Странно и наоборот. Русская таинственная проза первой половины XIX века - Виталий Тимофеевич Бабенко

А вот почему. Было в старом русском языке слово «оник» – уменьшительное от «он», как называлась буква «о» в старой русской азбуке. Буква «он» обозначала также и «ноль». Поэтому «оник» – это еще и «нолик», «кружочек». Не зря обучение правописанию именовалось «писать палки и оники». Кто не верит – пожалуйста, вот свидетельство Афанасия Афанасьевича Фета из его книги «Ранние годы моей жизни» (1891): «Писать я тогда не умел, так как отец весьма серьезно смотрел на искусство чистописания и требовал, чтобы к нему прибегали хотя и поздно, но по всем правилам под руководством мастера выписывать палки и оники».

Предвижу вопрос очень дотошного читателя: а знаю ли я об исследовании выражения «с оника», проведенном великим и непререкаемым Сергеем Ивановичем Ожеговым? Отвечу: ну конечно же знаю. Заметка С.И. Ожегова «С ОНИКА» была опубликована в первом выпуске сборника «Вопросы культуры речи» (М.: Издательство Академии наук СССР, 1955. – С. 238–239), а затем вошла в книгу С.И. Ожегова «Лексикология. Лексикография. Культура речи» (М.: Высшая школа, 1974. – С. 153–154).

Осмелюсь поспорить с замечательным лингвистом и лексикографом (конечно, грешно вести заочный спор с человеком, которого уже более полувека нет в живых, но что поделаешь…).

Сергей Иванович Ожегов, отвечая на вопрос о «переводе» выражения «с оника», встретившегося у И.С. Тургенева в «Дворянском гнезде», говорит следующее: «В начале XIX в. в терминологии некоторых азартных карточных игр (например, в игре фараон) слово соника, заимствованное из французского языка (sonica), употреблялось в качестве наречия в значении “с первой же ставки”, “с первого раскрытия”, “сразу” или “с первой же ставки три раза подряд”». В дальнейшем «мода на фараон прошла», но слово «соника» сохранилось в переносном значении – «тотчас, сразу». А затем «переносное значение вкладывается в типичную для русского языка форму наречия, образовавшегося из сочетания предлога с (начинательного значения) с непонятным существительным оник. Отсюда и раздельное написание, которое, возможно, опиралось на то, что в литературной речи XIX в. еще было известно слово оник, уменьшительное от он – старинного названия буквы о».

Все вроде правильно, но… Обратим внимание на оборот «а затем». Что значит «а затем»? То есть в дальнейшем, в XIX веке? Да полноте! Есть немало аргументов против этого «а затем». Один из таких аргументов называется «Трутень». Да-да, тот самый знаменитый еженедельный сатирический журнал, который в 1769–1770 годах издавался в Санкт-Петербурге славным журналистом и издателем – и великолепным сатириком – Николаем Ивановичем Новиковым. В 1769 году на страницах еженедельника не раз появлялось выражение «с оника» – именно так, раздельно, оно и писалось. И хотя имело отношение к карточной игре, обозначало это «с оника» именно: «сразу, тотчас». Задолго до того, как французское слово sonica вошло в русский картежный обиход. И за 90 лет до публикации романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо». Выглядело это, например, так: «Осердясь еще более на свое несчастье, поставил меня на карту в половинной цене, и проиграл с оника» (Трутень. Еженедельное издание на 1769 год. Лист X, 30 июня, 1769. – С. 79).

1769 год… Надо же! Пока французские составители словарей чесали в затылках, гадая, откуда у них взялась sonica «неизвестного происхождения», русский сатирический журнал спокойно употреблял «с оника», не вдаваясь ни в какие объяснения, потому что прекрасно понимал: читателям этот оборот хорошо известен. Откуда же?

Вернемся к «оникам». Если принять эти «оники-нулики» во внимание, то не могло ли выражение «с оника» издавна обозначать «с нуля», «с места в карьер», «сразу», «мгновенно»? Вполне могло.

Тогда еще один вопрос – последний: а не могло ли старое русское «с оника» войти во французский язык, а потом уже вернуться к нам в виде карточного термина sonica? Мой простодушный ответ: а чем плохо? Во всяком случае, эта версия куда интереснее, чем французское уклончивое «происхождение неизвестно».

Он решился… – На этом месте рукопись обрывается.

Николай Александрович Мельгунов

Кто же он?

Софья окончила уже свою nocturne… – Да, слово «ноктюрн» употреблялось в ту эпоху в женском роде, несмотря на то что во французском языке, откуда это слово было заимствовано, nocturne – мужского рода. Сейчас, наверное, забавно видеть многие формы слов, вполне употребимые в том русском языке. Слово «фарс» было женского рода и писалось как «фарса». Слово «постель» имело непривычный нам вид: «постеля». Слово «кресло» употреблялось и в единственном, и во множественном числе, хотя под «креслами» порой подразумевалось одно-единственное «кресло» (такие «кресла» в этой книге встречаются). А слово «навернуться» никоим образом не означало «упасть» (это современный сленг, в XIX веке сленг был другой); под «навернуться» имелось в виду «встретиться», «прийти (в гости)». И так далее. Примеров может быть очень много. Таков уж наш язык – великий и могучий, разумеется, но при этом текучий, изменчивый…

Вильгельм Карлович Кюхельбекер

Земля Безглавцев

Тогда праздновали крестины дюка Бордосского. – «Бордо был одним из тех французских портовых городов, которые были крайне недовольны запрещением Наполеона вести торговые, почтовые и др. сношения с Англией (так называемая “континентальная система” Наполеона), и поэтому по возвращении Бурбонов одними из первых их признали. Людовик XVIII даровал сыну герцога Беррийского, последнему представителю старшей линии Бурбонов, впоследствии графу Шамбору (1820–1883 гг.), титул дюка, т. е. герцога Бордосского, когда он был еще в колыбели, отсюда и упоминание Кюхельбекером крестин». Этот комментарий взят в кавычки, потому что он принадлежит перу Виктора Мирославовича Гуминского (р. 1949), профессора, доктора филологических наук, главного научного сотрудника Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН, составителя книги «Взгляд сквозь столетия. Русская фантастика XVIII и первой половины XIX века» (М.: Молодая гвардия, 1977) и автора комментариев, в ней помещенных. Вместе с тем сам текст рассказа В.К. Кюхельбекера печатается здесь по первой публикации этого произведения – в альманахе «Мнемозина» (Мнемозина, собрание сочинений в стихах и прозе, издаваемая кн. В. Одоевским и В. Кюхельбекером. Часть II. – М.: В Типографии Московского Императорского Театра, 1824. – С. 143–151).

…«по смерти буду бурей, с конца земли пронесусь в конец земли; душа моя обретет язык в завываниях, найдет тело в океанах воздуха! или нет, буду звездой вовек восходящей: ни время, ни пространство не удержит меня; воспарю, и не будет пределов моему парению!» – Откуда эта цитата? Нет ответа. В. Кюхельбекер, опубликовавший «Землю Безглавцев» в альманахе «Мнемозина», не счел нужным пояснить свое заимствование. Ну что же, тогда и здесь объяснения не будет.

Евгений Павлович Гребёнка