Клуб «Непокорные» - Джон Бакен

Библии, пытаясь понять, почему именно на его голову выпали такие несчастья. Эндрю был жестким молодым скептиком, в котором семейное благочестие вызывало острое раздражение… Он был миловиден, всегда довольно прилично одет, и на первый взгляд его можно было принять за молодого американца из-за его тяжелого бритого подбородка, пасмурного вида и по тому, как он уснащал свою обычную речь техническими и деловыми словечками. В лице его было что-то монгольское: оно было широким, с высокими скулами, глаза чуть раскосые, нос короткий и толстый, губы довольно полные. Я вспомнил, что замечал то же у молодых буров и прежде, и понял причину. Род Дю Преез из поколения в поколение жил близко от границы с кафрами, и со временем его кровь обрела долю негритянской примеси.

В нашем распоряжении были легкий фургон и запряжка в восемь мулов, а также южноафриканская тележка, которую тащили еще четыре мула. С нами были пятеро мальчишек, двое из племени шангаан и трое басуто из поселения Малитси, что находится к северу от Питерсбурга. Наша дорога лежала через Вуд-Буш, а затем уходила на северо-восток вдоль того места, где сливаются две Летабы — Грут Летаба и Клейн Летаба, и далее дорога шла к реке Пуфури. Округа была на редкость пустынной. Боевики Бейера устраивали стычки на холмах, но война никогда не переходила на равнину. В то же время это положило конец всякой охоте и геологоразведочным работам и рассеяло большинство местных племен. В результате место стало святилищем, и, увидев, что дичь здесь намного разнообразнее, чем в районах южнее Замбези, я пожалел, что отправился в деловую, а не охотничью поездку. Львы здесь водились во множестве, и каждую ночь мы вынуждены были возводить шерм для наших мулов и жечь большие костры, потому что вокруг нас не смолкали их жуткие серенады.

В начале декабря погода в Вуд-Буш соответствовала английской погоде в июне. Даже у подножий гор среди горькой полыни и диких бананов было довольно приятно, но когда мы вышли на равнину, жарко стало, как в Тофете[7]. Вокруг, насколько хватало глаз, кустарник бушвельда[8] покрывал землю так, что картина напоминала грубый лиственный орнамент, нацарапанный ребенком на грифельной доске, меж тем как там и сям баобаб неуверенно проплывал в ярчайшем свете дня. Долгое время мы продвигались вдалеке от воды и перестали видеть большую игру — вокруг нас кружили только мухи да клещи, и время от времени мимо пробегал дикий страус. Затем, на шестой день пути, после того как мы покинули Питерсбург, на горизонте показалась синяя линия гор, тянувшихся с северной стороны, которые, я это знал, были восточным продолжением Зоутпансберга[9]. Прежде я никогда не бывал в этой части страны и не встречал того, кто бывал, поэтому мы шли, сверяясь с компасом и старыми неточными картами правительства Трансвааля. В ту ночь мы пересекли Пуфури, и на следующий день пейзаж начал меняться. Мы вышли на возвышенность, и далеко на востоке нам открылись холмы Лебомбо и начали появляться кусты мопани[10], что ясно указывало на то, что эта часть страны носила более здоровый характер.

В тот день мы были всего лишь в одной-двух милях от холмов. Они были того обычного типа, что можно встретить везде от Наталя до Замбези: отвесные обрывы с нарастанием во многих местах, но сильно расщепленные лощинами и трещинами, Что меня озадачило, так это отсутствие рек и ручьев. Земля была затвердевшая, как на равнине, вся покрытая алоэ, кактусом и колючками, но нигде никаких признаков воды. Однако для того, что я задумал, место выглядело многообещающе. Повсюду, куда ни глянь, была неприятная металлическая зелень, которая обнаруживается в местности, богатой медью, так что все было словно бы пропитано минеральной краской, даже пара голубей, что я подстрелил на обед.

Мы свернули на восток и пошли по подножиям скал, и вскоре я увидел нечто любопытное. От горы отходил выступ, соединенный узким перешейком с основным массивом. Полагаю, площадь поверхности вершины составляла одну квадратную милю или около того; маленький полуостров был глубоко изрезан оврагами, а в оврагах рос высокий лес. Затем мы вышли на заросшие травой склоны, усеянные кустами мимозы и сирени. Это означало, что мы наконец-то вышли туда, где должна была быть вода, потому что мне никогда не встречались сурепица и растения с резким запахом, растущие далеко от ручья. Здесь мы решили остаться на ночлег, и когда вскоре мы свернули за угол и заглянули в место, похожее на зеленую чашу, я подумал, что редко видел более обитаемое место. Вид свежей зелени всегда опьянял меня после пыли, жары, после уродливых серых и бурых кустарников бушвельда. Внизу, на самом дне чаши, был большой крааль, а на склонах паслось множество коз и длинноногих кафрских овец. Дети гнали коров на дойку, дымились кухонные костры, и в воздухе стоял веселый вечерний гул. Вглядываясь в то, что открылось моему взору, я пытался найти ручей, но не обнаружил ни единого его признака: чаша казалась такой же сухой, как впадина Сассекс-Даунс. Кроме того, хотя там были грядки с маисом и кафрской кукурузой, я не заметил ни единого клочка орошаемой земли. Но вода там точно должна была быть, и после того, как мы определились с местом для нашего ночлега рядом с оливковой рощей, я взял Эндрю и одного из наших мальчиков и пошел узнать у тамошних людей, куда же мы попали.

Судя по всему, многие жители этого крааля прежде никогда не видели белого человека, потому что наше прибытие вызвало некоторую сенсацию. Я заметил, что здесь было очень мало молодых мужчин и необычно много старых женщин. Едва увидев нас, они тут же разлетелись, как ржанки, и целых полчаса нам пришлось ждать, терпеливо куря при вечернем солнце, прежде чем мы смогли заговорить с ними. Однако лед недоверия был взломан, и далее дела пошли вполне нормально. Это были честные миролюбивые люди, очень застенчивые, напуганные и колеблющиеся, но совершенно лишенные лукавства. Мы подарили им мотки латунной и медной проволоки, а также несколько банок мясных консервов, и это произвело на них огромное впечатление. Мы купили у них овцу по смехотворно низкой цене, и они добавили корзину с зеленым маисом. Но когда мы спросили их о воде, мы тут же попали в затруднительное положение.

Вода есть, сказали они, хорошая вода, но не в овраге и не в ручье. Они получают ее утром и вечером вон оттуда — и