Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

— Э! — Сюра махнул крепкой ладонью. — Шутка так себе, но спишем на близость п***ца. Вот он, лежит…

Сын Онеста тронул клещи ногой.

— Не будь ее в “Рейде”, и тебя бы там не было. Че, вру? Не, по глазам читаю, истинная правда. Ну, я тогда тоже без лишнего звездежа. Клещи видишь? Зачем они — понял? Срок — завтра. Нахрена ты без яиц будешь нужен своей ненаглядной, сам придумай. Ты же умный…

Сюра некоторое время глядел на пленника. Прибавил:

— Надумаешь че, брякни кандалами в миску. Коридорный предупрежден, скажешь ему как-чего. Только, душевно прошу, не надо думать, что самый умный, нае**лово свое сразу в жопу сунь.

— Погоди…

Тюремщик вернулся.

— А что с Тацуми?

Сюра заржал:

— За его яйца не беспокойся, они в надежных руках, даже я не достану. Он у Эсдес, и, сдается мне, времени не теряет. В отличие от некоторых. Это типа намек был, дошло?

Лаббок опустил голову. Мысли двигались холодные, как стена каземата, простые и грязные, как рычажные клещи.

“Ну, покалечат меня… Будем с Надеждой на пару — инвалидная команда… Не слыхал никто, чтобы мошонку протезировали, вот уж смеха будет… Енот как ляпнет про стальной хер…

А прав оказался Енот, как чувствовал… И ходили бы вокруг да около, и вспомнить сейчас было бы нечего!

Херня это все. Сам же знаешь, не будет никакого “потом”.

И в этом Енот оказался прав — знал, что ли?

Да при нашей работе что тут знать! Радоваться надо, что больше года прошло с того разговора…

Терпеть-скрипеть? Рано или поздно раскалываются все…

А если я не выдержу, и наших зажмут на базе? Не то гей-парадное войско доктора Стиляги, а настоящие суки вроде вот премьера, Онеста?”

Лаббок замотал головой, отгоняя кошмары.

Сюра смотрел на него почти сочувственно:

— Гляжу, мысля зудит в темной нутре?

— А что хочешь узнать? Бумагу дашь, напишу.

Сын премьера лениво повернулся на пятке, и с неожиданной силой врезал коленом под дых прикованному. Дождался, пока отзвенят цепи, процедил:

— Че, неясно сказал? Засунь свое нае**лово в жопу, пока тебе туда кой-чего не засунули пожестче. Руки тебе освободить, да? Карандаш острый, заточенный в руки дать? Может, еще в кабинет для допроса перевести? Оттуда в окошко сигануть самое оно!

Сюра захохотал победительно:

— А вот хрен тебе! Тут будешь говорить. Ведь будешь?

Лаббок повесил голову:

— Буду.

— Ну, подожди немного. Канцеляриста приведу. Ты пока давай, слова подбирай, композицию оттачивай. Стишки своей одноглазой писал? Писал, премьер знает все… И тут блесни талантом. Пока вон те клещи не блеснули!

Развернулся и направился на верхние этажи. Запугал и погнал перед собой первого встречного секретаря. Кивнул торчащим из комнат приятелям:

— Пошли послушаем, соловья поймал.

Те с предвкушающими ухмылками потянулись к лестнице в подземелья.

На такой же лестнице, только в противоположном крыле дворцового комплекса, поднимающаяся из каземата Эсдес разговаривала с учеником:

— … Вот премьер-министр — он мудак, правда? Сколько раз мы сходились в этом убеждении.

— Да.

— Он мой учитель… После истории с Болсом я понимаю, что меня Онест просто списал. Но за это судьба спросит с него. А вот если учителя предам я, то и спрос будет уже с меня… Самое обидное, что жертва выйдет напрасная. Тацуми уже нашел себе девушку… Неужели мне правда нужно было уйти с ним сразу после турнира?

Моряк пожал плечами, не находя слов. Синеволосая продолжила:

— Вы с Тацуми сильно похожи, у вас даже тейгу сходные, что совсем уж редкость. И я помню, как ты спрашивал — тех ли мы защищаем людей?

Вал поглядел на светлые квадраты солнечного света. Подумал, что пленник в каземате не видит последнего летнего солнца… Оказывается, это Тацуми носит белый доспех “Рейда”. Год назад, на Тракте, вместо последнего удара по Валу, белый рыцарь выбрал спасение снайпера-полукровки. Три месяца назад, в соборе Пыльных Ворот, вместо добивания Куроме, вместо схватки за крылатый артефакт убитого Рана, белый рыцарь выбрал спасение оглушенной Леоны…

Озарение отдалось толчком в ноги; Вал почти выкрикнул:

— А вы ответили: “Мы не защищаем, мы просто убиваем тех, на кого покажет премьер министр”. Потому-то и проигрываем — за деревьями не видим леса!

Тут Вал и Эсдес удивленно замерли: люстра над лестницей ощутимо раскачивалась, падающим платком оседал звук разбитых стекол, сами стекла сыпались листопадом. Толчок в ноги оказался вовсе не иллюзорным!

— Ученик, доспех! Нападение на дворец?!

— Готов! — моряк окутался черными молниями; с лязгом соткалась из них артефактная броня.

— Пошли, посмотрим, что там. — Эсдес решительно зашагала к главному коридору, связывающему оба крыла здания.

Много, много позже, за медовым чаем в гостиной у Александровых, сидя напротив закусившей губу Надежды Ривер, синеволосая сказала так:

— Это в кино Лаббок сумел освободить руки, вскрыл замки, зарубил стражу в коридоре, прямо человек-оркестр… Вырвался во двор, где и разыгралась та самая жесточайшая сеча длиной в половину пятой серии, когда я чуть не за штаны сдернула беглеца с забора, как овчарка! И натравила на него этого странника с дальнего востока. Как будто сама бы не справилась!

Вздохнула, осторожно поглядела на Ривер — та вроде бы не проявляла желания убивать прямо сейчас — и продолжила:

— Лаббок живо понял, что ему тут никто спинку чесать не собирается, и клещи не для красоты, а реально для его яиц. Собрал вокруг себя всю кодлу, наверное, пообещал чего-то важное рассказать. После чего врубил самоликвидатор. Я и узнала-то об этом по сотрясению дворца… Вся шпана Онестова сынка полегла там почти в полном составе — со всеми своими умениями, мечами и понтами…

Эсдес поправила волосы, добавила сухо:

— Но вы не обольщайтесь, я бы с Лаббоком обошлась не лучше. Мы были врагами на самом деле, и это вряд ли забудется.

* * *

— Забудется, думаешь?

Премьер-министр налил очередной кубок, выпил, отставил:

— Не надейся… Пока я был молодой, стройный, звонкий, все эти бабы меня в куй не ставили. Потому что был нищий, не при чинах…

От вина с перцем глаза слезились; Онест едва не чихнул. Укротил организм, продолжил:

— А как стал премьером, так и толщина моя и сволочизм всем пофиг оказались. И никак не забывается эта моя обида!

Повернул голову налево, протер глаза салфеткой, привычно уронив ее на пол.

— Все беды от баб, сын, сколько раз я тебе собирался это сказать!

У столика, где всегда стоял сын, было пусто.

Премьер-министр еще раз протер глаза.

Не помогло.

Часть 2-2

— Не помогло, господа!