Больше, чем любовь - Даниэла Стил

Дома он без конца затевал игры с младшими. Девчонкам он привез красивые куклы и платья; Тедди достались ходули и новенький велосипед, а Эдвине – шикарная пелерина из серебристого песца. Она, правда, понятия не имела, куда можно носить такую роскошную вещь, но вспомнила, что похожая была когда-то у мамы, и примерила. Из зеркала на нее смотрела настоящая светская львица. Джордж настоял, чтобы она вышла в ней к праздничному завтраку в рождественское утро. Щедрый он и добрый, а шалил как ребенок, расхаживая по дому на ходулях, а затем отправился на них же поздравлять с праздником соседей – через общую стену сада.

Письмо из Хавермура, от поверенного Элизабет, Эдвина получила уже после того, как Джордж отбыл обратно в Лос-Анджелес. В своем официальном послании он сообщал, что леди Хикам скончалась в конце октября, но вследствие трудностей с пересылкой почты он не имел возможности сообщить об этом ранее. Выразив свои соболезнования, поверенный добавил, что им предстоит уладить наследственные дела. Несомненно, ей было известно, что лорд Хикам оставил земли и поместье своему племяннику, наследнику титула, однако по понятным причинам его личное состояние перешло к супруге, и, согласно воле и завещанию последней, теперь все доставалось ее племянникам. Поверенный назвал и примерную сумму, что им оставила в наследство тетя Лиз. Эдвина была поражена. Этих денег не хватило бы на бриллиантовые тиары и «роллс-ройсы», но при разумной экономии на них можно было безбедно прожить до конца дней. Бог услышал ее молитвы: мальчики могли выучиться и сделать карьеру, а девочки – найти себе мужей, которые станут о них заботиться. Для Эдвины эти деньги означали финансовую независимость на всю жизнь: ей не грозит участь приживалки при братьях и сестрах. Перечитывая письмо, Эдвина возносила молчаливую благодарность тетке, которую едва знала и так и не успела полюбить. Тетя Лиз их спасла; это был ее прощальный подарок. В наследство они получали гораздо больше того, что Эдвина выручила от продажи газеты, тем более что эта сумма, после того как ее аккуратно поделили на пятерых и поместили на банковские счета, совсем не казалась внушительной. Это был очень щедрый подарок.

– Боже, благодарю тебя! – прошептала Эдвина, складывая исписанный лист бумаги.

В столовую вошла Алексис и, заметив в руках сестры письмо, встревожилась:

– Что-нибудь случилось?

Она привыкла от телеграмм и писем ждать только дурных новостей, но Эдвина покачала головой.

– Нет… и да… тетя Лиз умерла, но перед смертью сделала нам щедрый подарок, всем пятерым!

Ей предстояло еще продумать, как разумно распорядиться деньгами, ради себя и ради детей.

Но на Алекс известие о наследстве, казалось, не произвело никакого впечатления. Она скорбно посмотрела на Эдвину и спросила:

– А от чего она умерла? Ее тоже убили?

– Не знаю. – Эдвина еще раз пробежала написанное глазами, ей стало стыдно – смерть единственной сестры их матери ее ничуть не опечалила. Но тетя Лиз была такой нервной и несчастной, что ее визит никому не доставил радости. – Здесь об этом не говорится, но, думаю, от какой-нибудь болезни: возможно, от «испанки».

В тот год страшная эпидемия поразила многих – как в Европе, так и в Штатах. Эдвина попыталась представить себе последние дни тети Лиз и не смогла. Удивительно, что она совсем ненамного пережила дядю Руперта.

– Какая она молодец, что подумала о нас. Правда, Алексис? – Эдвина улыбнулась, и девочка кивнула.

– Мы теперь богатые? – Алексис села возле сестры. – И мы можем переехать к Джорджу?

Но Эдвина лишь натянуто улыбнулась.

– Не думаю, что он обрадуется. Зато мы можем сделать ремонт в доме, нанять кухарку и садовника.

Прошлым летом уволилась миссис Барнс, и Эдвине из экономии пришлось все делать самой – приходившая раз в неделю прислуга помогала только с уборкой.

Сестра беспокоила Эдвину, и не только потому, что та хотела в Голливуд. Сама она была вполне счастлива дома, но даже в сонном Сан-Франциско становилось все труднее уследить за Алексис. Ее буквально пожирали глазами мужчины, и тринадцатилетней Алексис это нравилось, вне всякого сомнения, так что у ее сестры были все основания для тревоги.

– Я бы лучше поехала к Джорджу, – равнодушно заметила Алексис, играя роскошными светлыми локонами, ниспадавшими на плечи.

Эдвина в который раз подумала, как красивы ее братья и сестры. Но ведь и родители их были очаровательной парой. Но Алексис выделялась среди всех, и при одной лишь мысли, что она попадет в Голливуд, Эдвина холодела. Меньше всего ей хотелось отпускать сестру туда. Не хватало еще, чтобы тамошние записные сердцееды увивались за сопливой девчонкой!

Спустя несколько дней позвонил Джордж, и когда она сообщила ему новости о тете Лиз и наследстве, он решил, что они должны приехать к нему и отметить это событие. Потом, опомнившись, смутился и стал извиняться:

– Прости, ради бога, за бестактность. Наверное, мне следовало выразить сожаление?

Он сказал это так искренне, что Эдвина рассмеялась. Ей нравилось, что он всегда открыт в своих чувствах. Когда Джорджу было хорошо, он смеялся сам и заставлял смеяться всех вокруг, – и плакать, когда горевал. Так просто он был устроен!

– Я тебя не осуждаю, – призналась Эдвина. – Мне бы следовало скорбеть, но мне лишь немножко грустно, потому что она была единственной маминой сестрой, а вот наследству я искренне рада. Теперь я точно знаю, что в старости мне не придется сидеть на углу улицы с кружкой для милостыни!

– Я бы этого не допустил, – рассмеялся Джордж. – Впрочем, если возьмешь меня в долю…

– Даже не мечтай!

Оба расхохотались. Брат опять повторил приглашение, и Эдвина неожиданно для самой себя согласилась. Договорились, что они приедут к нему во время пасхальных каникул.

Когда она повесила трубку, Тедди, глядя на нее круглыми как блюдца глазами, спросил, правда ли она собирается сидеть на углу с кружкой. Эдвина звонко рассмеялась.

– Конечно, нет! Это просто шутка.

Зато Алексис буквально запрыгала от радости:

– Значит, мы все-таки поедем в Голливуд проведать Джорджа?

Она стояла перед Эдвиной, прекрасная, как видение, и та задумалась, не совершает ли роковой ошибки. Но они так обрадовались! В конце концов, они еще дети. Что с того, если Алексис выглядит гораздо взрослее и мужчины не дают ей прохода? Значит, придется не спускать с нее глаз.

– Может быть. Если будете паиньками. Я сказала Джорджу, что мы, возможно, приедем на Пасху.

Все дружно завопили от восторга и принялись прыгать по комнате. Эдвина от души веселилась. Какие они все хорошие. А ей незачем сожалеть о своей жизни. Все так просто…

Из Англии пришло еще два письма. Поверенный предлагал Эдвине лично прибыть в Хавермур уладить дела, но она ответила, что это совершенно невозможно.

Просто ни за какие коврижки не ступит на палубу корабля. Ее бросало в дрожь при одной мысли, что придется плыть по морю.

Как всегда, в годовщину смерти родителей они заказали службу в церкви, а остаток дня посвятили воспоминаниям. Джордж, правда, не приехал: не смог вырваться, потому что как раз начались съемки. Алексис в подарок на день рождения он прислал оригинальный комплект: платье и жакет. Теперь они всегда отмечали ее день рождения первого апреля, потому что праздновать пятнадцатого, в день гибели родителей, когда затонул «Титаник», казалось им кощунством.

Эдвина в «Магнине» купила сестре «взрослое» платье из тафты небесно-голубого цвета, с изящным воротничком и накидкой, и она им чрезвычайно гордилась. Увидев Алексис в этом платье, Эдвина едва не вскрикнула от восхищения. Свои роскошные светлые волосы она зачесала назад, открыв чистый лоб, и стала похожа на ангела.

Спустя несколько дней, когда Уинфилды садились в поезд до Лос-Анджелеса, не всякий мог бы их узнать.

– Держись, Голливуд! Мы едем! – радостно завопил Тедди, когда поезд медленно отошел от вокзала Сан-Франциско.

Глава 25

Визит к Джорджу в Голливуд превзошел даже самые смелые ожидания Алексис. Джордж встретил их на вокзале на арендованном «кадиллаке» и отвез в недавно выстроенный отель «Беверли-Хиллз». Это был настоящий дворец, обитель роскоши, на самой вершине холма. Джордж уверял, что здесь останавливаются все кинозвезды, так что в любую минуту можно встретить кого угодно. И они действительно видели, как в отель прибыл Чарли Чаплин, которого привез шофер-японец. Фанни и Алексис глазели по сторонам, а Тедди аж рот открыл, глядя на роскошные автомобили, и вопил что было сил:

– Смотри, Эдвина, это же «штуц-беркет»! А вот «роллс-ройс», «киссель», «пирс-эрроу».

Тедди едва не свернул себе шею, а девочек, и даже Эдвину, больше волновали наряды. Она купила себе несколько новых платьев, когда