Разные годы жизни - Ингрида Николаевна Соколова

— Работаю. Нанимаюсь к тем, кто строит шикарные особняки. Там все решают мои голова и руки. Не надо бегать к Бергманису за раковиной. Мне ее приносят, мило улыбаясь. Откровенно говоря, мне они противны — те, что не считают денег, стоят за спиной и дают советы, как лучше забить гвоздь, хотя сами в жизни молотка в руке не держали. И все же это честно заработанные деньги, а не гроши, что швырнули тебе на чай. И это — творческая работа, где я сам могу решить, как лучше и красивее... А еще я выращиваю тюльпаны. Как член общества садоводов.

Какое уж тут исследование белого пятна, если он каждой новой фразой задавал новую загадку. Тюльпаны?..

Он сидел уверенно, словно в своей квартире, даже не поинтересовался, где муж Илианы. И странно: эта его спокойная уверенность перешла и к ней. Ну, придет Игнат, увидит их сидящими — ну, и что? Никакого греха в этом, право же, нет. А раз так, то почему они с Арвидом не могут сходить в театр — если он ходит в театр, разумеется? Ей такая радость перепадала очень редко, но винить в том Игната было нельзя. Почти все его вечера были заняты. То уроки в музыкальном училище, то репетиции ансамбля, кружки самодеятельности, в промежутке — частный урок, а главное — концерты выпестованных им скрипачей. «Мы всё наверстаем, когда я уйду на пенсию, — успокаивал он Илиану и давал единственно возможный совет: — Сходи сама». А когда она начала работать, советовал приглашать с собой кого-нибудь с работы. И советы эти давались с такой отеческой заботливостью, что однажды Илиана даже вздрогнула от внезапной мысли: «Постой, да не отец ли ты мне на самом деле? Отец, а вовсе не муж».

Пойти на спектакль с «кем-нибудь с работы»? А почему бы и нет? И она сказала Фрейнату:

— Может быть, сходим как-нибудь в театр? На «Позднюю любовь», например?

Он, усмехнувшись, взглянул на нее.

— И что же мы там увидим? Что бывает поздняя любовь? Что она, наверное, бесконечно горька, а кроме того — и сладостна до головокружения? Разве таким, как мы, это еще нужно?

— Нужно! — вырвалось громко, от всего сердца, без запинки.

— Оба мы в одинаковом положении, связаны семьей, нужно ли это нам? — повторил Фрейнат, не сводя с нее глаз.

Илиана снова ответила:

— Нужно.

— Слишком поздно. Мне пошел пятидесятый. А вам?

— Мне никогда не будет больше тридцати девяти. Знаете, кто это сказал? Стелла Патрик Кемпбелл Бернарду Шоу. Смотрели «Милый лжец»?

— Нет.

— И я нет. Но очень хочу. С нее и начнем, да?

— Можно... если бы у меня были подходящие туфли.

Удивление Илианы было так искренне, что Арвид почувствовал необходимость пояснить:

— Деньги забирает жена на более неотложные нужды.

— На какие? Кто она такая? — вопросы Илианы посыпались, словно из рога изобилия.

Но Фрейнат ответил кратко:

— Этого вам знать не надо.

Наступила неловкая тишина, настолько неловкая, что Фрейнат порывисто встал и попрощался. Он хотел что-то исправить, что-то загладить. Собственная резкость, казалось, огорчила его до глубины души. И он предложил Илиане лучшее из всего, что мог:

— Весной, как расцветут тюльпаны, съездим с вами в Алнаву. Там поля селекционной станции, на целые километры ковер из живых цветов неописуемой красоты...

5

Это не было ни собранием работников домоуправления, ни производственным совещанием, но просто расширенным приемом посетителей, как его замыслила Илиана. Присутствовали главный инженер, бухгалтер, участковые техники... и сантехник. Раз уж пригласили Фрейната, то с таким же успехом можно было бы позвать монтера, кровельщика, истопника и мало ли еще кого. Но Фрейнат был ей нужен — не затем, чтобы глядеть на него: в присутствии других она лишь изредка осмеливалась бросить в его сторону беглый взгляд; он был нужен ей для уверенности. В канун Нового года именно Фрейнат помогал разобраться в кознях строителей, сдававших новый дом, вот и нынче хотелось слышать его реплики, указывающие верное направление.

Илиана тщательно причесалась. Надела светло-зеленое платье, гладкое и облегающее.

Приходили посетители. Их выслушивали вместе, и каждый высказывал свои соображения.

Вслух прочитали полученное анонимное письмо, и взгляды присутствующих вопросительно обратились к управляющей.

— Порвать и — в корзину! — распорядилась она.

— Неправильно, — возразила одна из участковых техников. — В семье скандал. Надо как-то отреагировать.

— Отреагировать! — вспыхнула Илиана. — На что? На сплетни? Анонимно пишут либо трусы, либо морально нечистоплотные люди. Если семье, которую здесь так расписали, понадобится помощь, они сами решат, куда им обратиться. Не наша функция — силой влезать в чужие души, в интимные дела.

— Наша функция? — вступила бухгалтерша. — Наша функция заключается в том, чтобы сохранять жилой фонд и улучшать бытовые условия. А мы — чем только мы не занимаемся!

Присутствующие оживились. Чувствовалось, что речь зашла о давно наболевшем.

— Одних справок за день сколько выписываем! — продолжала бухгалтерша. — А какие только отчеты не приходится давать!

Казалось, каждый, словно прилежный школьник, старается поскорее ответить вытверженный урок:

— Милиции — о молодежи...

— ...военкомату — о допризывниках.

— ...об озеленении.

— ...о сборе пищевых отходов.

— Кому что ни взбредет в голову, а техник сидит и пишет, вместо того чтобы следить за ремонтом на объектах, — не вытерпела одна из женщин-техников.

— ...и о ремонте в разных разрезах.

— ...об авариях.

— Требуют указать срок, сколько еще продержится крыша, или еще что-нибудь в этом роде, а разве мы можем ручаться при таких материалах? — снова не выдержала техник.

Главный инженер, совсем еще молодой человек, смеясь вставил:

— Надо хоть немного соображать в материалах и технологии ремонта.

Илиана ощутила словно бы укол: не в нее ли метили? Беспомощно взглянула она на Фрейната: тот сидел в той же безмятежно-спокойной позе, как в тот вечер в ее квартире. А главный инженер, словно угадав ее мысли, продолжал:

— Что, к примеру, вы, наш управдом, понимаете в грунтовых водах, что так часто заливают доверху