Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

расставлять в главном зале все положенные приборы. Одних только букетов для званого ужина требовалось разместить сорок пять единиц девяти видов, пяти размеров — чтобы ни единого совпадения, это ж не провинция какая-нибудь, а великий дом в центре самой Столицы!

Моряк подумал, что подобная многосложность никак не соответствует характеру Эсдес; не путается ли огромный дом в ногах, как полы чересчур большой шубы?

Черноглазая отвекла его:

— Вал, помнишь то кафе… Ну…

Еще бы Вал не помнил столь громкий провал! На их глазах, их же сосед по столику, оказавшийся хитокири, срубил “красно-синего”, и ушел без помех. Парень вздохнул:

— Да уж…

— Я вообще-то про песню. Ты песню переводил. Получается, ты знаешь язык Чужого и капитана Огре?

Моряк почесал затылок:

— А ты не забыла, как я пытался подкатить к Сэрью? Ну, давно еще, мы только вступили в отряд Эсдес…

Куроме припомнила мытье косточек парням в тесной компании, помимо воли улыбнулась:

— Я ей говорила, дуре, соглашаться надо было… — погрустнела:

— А теперь вот… И вспомнить нечего.

Вал вздохнул:

— У нее имелись все издания “Злых песен” Огре. И самые первые, и те три допечатки, начиная с пятой, уже с правками. Ну, теперь-то я знаю, что правки Чужого. Не пойму я, что за отношения между Чужим и капитаном Огре. Сперва зарезал, а потом так тщательно тексты правил… Текст комментариев на сорок страниц превышает объем самих стихов.

— И что, все на их языке?

— Да нет, именно что на нашем. С подробными разъяснениями, как что правильно произносить на языке Огре, какое словечко или оборот что значит… А где-то через год и самого Чужого книжки появились.

— Но полиция так и не выследила его через печатников?

— Ну да, он за гонораром не явился. А к чему ты это?

Прервав беседу, пара уселась за привычный обеденный столик, Вал махнул рукой управляющему:

— Завтрак!

Первый раз моряк сдуру поинтересовался, что тут в силах приготовить. Дослушав до сорокового наименования, сдался: “Я есть пришел, а не слюной давиться, наливайте уже!” И с тех пор воспринимал кухню в доме Эсдес на манер своеобразной лотереи. Правду сказать, все принесенное оказывалось вкусным, свежим, красиво лежало на тонком фарфоре — повара великого дома Столицы халтурить не умели. Сегодня подали… На первый взгляд, рыбу. Но даже моряк с Побережья не распознал вид — ни на цвет, ни на вкус. А Куроме так и вовсе беспокоилась о другом:

— К тому, что мне вчера письмо из полиции пришло. Пробовали поймать Чужого. У них он проходит, как Шаровая Молния.

— Пробовали? Значит, не удалось?

— Три убитых, и опять стихотворение…

— Ты ешь давай. Чего тарелку отодвигаешь, невкусно?

— Вкусно. — Куроме опять улыбнулась. — Вывеску в том кафе тоже не помнишь?

Вал засмеялся:

- “Вкусно, как у мамы. Но мы заставляем доедать!”

И спросил уже серьезно:

— Теперь они хотят, чтобы Чужого ловили мы?

— Да. Они вроде как вычислили его явочную квартиру… Хотя лично я полагаю, что перекупили хозяина. Иначе одиночку в громадной Столице… Ну, понятно? Сделали засаду. Шесть человек пытались накинуть сеть. Он задел каждого по разу, а седьмого, их командира, потом свалил в поединке. Обшарил только начальника. Не взял кошелек, лишь просмотрел бумаги, перелистал книжку из кармана убитого.

— Не испытывает нужды в деньгах, — медленно наклонил голову моряк. — Не одиночка.

- “Рейд”.

— Он?

— Думаю, да. В кафе, скорее всего, тоже был он.

— А причем тут стихи?

— В той книжке он и написал стихотворение. Я дам тебе прочитать письмо после завтрака. Очень… — брюнетка повертела пальцами. — Еще не истерика. Но близко, близко.

— Постой. Это получается, он писал стихотворение прямо так, с ходу?

Куроме доела рыбу, потащила к себе высокий стакан с зеленой пеной мороженого:

— Его постоянно недооценивали, это его и спасало. Вот мы с тобой приняли его за приказчика.

Вал тоже отставил пустую тарелку.

— А ведь при первом взгляде мы оба насторожились, помнишь?

— Я даже за Яцуфусу схватилась, — кивнула брюнетка. — А толку… Прикинулся тюфяком.

— Так… Значит, сегодня не от них письмо?

— Нет. Личное.

— Извини.

— Ничего. — Куроме вздохнула. — Ты сейчас куда?

— Укрощать летательный пояс. Сам по себе работает. И доспех работает, но тоже сам по себе. Вместе непредсказуемо, как здешняя кухня. Но кухня-то приятная, а там наоборот. Носить артефакты в очередь невозможно, доспех у меня неотъемный…

— Как у Тацуми?

— Чего это ты про него вспомнила?

— Командир…

— Ей не позавидуешь. Можно только чем-то порадовать.

— Тогда вали, тренируйся.

Вал последовал совету, и скоро скрылся на лестнице. Куроме снова вздохнула, огляделась: слуги за плечом не стояли. Вытащила и еще раз прочла письмо. Опять вздохнула печально, вернулась в комнату досыпать, приказав управителю разбудить себя ближе к вечеру.

* * *

К вечеру Вал вернулся за привычный стол, пытаясь разобраться в новостях.

Тейгу, наконец-то, договорились между собой, и к парню вернулась легкость в движениях. При попытке взлета доспех убирался — самопроизвольно и весьма уместно, ведь не будешь в бою думать еще и об этом — а после приземления отступал в тень уже летательный пояс. Новость безусловно хорошая. Моряк уважительно покрутил головой: если бы Эсдес не держала всю тренировку ледяной щит в готовности подхватить упавшего, Вал бы так и не смог рискнуть. А тогда и открыть нужную комбинацию действий, усмирившую артефакты, удалось бы неизвестно когда. Если бы вообще удалось…

Так что понимающий наставник, хороший командир, освоенный прием — безусловно, положительные новости.

А вот потеря Громкого Камня, непонятная пассивность правительства, которое все не направляет грозу рыцаренышей на западный фронт — безусловно, новости отрицательные.

Тут парень опустил глаза на позабытое черноглазой письмо: слуги не посмели его убрать, так и пролежало весь день. В любом из великих домов Столицы так может лежать столбик золотых монет, самоцветное ожерелье, секретная бумага — слуги не тронут и не присвоят, потому как набирают их по рекомендациям, проверяют и учат весьма тщательно; тем-то великие дома и отличаются от всех прочих.

Но Вал уже относил это письмо Куроме в комнату; ничего страшного не случится, если повторить.

Дверь не открылась. Управляющий с готовностью пояснил: госпожа Куроме просила разбудить ее к ужину. “Час назад”, - про себя отметил Вал, а управляющий продолжил объяснение, из которого моряк понял, что Куроме собралась, снарядилась и ушла. С одной стороны, знающие люди обходили Куроме десятой дорогой, обида от них брюнетке не грозила. С другой стороны, Столица не просто велика — огромна! Драться тоненькая черноглазка не очень-то в силах, размахивать Яцуфусой или призывать его слуг по