Сообщники - Анна Пестерева

Мы много переписывались и поддерживали друг друга.

– Надя, у тебя слишком много комедии наблюдения. Пиши про себя! Где здесь про тебя?

– Я не могу. Мне сложно писать про себя, – ныла я.

Постепенно наше общение сошло на нет. Я предлагала встретиться, она ссылалась на тяжелое эмоциональное состояние или не отвечала. Я хотела ее подбодрить и подарила на день рождения букет с декоративной капустой. А потом смотрела ее сторис: «Пью шампанское с капустой и настоящей подругой». Или что-то типа того.

После поражения на поле крестоцветных я поняла, что сильно привязалась к Оле. Но она не отвечала взаимностью. Мне было так горько, что я по-детски удалила нашу обширную переписку в телеграме.

Через год я встретила ее по дороге на кастинг. Секунды узнавания, приветственный взмах руки. А раньше мы обнимались при встрече…

Приближалось время отчетного концерта. Последний прогон материала перед преподами. Я знала, у меня написан неплохой материал, но как я его подам? Я постаралась успокоиться, не спеша зачитала монолог. Александр, обычно не принимавший участия в проверках, посмотрел на меня уставшими глазами и сказал: «Надя, только, пожалуйста, не засыпай». Лучше бы он сказал, что у меня ужасный материал, чем эта проклятая фраза «не засыпай». Я вышла в коридор, в горле стоял ком, хотелось разрыдаться.

Наступил день отчетного концерта. Ресторан постепенно наполнялся людьми: друзья и родственники пришли поддержать начинающих стендаперов. Кучка моих подвыпивших друзей сидела слева от сцены и в очередной раз заказывала у официантки стаю шотов «Рыжей собаки».

Наша стендап-группа не находила себе места в соседнем зале. Надпочечники яростно выбрасывали кортизол, мы потели и хлебали воду графинами. Кажется, именно в этот момент я увидела, что меня окружают обычные люди: болтовня, смех, дружелюбное подтрунивание.

Я собралась с духом и в последний раз оттарабанила монолог перед преподавателями – они остались довольны. «Главное – не потерять запал», – думала я.

Я выступала четвертой. Первое выступление перед незнакомой аудиторией – как прыжок в пропасть. Но первые одобрительные смешки заметно расслабляют. Сейчас, пересматривая это выступление, я удивляюсь уверенности и подаче той девушки.

Выступление было потрясающим, волшебным, незабываемым. Я чувствовала себя такой классной и смешной. Материал был отличным. Я НАСТОЯЩАЯ КОМИКЕССА! Я смешная. Это невероятно! Месяц я парила в розовом тумане «всесилия». Ходила на открытые микрофоны, звала друзей. Отлично выступала. Встречалась с ребятами с курса, мы разгоняли материал, писали новые шутки.

Эйфория закончилась на кастинге шоу «Открытый микрофон» для ТНТ. Тысяча сто шестьдесят шесть комиков приехали со всей России ради трех минут на сцене захудалой гостиницы в Москве. Всего пять процентов из них пройдут в сезон. И я была уверена, что войду в эти пять процентов. Наверное, это было мое двадцатое выступление у микрофона. В зале почти не смеялись.

Ведущие текстовой трансляции написали обо мне: «92% предков Надежды – русские.

А вот муж похож на викинга, который открыл для себя “Жигулевское” и остался дома.

Смешно про жирную врушку. Сравнивает русский женский футбол с квиддичем. Норм».

Смешно, но через год рецензия на мое творчество сократилась ровно в три раза: «Надежда рассказывает про свой маленький город с колонией».

В прошлом году я организовала себе Fake StandUp Tour из Москвы в Мурманск. Нарисовала афиши и каждый день делилась путевыми заметками в сторис. Я решила, что доеду до Териберки и вернусь в Москву с новым материалом о путешествии. Тур удался. Выступления и комики в регионах – это электроодеяло, которое до сих пор греет меня в холодной и отстраненной стендап-Москве.

«В Великом Новгороде так много церквей, что все шутки про религию вра***б. Мурманск. Если круглые сутки полярный день, нужно ли пользоваться ночным кремом? Териберка. Что кит заказывает в баре? МоКито».

Чуть больше чем за год я выступила девяносто три раза в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Великом Новгороде, Мурманске, Котласе и Химках. Иногда ко мне подходили после выступления и хвалили. Но чаще я брела домой одна, пытаясь раствориться в «Плейлисте после плохого выступления». Я убедила себя, что это часть процесса. Надо просто продолжать заниматься стендапом: писать, выступать, ходить на тренировки по технике речи.

Мне стали сниться странные сны. Мне снилось, что я актер Хоакин Феникс. Готовлюсь к съемкам в «Джокере» и потихоньку схожу с ума. Иногда я просыпалась и записывала целые диалоги.

– Привет! Как ты?

– Все ок. Готовлюсь к роли. Сел на диету – одно яблоко в день. Минус шесть килограмм за двадцать дней. Я реально превращаюсь в отвратительного человека. С каждым сброшенным килограммом я всё ближе к безумию. Я перестал смотреть телевизор из-за рекламы тако. Я отменяю обеды с друзьями, чтобы не сорваться. Тодд, это меня доконает.

– Ты молодец! Все идет по плану. У меня для тебя сюрприз.

– Какой?

– Ты летишь в Москву.

– В Айдахо?

– В Россию. Позанимаешься пару месяцев стендапом. Говорят, в России стендап – это новый рэп. Мы даже придумали тебе образ: толстая неудачница с окраины Москвы записывается на курсы стендапа, чтобы избавиться от депрессии. Но, сюрприз-сюрприз, у неё ничего не выходит. Походишь на открытые микрофоны. Тебя ничто не будет отвлекать. У них нет тако и обедов с друзьями.

– Тодд, иди нахер, я не поеду. Это уже слишком.

– Хоакин, это не обсуждается. Вылет завтра в полдень. «Myagkoy posadki», как говорят русские. И не забывай хлопать в самолете, они так всегда делают. Зачем-то.

Чтобы написать блок про Хоакина Феникса, я прочитала пять статей про Хоакина Феникса.

Кристина Гептинг

Хватай и беги

Вроде стеклопакеты стоят, откуда на них морозные узоры? Вот если бы были старые деревянные окна, тогда понятно… в детстве она долго могла любоваться на серебристые граффити: вот – причудливый дельфиний танец, а это Снифф и Муми-тролль о чем-то спорят.

На стеклопакетах мазков, конечно, гораздо меньше, хотя февраль выдался холодный. И сюжеты виделись теперь всё больше кровавые. Будто струя бьет из чьей-то разбитой головы, чье-то тело волокут по земле…

Нет, это невозможно. Невозможно это терпеть. Хотя сколько дней прошло? Пять? Кажется, пять. Даже странно, что этот чертов год не високосный.

– Ты превратилась в полицию скорби, – он выталкивал из себя эти злые слова и с каждым новым заводился все больше. – Общаться с тобой просто невозможно. Да блин, даже рядом находиться и то не могу уже. В соцсети выложить ничего нельзя – как же можно жить, когда такое происходит? На шашлыки нельзя. Да что говорить: мы даже сексом уже не занимаемся!..

– Мне просто плохо, – она невольно начала оправдываться. – Плохо мне, понимаешь?..

– Понимаю! Плохо! И мне плохо! Всем… ну, не всем, но многим сейчас плохо! И что, нам тут сдохнуть теперь? Делать-то что?

– Давай уедем.

– Ну вот, опять!

Он вскочил и устремился в прихожую: опять пробыл у нее не больше поганого часа и уходит.

– Останься, куда ты? – она волочит свое медленное, не спавшее ночь тело за любимым, хотя теперь уже не уверена, что сильно хочет, чтобы он был здесь.

– Да это ты, твою мать, останься! – он грубо встряхнул ее. – Вернее, в себя приди!

– Я в себе.

– Ну да, и поэтому собираешься хрен знает куда ехать. – Бросил куртку на пол, уткнул руки в боки. – Только не у всех такая работа, как у тебя, понимаешь?

Кавычки в воздухе изобразил на слове «работа».

– Я, знаешь ли, Сашенька, не фотограф-фрилансер, – продолжает. – Я инженер. Я до хрена усилий положил, чтоб на этой работе работать. И она мне нравится!.. Меня пока никуда не гонят, хотя в коллективе прекрасно знают, что я думаю обо всем этом. И мне есть, чем заняться здесь. Почему я должен куда-то валить?

– Не должен, Миш, конечно, не должен…

Сегодня она была настолько апатична, что даже самой себе