Баня - Алексей Сунгуров

говорить не будем. Я тебя просто поздравил с Новым годом!» Мы вышли в коридор красные от смущения, старательно отводя глаза.

Новый год встретили бурно, весело, крепко напились, но без особых последствий, а на следующий день к вечеру до меня, наконец, дошел истинный смысл ее вопроса. Она ведь решила поменять Женьку на меня и переживала, как об этом сказать ему! А я, дурак, ответил такой банальщиной!

До сих пор стыдно вспоминать тот поцелуй. У Светки с Женькой, кстати, отличная семья, трое детей, но иногда кажется, что она стала бы моей женой, если бы я тогда оказался чуть-чуть умнее. Но о чем горевать, ведь и моя Настя — идеальная жена.

Я задумчиво киваю в ответ. Ах, сколько этих «если бы» да «кабы» подстерегает нас в жизни…

Старая дева

— Раз уж заговорили о женщинах, — подхватываю я рассказ. — То и я вспомню одну даму, с которой свела меня судьба. В 1987 году я, поверив в перестройку, вдруг начал писать стихи на злободневные темы. Помнишь это:

Нам разрешили нынче свыше

Слегка начальство поругать,

Потом ругать велят потише,

А там… заставят замолчать.

Причина: темп свой ускоренье

Вовек не будет уж снижать!

И все поддержим это мненье,

И не посмеем возражать.

Ведь столько раз уже кричали,

Что не туда нас завели.

В ответ мы день-другой ворчали

И все назад привычно шли.

И назывались ретрограды,

И все травили их гуртом,

Давали преданным награды…

И повторялось все потом.

Какие ж силы в нас дремали!

При всех зигзагах на пути

Во многом Запад мы догнали,

А если б правильно идти!

Не ждать из центра указаний,

Своей не веря голове.

О, сколько пламенных дерзаний

Похоронили мы в себе!

И можем все лишиться воли,

Желанья что-нибудь менять,

Когда хоть раз еще позволим

Мы демократию подмять.

Ну и другие в том же духе: «О перестройке», «О всеобщей занятости». Таких стихов потихоньку насобиралось больше десятка. Писал я тогда и ироничные вещи, с изрядной долей юмора. Помню, написал даже поэму: «Фантастический полет Матиаса Руста над СССР», где в сатирической манере касался вопросов экологии, бюрократизации, военной реформы и т. п.

Работал я в ту пору, ты помнишь, в мелиорации, обслуживал мелиоративные объекты вокруг Архангельска. Постоянно общался с агрономами совхозов и колхозов. Народ там был в основном молодой, веселый. Особенно мне нравилась девчонка из овощесовхоза. Всегда приветливая, веселая, ироничная, но и строгая в делах. Была она недавней выпускницей сельхозинститута. Замуж в студенческие годы выйти не успела, а в совхозе неженатыми были только трактористы… Но она не унывала, вокруг себя всегда собирала несколько человек парней и молодых мужиков. Я был уже лет 5 как женат, но тоже с удовольствием каждый раз примыкал к ее свите. Казалось, что всего в ней в избытке: и красоты, и обаяния, и веселости, и легкости в общении. Не хватало, видно, только удачи, чтобы найти свою вторую половину. И как-то раз, вспоминая о ней, я написал стихотворение «Старой деве»:

Ты всем взяла: и симпатична,

И работяща, и умна.

Еще б везенья в жизни личной –

Была б примерная жена.

Но мужики таких обходят –

Нужны им проще во 100 крат –

И на погибель их находят…

В тебе ж теряют сущий клад.

Ах, ну зачем я торопился,

Зачем жену искать спешил?

Не прогадал, не оступился,

Но без тебя я, как без крыл.

Давай взлетим с тобой повыше

И воспарим над суетой.

О нас с тобой еще услышат…

Но сам себе тут крикнул: «Стой!»

И стал мечтать о том все реже,

И разводиться расхотел,

Ведь знаю, крылья мне подрежешь,

Чтоб далеко не улетел.

Не думаю, что бы мое стихотворение сняло с нее какое-то заклятие, но почти сразу после написания я узнал, что она увела мужа у своего бухгалтера и уезжает с ним к себе на родину в среднюю полосу. Ее будущего мужа я неизменно встречал раньше возле нее и был рад их счастью.

Но не она героиня этого рассказа. В общем, когда у меня набралось десятка два новых стихотворений, я решил отнести их в наше местное издательство. Большинство из них были на злобу дня и могли быстро устареть. Это и придавало мне храбрости. В конце концов я собрался с духом и пошел с тонкой папочкой в издательство. На удивление, в тот же день я попал на прием к литературному редактору. Им оказалась миниатюрная брюнетка, слегка за 30, с печатью легкой брезгливости на лице. Но поговорили мы с ней по-доброму, я оставил свою папочку и стал ждать ответа. Недели через две она позвонила мне на работу и вызвала в издательство. Вид у нее оказался куда более официальный, чем при первой встрече, когда она даже пыталась кокетничать и всячески очаровывать меня. Я понял, что получу отказ, но я и не ждал другого. Мне было важно получить компетентное мнение о своих стихах. Тогда я еще надеялся если не на поддержку и сочувствие, то хотя бы на понимание. Это гораздо позже, лет через 15 на очередной волне вдохновения я напишу:

Я пережил потребность в понимании…

Ну, ты помнишь.

А тогда, ошеломленный я читал ее быстрые пометки на полях и они казались мне жуткими придирками. Я ушел из издательства с похоронным настроением, а дома снова взялся просматривать ее ремарки. И тут меня осенило: на стихотворении «Старой деве» напротив строк:

Ведь знаю, крылья мне подрежешь,

Чтоб далеко не улетел. -

стояло скромное: «Почему же?»

— Так она же и есть старая дева, — дошло до меня. Стала понятна ее холодность, ее пометки на полях превратились в придирки разъяренной, обиженной старой девы.

— Зачем, зачем я понес к ней этот листок. Разве мне нечем было его заменить, — проклинал я себя. Но зато появилась уверенность в своих поэтических способностях, ведь нельзя же придирки принимать за объективную критику…

— А может, она была и права, — неожиданно для себя продолжаю я. — Ведь стихи, и правда, были посредственными, плакатно-лубочными. А может, она и не была вовсе старой девой?

Америка

— Ну, раз уж мы заговорили о несправедливости, — подхватывает Василий, — то я расскажу тебе, как моя Аленка попала в Америку.

Я знаю, что его дочь училась последний школьный год в США, но подробностей никогда не слышал, поэтому с удовольствием отхлебываю из своей кружки и устраиваюсь поудобнее. Рассказ обещает быть интересным.

— Году в 1993-м