Ты хочешь поговорить об этом? - Айлин

потрескавшимся губами. Если сначала мой голос эхом разносился по комнате, то теперь я сама едва его слышу. Теряю сознание. В забытьи, слышу тихий смех и мой голос спрашивает:

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Да, хочу. — где-то щелкает один замок. Я уже все придумала. Чего мне боятся? Но, что скажут люди? Про маму? Про бабку? Про Маришку? Какая мне разница. Их уже нет. Им все равно. Я лежу на дощатых полах, проеденных насекомыми и мышами. Я ненавидела этот дом. Встаю. Опухшие колени нестерпимо болят. Как же я устала. Чуть пошатываясь медленно, преодолевая боль, опускаюсь на колени.

—Я никогда не буду отвечать ему. Я никогда не буду отвечать ему. Я никогда не буду отвечать ему. Я никогда не буду отвечать ему.— Бесполезная глупая мантра. Я уже ответила ему. Я уже не первый раз ответила ему. Хриплый смех снова разносится по комнате. Как я оказалась здесь впервые? Меня привезли родители. Нет! Неверно. Меня привез кто-то другой.

— Ты хочешь поговорить об этом?— вкрадчиво спрашиваю саму себя и сама себе отвечаю:

— Да, хочу.

Щелкает второй замок. Голос, который я слышала с детства. Я думала,что бабка тоже слышит его, но нет. Она никогда не слышала, она никогда не знала, о чем спрашивал меня голос. Где я услышала эту фразу? Кто сказал ее первым? Я не помню. Помню. Смутное воспоминание,с которого словно смахнули толстый налет пыли. Женщина в очках с добрым взглядом.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я ее ненавижу.

— Да, хочу.

Щелкает третий замок. Я могу выйти. Вот только хочу? Кажется, здесь будет безопаснее. Не мне. От меня.

Я сижу перед незапертой дверью. Изучаю трещинки, потертости, следы от цепей и замков. Мне надо открыть дверь. Просто встать, повернуть ручку и, чуть надавив, открыть дверь. Нежелание и сопротивление мешают хуже цепей и запоров. Здесь, в доме тихо, спокойно. Здесь нет никого. Зачем выходить? Я не хочу знать, что там за дверью. Голос за спиной смеётся. Если вы хотите двигаться дальше , выйдите из зоны комфорта, кажется так говорят уверенные и успешные буквально из каждого утюга. Я б не отказалась знать, где моя зона комфорта, где мне спокойно и уютно. Пять кварталов, лесопарк и окраина леса, лезут в голову неприятные мысли. Встаю. Осторожно трогаю старую, потёртую ручку. Вздыхаю и поворачиваю, открывая дверь настежь. Делаю шаг.

Девочка лет пяти сидит на залитом кровью полу. Чуть в стороне кровавый комок, кажется, он был моей сестренкой. Девочка на полу — я. С моего места виднеется тело отца в коридоре. Слышится бормотание матери:

— Он все равно был плохой.

И смех.

Боясь наступить в лужу крови, иду к двери. Меня не видят. Все правильно. Это мой самый большой страх — моя память. Девочка провожает меня взглядом и улыбается. Ей бы плакать. Поворачиваю ручку, выхожу.

Девочка двенадцати лет, подросток. Ножки веточки, ручки веточки. Сжимается в углу, закрывая голову руками. Пьяная мать бьет скалкой и что-то орет, а потом падает в кровать. Девочка ждет. Девочка улыбается. Я улыбаюсь. Мать храпит. Плотно закрываю окна. Затыкаю вентиляцию. Включаю газ. Прикидываю время. Я умная. Очень умная.

— Ты все равно была плохой. — закрываю дверь в квартиру. Выхожу в подъезд.

Холеная женщина-психолог спрашивает меня:

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я молчу, качаю головой и сжимаюсь в комочек.

Я пришла вовремя, чтобы убрать тряпки из вентиляции и до того, как кто-то что-то учуял. Хорошие девочки так не поступают. Я подумаю об этом. Выхожу вслед за психологом из кабинета.

Я выхожу из школы, дрожа в мокрой кофте на холодном осеннем ветру. Мне пятнадцать. Девки хотят, чтобы я купила им водки. Улыбаюсь. Легко.

Таблетки снотворного, иначе бабка не засыпает, у меня уже заготовлены. В новостях будут истерить о том, что дети отравились паленым алкоголем. Я умная.

— Они все равно были плохими.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я молчу.

Прохожу мимо пьющих, еще смеющихся девиц. Заворачиваю за угол.

Игорь. Тридцать ударов ножом. Мне понравилось. Это приносило мне такое удовольствие, а он еще удивлялся, как я могут смеяться и убивать.

— Он все равно был плохой!

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я молчу.

Потом был мудак на машине. Забравший бабку и Аринку.

— Он все равно был плохой!

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я молчу.

И девка эта, в дорогом костюме и очках она тоже плохая. Они все плохие!

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я молчу. Я смеюсь. Я все еще иду по своим страхам.

Бесконечно блуждаю в лабиринте, из которого нет выхода. Я устала. Мне хочется остановиться. Мне хочется отдохнуть, но я иду и иду. Я вижу каждого из тех, кого забыла, кого захотела забыть, так как они были плохие, то я же дала хорошо. Правда? Почему-то мне в это не верится. Я слишком умная для самообмана и после того, как открыты все двери, их уже не закрыть. И да, парня с пальцами музыканта, я придумала.

***

— Это вот она? — стажер робко заглянул в окошечко палаты.

— А ты кого ожидал увидеть? — фыркнул главврач больницы и потянулся за сигаретой.

— Здесь же курить нельзя!— Возмутился стажер.

— Если нельзя , но очень хочется, — отрезал главврач.

— А это точно она? Ну вдруг экспертиза ошиблась?

Глав врач почесал затылок и вздохнул.

— Экспертиза не ошиблась. Да и она все признала. Все сто тридцать два эпизода. Ее бы еще долго ловили, если бы… Она умная.

— Если бы что?

— Если бы сама не пришла. Она устала.

За дверью палаты, уставившись невидящим взглядом в угол ,сидела довольно молодая и странно ухоженная для этого места женщина. Она не казалась больной. Просто иногда спрашивала.

— Ты хочешь поговорить об этом?

А потом долго молчала.