Ордена Ивана Воробьева - Роман Валерьевич Злотников

потом оторваться от полутора сотен хорошо вооруженных гитлеровцев, Воробьев не представлял. И потому решил двигаться дальше.

К рассвету остановились на дневку в лесочке километрах в трех за передним краем. Недалеко виднелась небольшая деревенька. Снега насыпало столько, что нижние ветки елей пригнулись к земле и вмерзли в наст, образовав странные, почти сказочные шатры. Бойцы прорыли ходы и забрались под кроны. В такой близости от противника огонь не разведешь, поэтому хлеб и тушенку отогревали, засунув банки под ватники.

День тянулся отчаянно долго. Казалось, что природа сыграла какую-то странную шутку и сделала его длиннее ночи. Наконец солнце скрылось за кронами и стало быстро темнеть.

Разведгруппа начала выдвижение. Воробьев решил подобраться к крайним домам деревни и узнать, где немцы. Когда до околицы оставалось около сотни шагов, от двигавшейся впереди группы поиска пришел сигнал опасности. Командир пополз вперед.

— Товарищ младший лейтенант, там что-то непонятное на околице. Пятно какое-то необычное, издали не разберешь.

Первый закон разведки: непонятное — опасно, необычное — смертельно. Иван подтянул автомат, положил на него обе рукавицы, уперся в них подбородком и напряг зрение, но как ни старался, разглядеть преграду не сумел. Он выслал вперед пару разведчиков. Когда они вернулись, на ребят было страшно смотреть.

— Командир, там… ребенок. Грудничок… Животиком на забор насажен. Давно. Заледенел весь.

Когда люди немного успокоились, Воробьев приказал двоим тихонько подобраться к крайнему дому и расспросить хозяев.

Разведчики вернулись через полчаса. Сибиряка-сержанта, старшего дозора, когда он пересказывал услышанное от жителей, трясло. Фашисты приехали в деревню позавчера утром. Солдаты пошли по домам с приказом всем жителям деревни от двенадцати до шестидесяти лет прибыть на околицу с лопатами для рытья окопов. Одна молодая женщина, недавно родившая, подошла к офицеру, держа на руках завернутого в одеяло младенца, и попросила оставить ее дома. Гитлеровец молча выслушал молодую мать, а затем внезапно шагнул вперед и, выхватив ребенка, с размаху насадил его животиком на заборный кол. Мать страшно закричала и бросилась на убийцу. Стоящий рядом автоматчик застрелил ее.

— Так будет со всяким, кто откажется работать, — перевели крестьянам слова офицера.

Убирать труп матери и ребенка запретили.

Разведчики молчали. Сержант, держа самокрутку дрожащими пальцами, прикурил и добавил:

— А немцев в деревне сейчас нет, командир.

Группа двинулась дальше.

Перед рассветом вышли к наезженной дороге. Здесь, отдохнув, и устроили засаду.

Время от времени мимо проезжали грузовики, протащился гужевой обоз. Но все это было не то. Наконец, уже на закате, у поворота показалась куцая колонна из пары мотоциклистов, легковой машины и штабного автобуса. Группы захвата и прикрытия подтянулись поближе. Когда колонна поравнялась с засадой, Иван бросил под колеса автобуса противотанковую гранату. Взрыв! Зло ударили автоматы разведчиков. Потерявшие управление мотоциклы скатились в кюветы. Иван швырнул в окно повалившегося автобуса имитационную гранату и бросился вперед вместе с группой захвата. Вновь заработали ППД. Иван упал в снег и остервенело закричал:

— Не стрелять, мать вашу… не стрелять!

Но было уже поздно. Расстрелянные фашисты сползали с сидений.

Иван расстроенно сел на снег.

— Что ж вы, ребята?..

Кто-то глухо произнес:

— Прости, командир, не удержались.

Делать было нечего. Разведчики быстро обыскали убитых, забрали документы, набили два вещмешка штабными бумагами и двинулись обратно.

На следующее утро группа залегла у той же деревни. Все целы и невредимы, но настроение было подавленным. Боевая задача не выполнена. Кончались продукты. Да и немцы зашевелились. По еще не так давно сонным и заснеженным лесным дорогам носились мотоциклисты и раскатывали грузовики, набитые солдатами. Надо было срочно что-то делать. К вечеру Воробьева осенило.

На закате он собрал разведгруппу. После краткого инструктажа лица бойцов посветлели.

— Вот это дело, командир.

Они двинулись, когда появились звезды на небе. Спустя час вышли к месту своего перехода через линию фронта. После наблюдения стало ясно, что любители пострелять из пулеметов не вылезая из теплых землянок не изменили своим привычкам. И Иван дал команду действовать.

Бойцы бесшумно забрались на накат. Для больших труб приготовили по противотанковой гранате, для маленьких — по связке из четырех лимонок.

Командир с группой захвата подобрался к офицерской землянке. Повинуясь короткому жесту, вперед метнулись две хищные тени, и спустя мгновение впереди раздался еле слышный всхлип, а фигура часового, поддерживаемая сильными руками, плавно и без единого звука осела на землю. Трое разведчиков сгрудились у входа. Командир глубоко вдохнул и, распахнув дверь ударом ноги, ворвался внутрь.

В землянке горела керосиновая лампа. Прямо перед входом, за тяжелым дубовым столом сидел офицер. Он спал, положив голову на сцепленные руки. В углу дремал телефонист с примотанной бинтом к голове телефонной трубкой.

Застучали ППД. Телефонист в углу дернулся и сполз по стене. Иван одним прыжком подскочил к столу и, схватив офицера за грудки, потянул на себя. Но тут обмерзшие за несколько суток валенки заскользили по полу, и младший лейтенант почувствовал, что его затягивает под стол.

— Ах, мать твою!.. — Он поднатужился и, наподдав коленом столешницу, перекинул через себя фашиста вместе со столом.

Офицер рухнул, потеряв сознание. В этот момент раздалось несколько приглушенных взрывов. Это означало, что почти полторы сотни захватчиков закончили свой путь по русской земле. Чугунные печки сыграли роль огромных гранатных рубашек, превратив все, что находилось в землянках — нары, солдат, их оружие — буквально в ошметки.

Спустя несколько дней, когда наши войска уже перешли в наступление, в батальон прибыл корреспондент фронтовой газеты, чтобы написать о состоявшемся поиске. Для такого случая со сборного пункта для военнопленных даже привезли того самого гауптмана. Корреспондент облазил опустевшие позиции немцев, к тому времени оставшиеся в тылу наступавших войск, даже отодрал приколоченные крест-накрест доски от дверей одной из землянок. Но в нос ударил такой густой трупный запах, что заглянуть внутрь никто не решился. Похоже, немцы даже не стали выносить останки погибших. А потом попросил младшего лейтенанта для фотографии вновь перекинуть через себя офицера. Хотя бы без стола. Разведчики ему все уши прожужжали о том, как немец летел под потолком землянки, будто ласточка. Иван смущенно усмехнулся, потом подошел к гауптману, схватил его за грудки и… отступил.

— Не, не могу. Больно тяжел.

Корреспондент опешил.

— Но ведь вы же его уже… того.

— Так это тогда. А сейчас не могу.

Пришлось газете обойтись без занимательного снимка.

За этот поиск младший лейтенант Воробьев получил один из первых орденов Отечественной войны.

А война продолжалась. Иван Воробьев прошел славный путь, закончив войну в звании старшего лейтенанта. Он несколько раз прыгал с парашютом в немецкий тыл, назначался