Палачи и придурки - Юрий Дмитриевич Чубков

чухал бы аж вокруг света без остановки. Есть у меня один на примете. Вот такую посудину иметь — самое милое дело. На ней хоть танцзал устраивай, не только ваш «Кабинет традиционной медицины», — покосился Паша на Илью Петровича. — Но это я так, опять же к слову. Не мое, повторяю, дело.

Завороженно, раскрыв рты, слушали его Аркадий Семенович и Илья Петрович. Из вдохновенной Пашиной речи вытекало, что дело это уже решенное окончательно, что предприятие это плевое, вроде прогулки по Невскому. Как будто ничего им и не остается, как сию же минуту собирать чемоданы и отправляться. Оформить только документы в соответствующих органах.

— Ну да это пустяки! Вы же не шпионы какие-нибудь! Напишите заявление, что идете с научными целями, изучать флору там или фауну, — он заговорщицки подмигнул и рассмеялся.

Увлеченные разговором, они и не заметили, что наступил тем временем рассвет. Солнце еще не взошло, но небо на востоке так радостно заголубело, так весело разлилось по нему золото вперемешку с малиновым сиропом, что невозможно было смотреть туда без удовольствия. Казалось, будто там, за горизонтом, некто лукавый и любопытный тянется на цыпочках, старается заглянуть: а что, мол, у них там творится? Паша первый спохватился:

— Э-э, други! Заболтался я с вами, а мне ведь на службу. Пару часов хотя бы вздремнуть. Эх, кабы не служба, махнул бы и я с вами! Ну да там посмотрим... все может быть. Значит так: сегодня же звоню моему председателю колхоза, а вечером сообщу результат.

— Да ведь ничего не решено... — попытался было урезонить его Илья Петрович.

— Ну да там посмотрим. Телефончики ваши попрошу.

Аркадий Семенович записал ему свой телефон на клочке газеты, Илья же Петрович протянул изящную визитную карточку. Другую дал и Аркадию Семеновичу. Паша взял карточку с удовольствием, повертел.

— Знатная штука! Ну, держи краба, Аркадий Семенович, — он так сжал кисть Аркадия Семеновича, что тот поморщился. — Дашь потом чего-нибудь почитать своего. Люблю перед сном... Держи, Илья Петрович, не унывай, прорвемся! Привет! — и моментально исчез Паша, растворился меж кустов акаций, и никаких шагов оттуда не донеслось, словно был он бесплотен.

— Ну как? — после некоторого молчания спросил Илья Петрович. — Что скажете?

— Шибко деловой человек.

— Да, да, — как-то нервно сказал Илья Петрович. Вдруг слетел с него, улетучился энтузиазм, словно позаимствовал и унес его с собой загадочный Паша — озабоченно хмурил лоб и кисло посматривал по сторонам. — Ну, давайте прощаться. — Я позвоню в три часа, думаю, все станет определенно, решится все. Может быть, может быть. Посмотрим. Вы ждите. Продолжим наш разговор.

— Буду специально ждать.

— Рад был знакомству, — Илья Петрович сделал ручкой и торопливо зашагал по набережной.

Аркадий Семенович постоял, посмотрел ему вслед и медленно пошел в глубь Петроградской стороны, к дому. От бессонной ночи подгибались ноги и голова была пуста до звона, но в то же время вызванивался в ней ликующий вопрос: может быть, свершится? В детстве еще заболел он морскими путешествиями на небольшом парусном судне в одиночку или в компании двух-трех таких же смельчаков-удальцов, как он. И все последующие годы каждое сообщение о том, что вот такой-то пересек Атлантику, такой-то обошел вокруг света на яхте, болью и завистью сжимало его сердце. Каждый раз, засыпая, в мягкой, как вата, неясной дали видел он одну и ту же картинку: маленький парусный кораблик среди светло-зеленых волн. Стало это наваждением. Смельчака-удальца, правда, из него не получилось, однако мечта-то осталась! И вдруг сегодня обрела она конкретность. Еще неясную, но конкретность. Сладостно и боязливо было на душе Аркадия Семеновича.

* * *

Проснулся он, когда в комнате уже основательно установился день — день неопределенный; то проскальзывал в окно солнечный луч, распластывался параллелепипедом на выцветших обоях, то набегали на солнце тучи и день недовольно хмурился, кривился, словно проглотил кислого. Только раскрыл Аркадий Семенович глаза, как тут же в голове его заколотили радостные молоточки, выбивая ликующий марш: может быть! может быть! Предстала перед ним сегодняшняя ночь, начавшаяся так печально и завершившаяся счастливой неопределенностью. Вспомнился энергичный Паша, оказавшийся прекрасным деловым человеком. А он еще отчитал Пашу, когда вылез тот из кустов, подозревал его. Надо будет извиниться. И Илья Петрович... достойный человек, жертва бюрократии. Аркадий Семенович перегнулся с матраса, дотянулся до стула, где на спинке висел пиджак, достал врученную Ильей Петровичем визитную карточку, прочитал: «Илья Петрович Шмитько, врач.» Дальше шел домашний телефон, служебный же был тщательно вычеркнут. В три часа обещал позвонить. Он взглянул на будильник — стрелки показывали без двух минут десять. Стоп! В десять часов должно произойти какое-то событие! Свидание у героя его в тюремной камере с любимой женщиной. Спохватился, засуетился Аркадий Семенович, хотел встать, но раздались в коридоре шаги, остановились, загремели ключи и звякнул отпираемый замок. В ужасе глянул он на окно: там четко на фоне голубенького неба, располосовав его на крупные доли, видна была целехонькая решетка. Взвизгнула, распахнулась дверь и вошла она — Прекрасная Дама с верхних этажей, не то с четвертого, не то с пятого, — белый плащ вспорхнул и опал примиренно, за спиной ее мелькнула и исчезла физиономия адвоката Шафиро, дверь снова взвизгнула, захлопнулась. Она остановилась, всю тяжесть своего легкого тела уместив на одной лишь левой ноге, правую ногу, слегка согнутую, выдвинув вперед, — в такой вот небрежнейшей позе остановилась, и на губах ее застыла все та же древняя улыбка. Еще шевелились от прерванного внезапно движения пряди темных волос, не успокоились, а взгляд ярких и синих глаз был странен: казалось, смотрит она чуть-чуть мимо Аркадия Семеновича.

— Ты ждал меня? — спросила она, но так небрежно, что вопрос можно было принять и за утверждение.

— Д-да, — с трудом выдавил Аркадий Семенович. Бог знает какая сила сковала его члены, прилепила к гортани язык.

Она подошла, села на матрац, откинулась на подушку так, что голова лежащего Аркадия Семеновича оказалась под мышкой правой руки. Знакомый аромат — ее аромат, — ошеломлявший его всегда при встречах в подъезде, ошеломил и сейчас. Правой рукой она обняла его голову, левой же провела по волосам, по щеке, и от этого прикосновения провалился он в блаженнейшую истому и словно бы из далека-далека слышал