Разные годы жизни - Ингрида Николаевна Соколова

не скрывает своей симпатии к заведующему отделением и пользуется любой возможностью, чтобы угостить его кофе с пирожным, резко изменила к нему свое отношение: вот уже который день Вайрог на кофе не приглашается. Тому Вайрогу, который решительно покончил с прошлым, безразлично, о чем шепчутся женщины его отделения. Но прежний Вайрог никак не может расстаться с привычной маской аскета. Он притворяется, что Ильзе Лапиня лишь одна из многих оперированных, говорит о ней скучным, равнодушным тоном, пробирается к ней кружными путями, а во время обхода даже не улыбнется. Ильзе не исключение, как бы говорит заведующий отделением, он и любую другую пациентку поместил бы у себя в кабинете. Бывали же и раньше такие случаи.

Лапиня, как бы извиняясь, говорит врачу:

— Я к вам ненадолго, спешу выписаться.

Под вечер Вайрог ее спрашивает:

— Куда это вы так спешите?

Спрашивает с ранее не известной ему подозрительностью, которая, наверно, именуется ревностью.

— С одним моим воспитанником неладно. Сразу же после выпуска женился. И так же быстро семья разваливается. У жены странные взгляды: в современной семье, дескать, надо жить врозь, пусть у каждого своя компания, и не надо отчитываться, где и с кем был, что делал...

— Это взгляды потаскух, — резко вставляет Вайрог. — И они не сегодня родились. Похожее слышал ровно четверть века тому назад.

И затевается беседа. Они говорят, говорят и не могут наговориться. Один высказывает мысль, а другой, будто давно с ней породнившись, отлично ее зная, продолжает, приходит к выводу, который удивительно у обоих совпадает. Создается впечатление, что не у двух разных людей эта мысль родилась, а у одного неделимого. И так происходит в первый день, и во второй, и в третий тоже.

Ояр Вайрог зачастил в свой кабинет, как никогда ранее. Он придумывает причины, чтобы туда завернуть и лишний раз встретиться с ожидающими глазами Ильзе. А выйдя из кабинета, так же всматривается в глаза своих коллег, ища в них иронию, осуждение и еще бог знает что. Однажды, после очередной — очень тяжелой — операции, он вдруг обнаруживает, что самым постыдным образом ошибался в своих товарищах: для женского персонала он не только потенциальный спутник жизни и все еще очень видный мужчина, но, главное, мастер своего дела, талантливый учитель и чуткий начальник, который сам умеет работать и требует того же от своих подчиненных. Да и мужчины отделения вовсе не завидуют его славе «красивого доктора», нет, совсем нет — они ведь тоже не обойдены вниманием женщин. Померещилось ему или он на самом деле, проходя мимо ординаторской, видел, как крошка Ритупе угощала кофе Арнима?

Вайрог заставляет Ильзе ходить и заниматься гимнастикой.

— Пора выпрямляться!

— Такой старушке, как я, это уже неважно, — отшучивается она.

— А может, очень даже важно. — У Вайрога таинственное лицо, и голос его странно вибрирует. — Я собираюсь вас скоро выписать. Дом есть дом.

— Если это дом теплый, обжитой. А если... пустой?

О, она с величайшей радостью покинет отделение. На дворе май, пора цветения. Канун экзаменов. Без классного руководителя ее мальчишки и девчонки как стадо без пастуха.

Еще через пару дней Ояр Вайрог видит Ильзе в коридоре. Она уже в туфлях и в темно-синей макси-юбке, которая на добрый вершок выглядывает из-под стираного-перестираного больничного халата, потерявшего свой первозданный цвет. Как она старается ходить прямо! Молодец! И улыбается уже издали: «Могу, могу, могу!» Ее очень светлые волосы лежат волнами, подчеркивая белизну красивой шеи. Как же он всего этого не замечал раньше? Да, лежа человек выглядит совсем другим: волосы сваляются, больничная рубаха не подчеркивает женских форм. Не спуская глаз, смотрит он, как приближается к нему Ильзе. А что, если сейчас вот развести руки и она попадет прямо в его объятия? Он быстро оглядывается: не видит ли кто-нибудь, как он стремится навстречу этой женщине, готов броситься к ней и все-таки стоит как вкопанный и руки не разводит и думает о старой клятве: «Никого никогда не полюблю»... Ведь весь белый свет, в том числе и его отделение, знает, что он свою клятву сдержал. Ильзе также...

Он слышит крик и шум падения, видит, что она лежит на полу с перекошенным от боли лицом. И он забывает весь мир и слова своей клятвы и опускается на пол рядом с Ильзе. И гладит ее волосы, и отыскивает причину боли — растяжение сухожилия.

— Судьба, — плачет она, пока Вайрог эластичным бинтом делает ей перевязку. — Коллега обещала заехать за мной под вечер. Что делать?

Она трогательно беспомощна, и Вайрог не сомневается, что именно он обязан доставить Ильзе домой.

«Судьба», — мысленно повторяет Вайрог. У него появилась причина, да где там — полное право и даже долг навещать Ильзе и заботиться о ней. Он умеет делать покупки, знает, где расположены гастрономы и булочные. Разве миссия врача кончается у ворот больницы? Вовсе нет!

Учительница Лапиня живет на четвертом этаже, и лестница в этом старом доме крутая и ветхая. Держась за плечо доктора, она прыгает со ступеньки на ступеньку. Продвигаются они очень медленно, но даже такое передвижение ей вредно.

Доктор Вайрог молча хватает ее, как ребенка, в охапку. Прижать бы эту ношу к груди, и легче было бы подниматься. Он держит женщину на вытянутых руках, боясь ее тепла. Совсем рядом и легкое дыхание, и влажные ресницы, и глаза с застывшим в них вопросом. И нежная, эластичная кожа, и тепло...

«Теперь я должен ей все сказать, — лихорадочно размышляет Вайрог. — Нет, лучше в другой раз... Или, может, все-таки сейчас?»

Но он не успевает и рта раскрыть. С неожиданной ловкостью Ильзе выскальзывает из его рук, чуть ли не выпадает из них, как младенец из колыбели. Он пугается: как он неловок!

— Не надо меня нести, — твердо произносит женщина. — Я не хочу и никогда не захочу, чтобы меня несли...

...Ему нравится порядок в комнате Ильзе. Хирурги не терпят разбросанных вещей. А тут не к чему придраться, все просто и удобно. Тут вещи служат человеку, а не наоборот, из всех углов исходит покой, уют и... видимо, даже красота. «Я хотел бы здесь жить», — признается себе Вайрог.