника за рукав.

– Парень, – сказал он, – ты был здесь, когда дом взяли?

– Отпусти, – закричал лучник. – Черт, отпусти, а не то ударю.

– Молчать, – гаркнул Ричард. – Смотри, я ведь тоже могу ударить. Стой на месте и говори.

Но тот, разгоряченный вином и битвой, ударил Дика одной рукой в плечо, а другой схватил за плащ и сорвал его. Тут молодой командир не выдержал, и весь его гнев вырвался наружу. Он схватил человека в свои стальные объятия и, как ребенка, прижал к закованной в броню груди. Потом поставил перед собой и приказал отвечать, если ему дорога жизнь.

– Пощадите! – взмолился лучник. – Если б я знал, какой вы сердитый, стал бы я так отвечать? Да, я был здесь.

– Сэра Дэниэла знаешь? – продолжил Дик.

– Прекрасно знаю, – последовал ответ.

– Он был здесь, в доме?

– Да, сэр, был, – ответил лучник. – Когда мы входили во двор через калитку, он скакал по саду.

– Один?

– С ним был отряд пикинеров, – ответил лучник.

– Пикинеров! Значит, женщин с ним не было? – спросил Шелтон.

– Честное слово, не видел, – сказал лучник. – Но в доме женщин не было, если вы их ищете.

– Благодарю тебя, – сказал Дик. – Держи за беспокойство. – Но, порывшись у себя в сумке, Дик ничего не нашел. – Завтра разыщешь меня, – сказал он. – Ричард Шел… Сэр Ричард Шелтон, – поправил он себя. – Я хорошо тебя вознагражу.

Тут ему пришла идея. Дик бросился во двор, во весь дух помчался через сад и выбежал к церкви. Огромная дверь ее была открыта. Внутри церковь была забита горожанами и их пожитками. У алтаря священники в полном облачении молили Бога о спасении. Когда Дик вошел, под сводчатой крышей раздалось пение хора.

Он быстро прошел через толпу беженцев и направился к двери, ведущей на колокольню, но тут дорогу ему преградил высокий священник.

– Куда ты направляешься, сын мой? – строго спросил он.

– Отец мой, – ответил Дик, – меня послали сюда с заданием. Не останавливайте меня. Я здесь по приказанию лорда Глостера.

– Лорда Глостера? – повторил священник. – Неужели битва закончилась так неудачно?

– Битва уже почти закончилась. Ланкастерцы разбиты, и милорд Райзингэм (упокой Господи его душу!) пал на поле брани. Теперь, с вашего позволения, я займусь своим делом. – И, отстранив священника, которого, похоже, ошеломили новости, Дик открыл дверь, погромыхал наверх, перескакивая через четыре ступеньки, и остановился, только когда оказался на маленькой площадке на самом верху.

С колокольни предстал перед ним, как на ладони, не только весь Шорби. Он увидел и все его окрестности, и море, и сушу. Близился полдень, морозный воздух был чист, сверкал снег. Посмотрев по сторонам, Дик смог оценить последствия битвы. С улиц до него доносился неясный, глухой гул, кое-где еще слышался звон металла о металл. В гавани не осталось ни корабля, ни даже шлюпки. Но море было усеяно парусами и гребными лодками, забитыми беженцами. То же было и на суше. Поверхность заснеженных полей пересекали цепочки всадников; одни срезали дорогу и ехали к лесу, другие, явно йоркисты, останавливали их и гнали обратно в город. По всему открытому пространству в огромном количестве лежали трупы людей и лошадей, отчетливо различимых на фоне белого снега.

Дополняли картину пехотинцы, которые, не найдя места на кораблях, продолжали отстреливаться с границ порта или из пивных. В той части города тоже не обошлось без пожаров, и дым от нескольких домов поднимался высоко в холодное небо, откуда уносило большими клубами в море.

Особое внимание юного наблюдателя на колокольне привлекла одна группа всадников, уже приблизившаяся к Холивудскому лесу. Их было довольно много. Ни в одном другом месте не было такого крупного отряда ланкастерцев. На снегу они оставили хорошо заметный след, по которому Дик сумел проследить шаг за шагом их передвижение с того места, где они вышли из города.

Пока Дик наблюдал за ними, отряд беспрепятственно добрался до опушки оголенного леса и немного свернул в сторону. Солнце на какой-то миг озарило их.

– Красно-синие! – воскликнул Дик. – Клянусь, красный и синий!

В следующий миг он уже спускался по лестнице. Теперь предстояло разыскать герцога Глостера – он был единственным, кто в этом всеобщем беспорядке мог дать ему в сопровождение нужное количество воинов. Военные действия в городе уже практически прекратились. Бегая по улицам в поисках командира, Дик то и дело наталкивался на воинов-победителей, которые гнулись под грузом награбленного или горланили пьяные песни. Ни один из них не имел представления о том, где находится их командир. Лишь случайность помогла Дику наконец разыскать его. Герцог сидел на коне и руководил операцией по освобождению порта от лучников.

– Сэр Ричард Шелтон, рад видеть вас, – сказал он. – Я обязан вам одной мелочью, которую ценю меньше всего, своей жизнью, и тем, за что никогда не смогу расплатиться с вами, – этой победой! Кэтсби, если бы у меня был десяток таких командиров, как сэр Ричард, я бы пошел на Лондон. Чем же мне отблагодарить вас, сэр?

– У меня готов ответ, милорд, – сказал Дик. – И я готов дать его прямо сейчас. Из города сбежал один человек, с которым у меня давние счеты. Он забрал с собой ту, которую я люблю и которой служу. Дайте мне пятьдесят пикинеров, чтобы я мог догнать его, и ваша милость может считать себя полностью освобожденным от каких-либо обязательств передо мной.

– Назовите имя этого человека, – велел герцог.

– Сэр Дэниэл Брэкли, – произнес Ричард.

– Отправляйтесь за этим предателем! – вскричал Глостер. – И это не вознаграждение, сэр Ричард. Это новое поручение. И если вы привезете мне его голову, я буду снова перед вами в долгу. Кэтсби, дай ему всадников. Вы же сэр, подумайте тем временем, какое удовольствие, какую честь или выгоду могу я доставить вам.

Как раз в эту секунду йоркистские стрелки захватили один из прибрежных кабачков, окружив его с трех сторон, и стали выводить оттуда плененных защитников. Горбун Дик, ликуя, подъехал к ним чуть ближе и потребовал показать ему пленных.

Их было четверо: двое людей милорда Шорби, один человек – лорда Райзингэма и еще один (для Дика он был наиболее важным) – высокий и нескладный седоватый старый моряк. Он был полупьян, и у ног его, поскуливая и подпрыгивая, вилась собака.

Молодой герцог окинул их суровым взглядом.

– Повесить их, – только и сказал он.

И отвернулся, чтобы наблюдать за ходом битвы.

– Милорд, – произнес Дик. – Если позволите, я нашел вознаграждение для себя. Я прошу у вас жизнь и свободу этого старого моряка!

Глостер развернулся и обжег его взглядом.

– Сэр Ричард, – сказал он, – я воюю не павлиньими перьями, а стальными стрелами. Врагов я убиваю, без исключений и без пощады. Или вы думаете, что в Английском королевстве, которое сейчас разрывается на части, ни у одного из моих людей нет на вражеской стороне брата или друга? Если бы я начал раздавать помилования, я мог бы вложить меч в ножны.

– Возможно, это так, милорд, и все же, рискуя навлечь на себя ваше нерасположение, я возьму на себя дерзость напомнить вам об обещании, которое вы дали мне, – ответил Дик.

Ричард Глостер побагровел.

– Запомните хорошенько, – стальным голосом бросил он. – Я не люблю жалость и еще больше не люблю торговцев жалостью. Сегодня вы положили начало хорошей карьере. Если вы сейчас начнете настаивать на том, чтобы я сдержал слово, я уступлю. Но, клянусь Славой Небесной, на этом мое расположение к вам закончится.