Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг

кокетливо семенить ножками… Мы научились жонглировать веером, перебрасывать его через плечо, через ногу и, главное, усвоили все без исключения японские позы с веером, из которых была составлена целая скала жестов по номерам и зафиксирована по всей партитуре, точности в музыке. Таким образом, на каждый пассаж, такт, сильную ноту был определен свой жест, движение, действие с веером… Когда в больших ансамблевых сценах приводился в движение весь этот калейдоскоп и по воздуху летели по всей сцене огромные, средние и малые, красные, зеленые, желтые веера, — захватывало дух от этой эффектной театральности… Прибавьте к описанию спектакля красочные костюмы, из которых многие были подлинные японские, старинные латы самураев, знамена, подлинную японщину, оригинальную пластику, актерскую ловкость, жонглирование, акробатику, ритм, танцы, хорошенькие молодые лица барышень и юношей, азарт и темперамент, — и успех станет понятен.

Один лишь я был пятном в спектакле»,[36] — самокритически завершает свой рассказ исполнитель роли Нанки-Пу.

Превзойти успех своей «японской» вещи Гилберту и Салливану уже не удалось. Они написали немало оперетт вслед за «Микадо», премьеры имели хороший прием, но — триумфов не было. Стоило бы отметить, что в творчестве двух авторов некоторое время царила, скажем откровенно, странная тематика, даже стилистика. Такие произведения, как «Гвардейцы» или «Рудигор», лишены той пусть не слишком утонченной, но своеобразной веселости, которая отличала «Пинафор» и «Микадо». Налицо, скорее, мелодрама с пением, нечто приближающееся по эффектам к «черному роману» XVIII века в Англии, к «Удольфским тайнам» Анны Радклиф или к «Замку Отранто» Горация Уолпола.

В дальнейшем партнеры расстались, с избытком получив воздаяние за свое, несомненно, плодотворное творчество. Все же нельзя не заметить, что роль Гилберта и Салливана одними весьма преуменьшается (Янковский, Келлер), другими, конечно, в первую голову уроженцами Англии, чрезвычайно преувеличивается. В книгах Траубнеpa,[37] Ферса и других не только «Микадо», но и оперетте «Пинафор» отводится место в первой десятке мировых шедевров наряду с «Прекрасной Еленой», «Летучей мышью» и «Веселой вдовой».

Хотя «Микадо» нередко возобновляется и в наши дни (не только в Англии), но сравниться популярностью даже с «Корневильскими колоколами» эта оперетта не может. Часто обращаясь за помощью к опереттам Мельяка — Галеви — Оффенбаха, Гилберт и Салливан не взяли у них (а также у создателей венской школы) того особого, позволим себе сказать, философского обобщения, которое определяет и безудержную страстность «Орфея в аду» и пленительную радость жизни «Летучей мыши».

Они были остроумными авторами. Мелодии Салливана — в высоком смысле слова игривы, по-настоящему забавны. Создатель «Bab ballads», Гилберт славился умелым использованием в стихотворных текстах оперетт всего богатого наследия английской пародии и детской поэзии («абсурдные» песенки, «лимерики», стихи Льюиса Кэрролла в повестях об Алисе).

Но забавными представляются и некоторые автобиографические высказывания Гилберта. Так, в 1906 году, много лет позже своих успехов, он заявил, что «комические оперы, написанные им и Салливаном, главной целью имели борьбу с не весьма пристойными произведениями французской школы: Оффенбаха, Лекока, Одрана».[38] В заслугу себе и композитору Гилберт ставил главным образом то, что в их спектаклях не было двусмысленных выражений, мужчины не играли женских ролей, а женщины — мужских и туалеты актрис были вполне допустимы в самом чопорном английском доме.

Чтобы понять эти поистине курьезные оценки, надо вспомнить о времени триумфов английской оперетты. Это была так называемая «викторианская» эпоха. Девизом была «высокая нравственность», кумирами — Диккенс и Джордж Эллиот, в поэзии — воспевавший галантных рыцарей Круглого стола Альфред Теннисон. Именно поэтому популярность Оффенбаха в Англии в 60-х годах XIX века была весьма относительной. «Прекрасная Елена» и «Великая герцогиня Герольштейнская» имели успех только у избранных кругов общества, у тех, кто и сам наезжал в Париж (к примеру, принц Уэльский). Когда оперетты Лекока и Оффенбаха были сыграны уже не гастролерами, а в лондонских театрах, цензура запретила сцену Елены и Париса в начале второго акта (слишком эротично), Ореста и принца Поля действительно играли мужчины, критика обрушивалась на «фривольные» фабулы и диалоги. Все это было вопиющим лицемерием. За фасадом благопристойности царила мерзость и распущенность, каких нельзя было встретить даже во Франции.

В 80-х годах вся фальшь «викторианства» обнаружилась, считанные дни оставались до процесса Оскара Уайльда, до появления разоблачительных пьес Бернарда Шоу («Профессия миссис Уоррен», «Дома вдовца»).

Гилберт и Салливан «блюли нравственность» в туалетах актрис, в использовании травести. Иначе они и не могли, они сами были «викторианцами». Во всяком случае, им надо было угодить покровительствующей им королеве. Но добропорядочность английской оперетты была весьма сомнительной. В «Микадо» из императорского дворца сыпались указы один другого нелепее. (Точно такие же сумасбродные указы королевы в «Алисе» давным-давно ассоциируются с английскими обычаями.) Матрос Ральф осмелился полюбить дочь дворянина, капитана Коркорана («Пинафор»), и, что еще ужаснее, она отвечает ему взаимностью. Но выясняется, что Коркоран — не дворянин и Ральф — не простой матрос, их обоих спутали в колыбелях, все заканчивается в соответствии с этикетом. Не насмешка ли? В «Иоланте» феи пытаются общаться с благородными лордами, это — невозможно. Лорды, как и вся Палата, — обитель чванства и глупости. Повелитель Японии Микадо, появляясь на сцене, извещает о своих божественных качествах, наподобие императора Лилипутии.

Но Свифт явно метил в Англию. Как было с Гилбертом и Салливаном? Решительно каждому англичанину было известно, что королева Виктория — просто глупейшая толстая тетка (как ни странно, в наши дни ей пытаются отдать авторство «Алисы в стране чудес», поистине чудовищное по глупости «открытие»), что ее сын, — вероятно, самый распутный наследник трона за многие столетия. Но все шло по ритуалу, и даже на Купидоне, спускающемся с потолка в финале «Суда присяжных», — огромный судейский парик.

Носили ли английские актрисы платья до самого пола или нет, но мелодии Салливана не только игривы, они и — чисто оффенбаховское пританцовывание на «ящике мертвеца», как поется в пиратской песенке («Остров сокровищ» Стивенсона). Ничего не поделаешь — отрекался ли Гилберт от великого Жака или нет, а делал он со своим композитором такое же чисто «опереточное» дело. Несколько совпадений: узнав о приготовлениях к свадьбе Юм-Юм и Ко-Ко, Нанки-Пу решает, подобно Пикилло, покончить с собой. Название «Титипу» так и смахивает на оффенбаховский «Тюлипатан». Один из персонажей, комический Главный министр Всего-Чего-Угодно, не только носит странное имя Бух-Бах (Бум-Бум?), — его справедливо полагают полным подобием жреца Калхаса. Имя главного палача Ко-Ко гораздо ближе к Франции, чем к Японии.

Уроки англичан пригодились их заокеанским собратьям. Уже в конце XIX века Виктор Герберт в США стал явно подражать опереттам