Похвала добродетели - Эльдар Бертович Гуртуев

если не считать, что лицо Хасана покрылось загаром высокогорья, она, охая и ахая, стала тащить на стол все, что было съедобного в этом доме.

— Ты, мать, так суетиться, словно он целый месяц сидел в погребе без пищи и воды, — заметил отец.

— Что ты, папа, он же еще продолжает расти, — умильным тоном сказала Света, которая открыто любовалась младшим братом.

— Если верить слухам, ты делаешь там успехи, — сказал брат Магомет.

— «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой...» — ухмыльнулся Хасан, хватая ногу только что сваренного индюка.

— Слух слуху-то рознь. Дай бог, приятный слух, — добродушно пошутил отец, рассматривая пустую тарелку.

— Э, да я забыл самое главное! — Хасан бросился к своему чемодану. — Дорогой глава семейства! — обратился он к отцу. — Учитывая твое великое терпение и в ознаменование выдающихся заслуг по воспитанию молодого поколения в моем лице, награждаю наручными часами, купленными на собственные заработанные деньги. Смею сразу заметить, что часы отнюдь не из дешевых. Вот так.

Отец усмехнулся, покачал головой, оглядел присутствующих и принял подарок.

Получили свои презенты и брат с сестрой.

— Ну, а маме — вот это. Пусть она и далее остается молодой и красивой. — Хасан накинул ей на плечи яркую шаль, и мать совсем растерялась. Уголком этой шали она прикрыла рот и слегка всплакнула. А Хасан с чувством исполненного долга степенно и церемонно сел на свой стул и снова взялся за индюшачью ногу.

— Мама, мне кажется, твой сын там скоро разбогатеет, — глупо и неуместно хихикнула Света. — Скажи, Хасанчик, сколько ты получаешь?

— Во-первых, я давно не Хасанчик. Никаких тебе «чик». Во-вторых, зарабатываю больше, чем все медики этого дома, вместе взятые.

— Вот здорово! — льстиво восхитилась Света. — Я знала, что в тебе есть доброе и умное начало.

Хасан только сейчас в полной мере почувствовал, как он любит обитателей этого дома и как мечтает сделать для них такое, чтобы весь Состар говорил: «А младший-то из Дадашевых того, видный человек, солидный по всем статьям».

Когда первые радости поутихли, отец Хасана сказал:

— Ты приехал кстати. Узеир заболел и вчера просил, чтобы к нему доставили самого младшего из рода Дадашевых. Чтобы ты, значит, навестил его в последнюю минуту. Мы его и так, и эдак уговаривали: дескать, жить тебе еще и жить. А он все свое. Хасана хочу перед смертью увидеть. Мы уже собрались тебя вызвать, а ты сам приехал.

— Что же это с ним, отец, с твоим дядей?

— Постарел наш патриарх. И сильно сдал. Дело, говорят, безнадежное. Ни разу в жизни не болел, и вот на тебе. Мы-то думали, что до сотни шутя-играя доберется. Два годика до сотни осталось.

— Я сейчас же пойду, — заторопился Хасан. — Сейчас же.

Узеир Дадашев был не просто долгожителем. Он был самой, бесспорно, колоритной личностью в поселке. В дореволюционной молодости своей — отпетый конокрад и возмутитель спокойствия, Узеир часто бывал на грани гибели из-за своих сомнительных и весьма рискованных предприятий. Кроме кражи лошадей у богатых коннозаводчиков, были и умыкание, по найму, невест, и посредничество между спекулянтами всего Северного Кавказа, и контрабанда. Неизвестно, каким образом это ему удавалось, но Узеир вполне сносно освоил русский, кабардинский и грузинский языки. Куда бы Узеир ни ездил, где бы ни скитался, но на курман-байрам приезжал в родной Состар. Являлся вооруженным до зубов и на коне, которому могли позавидовать самые именитые князья. Бедняков Узеир не обижал. Более того, имел слабость к сиротам-батракам. Услышит, что мальчишку-работника обижает кто-то из богатеев, — избивал обидчика публично, обещал в следующий раз и вовсе убить. Обиженному он совал золотой червонец и уезжал.

Родные братья Узеира недолюбливали, хотя и боялись ему об этом говорить. Дело в том, что за проделки старшего брата отвечать частенько приходилось ни в чем не повинным младшим.

Пришла Советская власть. Но замашки Узеира не вдруг изменились. По привычке он еще продолжал свои прежние занятия. Зато когда с князьями вопрос, как говорится, был решен, Узеир скоро понял, что новая власть сделала его «профессию» бессмысленной. Ведь бедняков он никогда не грабил. К тому же председатель сельского ревкома недвусмысленно намекнул Узеиру, что и новая власть может отправить его туда, где круглый год морозы такие, что собственный нос отвалится, если попытаешься высморкаться.

Такая перспектива Узеира, конечно, не устраивала, и он решил приспособиться к новой жизни. Нелегко было ему честно трудиться, как родные братья. И тогда его женили на волевой и упрямой вдовушке Кермахан.

Родился сын, потом и другой. И в характере Узеира произошли странные изменения. Он стал до того хозяйственным и экономным, что братья просто не узнавали его. Узеир рубил дрова и тут же аккуратно собирал щепу. Увидит на дороге ржавый гвоздь или обломок подковы — в карман. Впрочем, Кермахан это даже нравилось. Узеир не курил, как и прежде, и вовсе перестал пить, хотя здоровье имел — дай бог каждому. Это тоже нравилось его любезной супруге. Хотя и не совсем нравилось многим мужчинам-горцам. Мужчина-скряга — это, знаете, явление горах не частое и весьма не похвальное.

Трудился Узеир упорно. Часто удостаивался похвалы колхозного начальства. Каждую грамоту с любовью вешал на стенку.

Но вот началась война. Отправил Узеир своего старшего на фронт и сильно загрустил. Он был из тех горцев, что любили сыновей самой тайной и самой крепкой любовью.

Пришли немцы. Некогда шумный Состар погрузился во мрак. Люди — старики и женщины, дети малые и подростки — бедствовали. Но Узеир где-то раздобыл тощую кургузую лошаденку и стал возить в Нальчик дрова. Выручка не ахти. Но жить можно было. Никто ему не мешал. Даже немцы не позарились на жалкую старикову кобылу.

Но возмутил немцев другой случай.

Едет Узеир из Нальчика и видит — вдоль дороги сквозь кусты и деревья тянется какой-то диковинный провод с резиновой кожурой. Перерезал Узеир эту находку, сел и поехал на своей арбе, аккуратно сматывая провод на рукоять камчи. Едет и радуется. Скоро он подъехал к Состару и полюбовался на тяжеловесный моток. Вот и жена порадуется! Белье сушить на таком проводе — одно удовольствие.

Узеир еще не успел обдумать, где еще, кроме этого, применить добро, как впереди появился мотоцикл с двумя солдатами. Они заметили нехитрое, но весьма дерзкое занятие старика, пригнали Узеира в село и стали