Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

Верить ли мне было своим глазам, любезный брат? Манон, гордая Манон хотела, показалось мне, опуститься передо мной на колени! Движение это промелькнуло как молния. Я удержал ее в своих объятиях, усадил на дерновую скамью и принял то положение, которое куда больше подобает мне, чем ей. Она обняла меня: — Ты любишь меня, — пролепетала она, — повторяй мне это без конца; тогда я, быть может, поверю, что так оно и есть... супруг мой... будь моим другом... другом нежным, снисходительным, прости мне ошибку... которая мне самой мерзка...

Тут мы услышали чьи-то шаги. Я встал и увидел отца д’Арраса; он направлялся к нам. Он приехал из Сенбри нарочно, чтобы повидать нас. Мы с Манон пошли ему навстречу. Казалось, он в восторге от того, что видит нас вместе. По-видимому, господин Парангон, проезжая мимо, сообщил ему под секретом о предстоящем нашем браке, ибо он дал нам несколько отличных наставлений относительно супружеского долга. То, как мы внимательно слушали его, показалось ему добрым предзнаменованием: он вскользь сделал мадемуазель Манон несколько очень тонких комплиментов; она мило покраснела и, чтобы скрыть от меня свое смущение, попросила сорвать прекрасный цветок, который еще цвел на некотором отдалении. Не знаю, о чем она просила доброго пастыря, но, возвращаясь с цветком, я услышал его слова: — Ни в коем случае делать этого нельзя. — Вероятно, он разрешил какое-то ее сомнение. Почти тотчас же Манон ушла, а добрый наставник отправился к вечерне, я же побежал к тетушке госпожи Парангон.

Я застал сестру и ее новую покровительницу тихо беседующими в гостиной, в другом углу сидела добрая госпожа Канон с Бертраном. Меня упрекнули, что я заставляю себя ждать. Я ответил, что к нам в сад зашел отец д’Аррас. Мой ответ был встречен благосклонно. — Итак, дорогой Эдмон, как же подвигаются дела? — спросила добрая госпожа Канон. — Подвигаются медленно, сударыня. — Не все сразу, дитя мое! Однако остерегайтесь штиля и туманов, — у каждого свои виды. Когда кошка нагадит, она засыпает грех землей. Воробей вьет гнездо в гнезде ласточки. Кукушка откладывает яйца в гнездо зеленушки. Льстит нам человек — значит обмануть собирается. Недоверие — мать благополучия. Поняли? — Отлично понял, сударыня. Все, что вы говорите — истинная правда, ведь все это поговорки. — Слушайтесь моей племянницы, она превосходная женщина. Понимаете? Слушайтесь ее... Что уж и говорить, восемнадцатилетний парень соглашается, чтобы его взнуздали! Занятно видеть, как женят ребенка! Но знайте: женщины — товар обманчивый. Нет жены — купил бы, есть жена — убил бы. Я была женщиной (в моем возрасте уже перестаешь быть женщиной) и знаю женщин, они обводят мужчин вокруг пальца! Ах, змеи подколодные! Я знала, да и сейчас еще знаю таких, что... — К счастью, госпожа Парангон и сестра, подойдя, прервали ее разглагольствования, а не то на меня снова обрушился бы целый поток поговорок. Оказывается, со времени приезда Юрсюли тайна моего брака уже перестала быть тайной, о нем много болтают, причем неодобрительно. Утешает меня лишь мысль, что сестра не знает о том, как скоро он должен совершиться. Но мне очень тяжело, что госпожа Парангон начинает замечать, что я от нее что-то скрываю. Эта мысль не дает мне покоя. А все-таки прежде чем на что-либо решиться, я дождусь возвращения господина Парангона.

Вот сколько новостей, любезный мой Пьерро, а ведь до конца еще порядочно. В дальнейшем предвижу немало дрязг. Но решение мое бесповоротно.

P. S. Юрсюль осталась у госпожи Канон — госпожа Парангон хочет, чтобы она жила там.

ПИСЬМО XXV

ОТ ПЬЕРРО К ЭДМОНУ

Хитрость господина Парангона

Из твоих писем я понял, что теперь больше не начинают письма как встарь словами: «В первых строках моего письма...» и т. п. Поэтому и я не буду их употреблять.

Едва я вернулся, любезный Эдмон, домой, проводив Юрсюль с Бертраном до вершины пригорка, как к нам пожаловал твой хозяин, добрейший господин Парангон; он приехал, чтобы уговорить наших родителей отправиться завтра же вместе с ним на твою помолвку с мадемуазель Манон. Будет одно только оглашение в воскресенье, а двух других вообще не будет, чтобы можно было обвенчаться во вторник на будущей неделе. Поэтому я, любезный братец, и посылаю тебе тайком от родителей это письмо с Жорже, чтобы ты их встретил на опушке леса. Батюшка будет верхом, а матушка в обычной повозке, ибо лошади, с которыми уехала Юрсюль в крытом экипаже, вернутся только вечером и им надо будет отдохнуть. Матушка, пожалуй, устанет, проехав четыре лье без остановки, но я позаботился о ней: скажу тебе по секрету, что я распорядился построить шалаш из ветвей орешника и граба и украсить его лозами с кистями винограда, которые я нарезал собственноручно. Шалаш устроен на опушке Прованшерского леса, в том самом месте, до которого я тебя проводил, когда ты отправлялся в город; с тех пор этот уголок всегда как-то умиляет меня, и мне там всегда становится и грустно и вместе с тем радостно. Завтра спозаранку я отправлю туда кое-что из провизии; люди, которые привезут ее, уедут по другой дороге, как только ты появишься, а ты сядь у входа в шалаш и, когда батюшка с матушкой и господин Парангон подъедут, ты сыграй на флейте ту песенку, что любит матушка. Они весьма удивятся, а я притворюсь, будто тоже очень удивлен, а им все это будет очень приятно и они среди этой унылой природы приятно подкрепятся. Об одном только сожалею, любезный братец, что мне не удастся быть свидетелем твоей свадьбы. В отсутствие батюшки дом будет на мне, надо следить за молодым вином и позаботиться о севе пшеницы; как ты сам знаешь, сейчас такая пора, когда каждый час на вес золота, упустишь погожий день, так его потом, пожалуй, и не нагонишь. Зато Мари-Жанна согласилась быть на твоей свадьбе вместо меня, и родители отпускают ее; раз меня там не будет, значит никаких сплетен на ее счет распускать не придется. Будут у тебя также все наши братья и сестры — те, что в состоянии совершить такое путешествие, но, кроме Кристины и Марианны, они отправятся лишь за двое суток до твоего торжественного дня; батюшка велел ехать Жорже