Море в поэзии Серебряного века - Коллектив авторов
Море в поэзии Серебряного века читать книгу онлайн
Почему поэты пишут стихи о море?!.
Потому что оно их волнует!
Заметьте: слово «волнует» вообще-то происходит от слова «волна». И первый человек, который, вспоминая или глядя на волны моря, произнёс «Я волнуюсь…», был настоящим поэтом! Он свои переживания (наверное, любовные) соотнёс с благодушными или бушующими морскими волнами.
Любопытная деталь: слово «волнуется» уже так соединилось с душевным состоянием людей, что и обыватель, и поэт, когда хочет показать «живую душу» моря, вполне может сказать, что море – это душа человека, оно так же волнуется, так же переживает и тоже способно на шторм… И получается в итоге такое «возвратное олицетворение», когда свойство моря перенесли на человека, а затем обратно.
Конечно же, всё это неспроста!
Опытные моряки вам скажут, что человек может находиться в трёх состояниях: быть живым, мёртвым и находящимся в море, то есть между жизнью и смертью (Николай Каланов. Афоризмы и цитаты о море и моряках. – М.: Моркнига, 2018).
И именно в состоянии «между жизнью и смертью» у поэта рождаются по-настоящему талантливые строки! Не может поэт не слагать стихи о море! А море бывает спокойным, почти неподвижным, или покрывается лёгкой рябью, а порою выглядит игривым, манящим белыми барашками! Но море может быть и штормящим, а то и ураганным!!!
…Серебряный век русской поэзии охватывает период конца XIX – начала XX века, когда Россия, проснувшись от декадентской спячки, прошла через две войны (Японскую и Первую мировую) и три революции (1905-го, Февральскую и Октябрьскую), а затем её накрыло ураганом Гражданской войны.
Так и получилось, что поэты Серебряного века в своих стихах плыли от тихой поэзии благостных лет Имперского величия к штормовым революционным строкам.
Предвестниками (а многие литературоведы считают, что первыми поэтами Серебряного века) были Фёдор Тютчев и Афанасий Фет.
Хромая медленно, над морем ночь везут —
Сегодня я к тебе пришел, Русалка.
Я снова здесь, за бугорком внизу.
В уснувший берег брызги дерзко бьются,
С раскатным воплем разсыпая стон —
Смеются волны, бешено смеются
И лижут яростно крутой прибрежный склон.
В гранитном береге узорятся нарезы,
А в небе темна осенняя лазурь —
О волны хищные морские аролезы,
Вампиры жадные, рабы косматых бурь.
Так жутко скалите вы пенистые зубы,
Трепещет в страсти онемелый рот,
Захлебываясь льнут на берег ваши губы,
В гранит ударятся,
Отхлынут вновь,
И вот —
Осколков сколько в перезвонном треске,
Грохочет море кандалами слов,
Взлетают в синь на перебое всплески —
Бросает их гигантское весло.
Звончей, звончей, литавров ляски,
Проклятьем медным звончей звончей,
– А так недавно здесь я был обласкан
Подводной ласкою твоей.
Здесь был затон, здесь пьяно пахло илом,
Играл песок и шелестел, как шелк —
Ты так звала меня в последний раз,
Манила,
Ты называла милый,
Милый,
А я не шел.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ночь на лиловом в пятнах катафалке
Слепые лошади хромая провезли.
Вчера к тебе я приходил, Русалка,
Свою осеннюю печаль излить.
Лещинский Оскар Моисеевич
(1892–1919)
Поэт, декадент. В 1914 году в Париже вышла книга его стихов «Серебряный пепел». Лейтмотивом в ней проходит тоска по Родине, по России, ощущение будущих перемен. С 1910 года профессиональный революционер. Погиб в 1919 году, организовывая восстание на Северном Кавказе. Он так и не успел издать подготовленную к печати книгу о французской живописи «От импрессионизма до наших дней».
По каналам бледно-алым…
(Венеция)
По каналам
Бледно-алым
Я движением усталым
Направляю лодку в море
К лиловатым островам…
Замок Дожей
Непохожий
На дворцы, что знал прохожий,
Промелькнул подобный тонким
И воздушным кружевам.
Желто-синий
Город линий —
Храм Джиовани Беллини,
Храм великого Беллини
Серебристого творца.
По каналам
Бледно-алым
Я с желанием усталым,
Наслаждаясь ровным бегом,
Плыл и плыл бы без конца.
1914
Лившиц Бенедикт Константинович
(1886–1938)
Творчество Лившица – это предельно насыщенные метафорой стихотворения изысканной формы, имитирующие стиль французских символистов. В текстах 1913–1916 годов важную роль играет образ Петербурга. В цикле «Болотная медуза» в сложном историософском контексте представлены различные архитектурные и природные памятники города на Неве.
И вот умолк повествователь жалкий…
И вот умолк повествователь жалкий.
Прародины последняя зоря,
Не догорев, погасла в орихалке…
Беспамятство. Саргасские моря.
Летейский сон. Летейская свобода.
Над памятью проносятся суда.
Да в простодушном счете морехода
Двух-трех узлов не хватит иногда.
Да вот еще… Когда, смежая очи,
Я Саломее говорю: пляши!—
В морях веков, в морях единой ночи
Ты оживаешь, водоросль души.
О танцовщица! Древняя русалка,
Опознаю сквозь обморок стиха
В твоих запястьях отблеск орихалка
И в имени – все три подводных «а».
А по утрам, когда уже тритона
Скрываются под влагой плавники.
Мне в рукописи прерванной Платона
Недостает всего одной строки.
Лозина-Лозинский Алексей Константинович
(1886–1916)
Поэт, прозаик, переводчик, драматург, критик. Поэт «без групп», запомнившийся современникам «не столько стихами, сколько обликом и смертью», который был прочно забыт потомками. Свой оригинальный стиль с мрачноваторазвязной бравадой он выработал лишь в последние годы своей недолгой жизни.
Хлесткий ветер совсем раздразнил океан…
Хлесткий ветер совсем раздразнил океан;
Он зловеще темнел, он сердито рычал,
К самой ночи взбесился, завыл ураган,
Вал за валом по морю погнал.
Как фаланга в шеломах из пены, волна
Шла на штурм, говоря, к берегам,
И, ныряя из тучи, внезапно луна
Рассыпалась по пенным верхам.
Все не спят в деревушке, в домах рыбаков,
Не заставить заснуть детвору:
Не приметят сегодня, поди, маяков
Рыбаки, что ушли поутру.
И рыбачка оставила ткацкий станок,
На скале она ждет без конца…
Ветер с худеньких плеч хочет сдернуть платок,
Только слезы срывает с лица.
И бежит, колыхаяся, пенистый ряд
С торжествующим ревом к ногам;
Вот удар исступленный, и брызги летят,
Слезы моря навстречу слезам.
Но бесстрашно вперед шел на смену ему
Новый злобный и бешеный вал,
Нес зеленую, плотную к камням волну
И с размаху ее расшибал.
И остатки волны, и крутясь, и шипя,
Подымая у берега муть,
Уходили, опять приходили, кипя,
Бить угрюмо молчавшую грудь.
Эй, рыбачка, не плачь, вверь судьбу твою мне,
Я на память платок твой возьму,
Твой любезный ушел на дырявой ладье,
Я на яхте
