В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

В семь часов в коридоре опять звонок. Опять выскочил в коридор Николай Иванович, чтобы узнать, к чему теперь звонят, и опять наткнулся на горничную, которая сообщила ему, что это первый звонок к обеду, и вместе с ним вошла в комнату и стала предлагать Глафире Семеновне помочь одеваться.

– Нет-нет! Мерси… Я сама… – замахала руками Глафира Семеновна.

– Букет цветов для мадам не надо ли или хорошую розу? – спрашивала она.

– Пуркуа? Нон, нон.

– А для господина розу?

– Вот еще что выдумала! Нон, нон, мерси. Для тебя розу к обеду предлагает, – сообщила Глафира Семеновна мужу.

Тот только улыбнулся и отвечал горничной по-русски:

– С водкой Смирнова № 21 мы привыкли, душечка, обедать, а не с розами.

Горничная удалилась недоумевающая и недовольная.

Стук в дверь. Появился старик-турок в феске и в переднике, тот самый, который приходил давеча утром и с которым Николай Иванович упражнялся в разговоре по-турецки. На поясе его висели, поверх передника, две сапожные щетки на веревке.

– Кейфиниз эйи ми дир[141], – приветствовал он Николая Ивановича, приложа руку ко лбу, и, продолжая бормотать по-турецки, указывал ему на его сапоги.

– Сапоги, друг, почистить пришел? Не надо, не надо. Спасибо… Шюкюр… Чисты у меня сапоги…

Старик-турок, однако, не захотел уйти ни с чем, он сдвинул свои брови, подскочил к сидевшему на стуле и курившему папиросу Николаю Ивановичу, присел около его ног и, поплевав на щетку, принялся начищать ему сапоги.

– Вот неотвязчивый-то! Ну чисть, чисть… – улыбнулся Николай Иванович и уж протянул ему и второй сапог. – Однако ты, Глаша, в развращенном-то виде не сиди, а одевайся и приготовляйся к обеду. Теперь уж скоро.

– Да что ж мне особенно-то приготовляться! Корсет надеть да лиф – вот и все. В этом же платье я и к обеду пойду, – отвечала Глафира Семеновна и, не стесняясь перед стариком-турком, сбросила с плеч платок и начала надевать корсет.

В коридоре давали второй звонок к обеду. Старик-турок начистил Николаю Ивановичу сапоги и с словом «адье» удалился из комнаты.

– Надеть разве мне белый жилет? – спросил жену Николай Иванович. – Здесь, очевидно, к табльдоту-то выходят во всем параде. Давеча наш англичанин во фраке отправился.

– Да надень. И для театра после обеда будет хорошо, – отвечала супруга и стала гофрировать себе шпилькой волосы на лбу для челки.

– Надень бриллиантовую брошку, серьги и браслетку. Утри нос здешним-то англичанкам, – сказал ей супруг.

– Непременно.

А в коридоре гремел уже третий звонок к обеду.

LXIV

Вошли супруги в столовую гостиницы и остановились в удивлении. Столовый зал, залитый огнями от спускавшихся с потолка керосиновых ламп и стоявших на столах канделябр, был наполнен изящно одетыми дамами и кавалерами, нарядившимися точно на бал. Мужчины были все во фраках, а дамы в платьях декольте, в перчатках и с веерами. Почти у всех дам на груди или в руках были живые цветы… у кого розы, у кого фиалки, у кого ландыши с резедой. Большинство мужчин также имело по цветку в петличке фраков. Исключение в костюмах представляли только красивый полный усач в феске и черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, и супруги Ивановы. Николай Иванович был даже в светло-серой пиджачной парочке и белом жилете. Общество бродило между множеством небольших столиков, прекрасно сервированных и расставленных по залу. Столы были накрыты на пять персон, на четыре, на три и на две и переполнены самой разнообразной посудой для питья и еды. Французская и преимущественно английская речь так и звенела. При входе супругов все взоры устремились на них, и фрачники начали шептаться с своими дамами и кивать по направлению супругов. Николаю Ивановичу сделалось неловко. Он не знал, куда деть руки.

– Фу, что это они вырядились, как на бал во дворец! – проговорил он жене.

– Да ведь в больших заграничных гостиницах почти всегда так, – отвечала та. – Помнишь, мы обедали в Гранд-отель в Париже…

– Ну что ты… Были фраки и бальные дамы, но куда меньше. А здесь ведь поголовно.

– В Ницце в «Космополитен», в Неаполе. Англичане это любят.

– Все-таки там куда меньше. А ведь в Неаполе-то мы жили в самой распроанглийской гостинице. Ужасно стеснительно! Не люблю я этого. Выставка какая-то.

– Да и я не люблю, – отвечала Глафира Семеновна. – Только я не понимаю, отчего ты не надел черной визитки? Ведь уж по здешним лакеям на манер лордов можно было догадаться, что здесь за табльдотом парад.

– Ну ладно! Попа и в рогоже знают! – пробормотал муж.

– Здесь не знают, какой ты поп.

– По твоим бриллиантам могут догадаться, что мы не из прощелыг.

– Действительно, смотри, как смотрят на тебя, – заметила Глафира Семеновна.

– А вот я им сейчас такую рожу скорчу, что не поздоровится.

– Брось. Не делай этого.

– Ей-ей, сделаю, если очень уж надоедят.

Но к супругам подскочил обер-кельнер с таблетками и карандашом и предложил им столик с двумя кувертами, за который они и уселись.

– Какое вино будете вы пить, монсье? – спросил он Николая Ивановича, останавливаясь перед ним в вопросительной позе.

– Боже мой! Да здесь, оказывается, везде пьют вино! – воскликнула Глафира Семеновна. – А в Петербурге мне рассказывали, что у турок вино можно получить только по секрету, контрабандой, как в Валаамском монастыре.

– Пустое. Наврали нам. Столько здесь иностранцев, да чтобы они жили без вина!

– Лафит, «Марго», мускат-люнель, вен де пейи? – спрашивал обер-кельнер, дожидаясь ответа.

– Ну, вен де пейи, – ответил Николай Иванович и прибавил, обратившись к жене: – Попробуем местного турецкого вина. Видишь, у турок даже свое вино есть.

Но вот два поваренка, один из коих был негр в белоснежном одеянии, внесли в столовую большую кастрюлю с супом и поставили ее на нарочно приготовленный столик. Пришел полный усатый метрдотель в белом и принялся разливать суп в тарелки. Присутствующие стали размещаться за столами. Захлопали пробки, вытягиваемые из бутылок, зазвенели ложки о тарелки. Николай Иванович взял меню обеда и сосчитал кушанья.

– Девять блюд, – сказал он.

– И наверное я из них буду есть только три, – улыбнулась жена.

– Отчего? Боишься, чтобы лошадиным мясом не накормили? Здесь, матушка, кухня европейская.

– Да ведь ты знаешь мою осторожность. И при европейской кухне могут улитками и всякой другой дрянью накормить. Да и сыта я. Ведь я только что час назад бутерброды с сыром ела.

Подали по полтарелки супу, какого-то зелено-фисташкового цвета и с кнелью. Глафира Семеновна заглянула в меню, попробовала прочитать и сказала:

– Поди разбери,