Иной Гарри Поттер - Rus

class="p1">Её глаза, только что сиявшие от радости, вдруг наполнились слезами.

— Мадам Помфри сказала… она сказала, что ты можешь… не проснуться…

Гарри попытался сесть, но резкая боль заставила его откинуться на подушку.

— Сколько времени прошло? — спросил он хриплым, непривычным голосом.

— Уже почти три дня, сегодня вторник, — ответила Гермиона, вытирая ладонью щёку.

Гарри был в шоке. Три дня. Столько всего произошло, а он спал всё это время.

— Когда ты… отключился, там, на поле… Дамблдор внезапно оглушил профессора Грюма. Оказалось, он вовсе не профессор! Это был Барти Крауч-младший. Его уже схватили.

Дав Гарри переварить сказанное, она продолжила, понизив голос до шёпота.

— Все вокруг с ума посходили. Ходит много слухов… — она оглянулась на занавешенную дверь, — ходят ужасные слухи. Говорят, что Сам-Знаешь-Кто вернулся. И что ты как-то с этим связан. Гарри, что произошло?

Гарри закрыл глаза. Перед ним снова встали образы той ночи.

Он начал рассказывать о том, что произошло. О портале-ловушке, о кладбище, о нападении Хвоста, о том, как он пытал его, об убийстве. Он рассказал о прибытии Пожирателей Смерти, о том, как Снегг спас его, дав ориентир на Кубок-портал и позволив забрать палочку. И, наконец, о том, как Снегг провёл «ритуал».

Несколько раз во время рассказа лицо Гермионы искажалось ужасом. Она вскрикнула, когда он рассказал, что применил против Питера смертельное заклинание. Она побледнела, как полотно, услышав о двусмысленном поведении Снегга. Но самый глубокий, леденящий страх отразился в её глазах, когда Гарри подтвердил слух, который она сама только что озвучила.

Она отошла от кровати, обдумывая услышанное, и принялась ходить взад-вперёд.

— Теперь мне понятно, почему министерские сюда заходят, — сказала она, нервно сжимая руки. — Они каждый день приходят, ждут, пока ты придёшь в себя. Вчера сам Министр Фадж, приходил.

На её лице была смесь ужаса и страха за любимого. Снова полились слёзы, и она закрыла рот руками.

— Гарри… тебя теперь посадят в Азкабан… Они знают, что ты использовал Непростительные заклинания…

Его страх перед этой перспективой отступил перед странным, холодным спокойствием, которое снизошло на него во время собственного рассказа.

— Возможно, в моём случае они могут всё-таки стать простительными, — сказал Гарри.

Гермиона недоуменно посмотрела на него, остановившись.

— Да, ему известно, что я как несовершеннолетний использовал «Круциатус» и «Авада Кедавру», — спокойно произнёс Гарри. — Но он также знает, где именно я их использовал, и знает, почему я там оказался. Он знает, что Волан-де-Морт вернулся.

Гермиона слушала, затаив дыхание.

— Либо ему придётся признать это публично. Тогда я стану героем, который, защищаясь, сумел убить его слугу и сумел вновь выжить, сбежав оттуда.

— Либо он попытается скрыть факт его возвращения, — продолжал Гарри, обдумывая стратегию Фаджа. — Тогда он вынужден будет замять и моё дело. Судить меня будет означать признать то, что произошло.

Какое-то время Гермиона ходила по палате, обдумывая сказанное. Её острый ум уже схватывал железную логику, но эмоции всё ещё бунтовали.

Она долго смотрела на него, видя в его зелёных глазах не мальчика, которого она знала, а кого-то другого — закалённого, изменившегося, иного.

— И каково это, Гарри? — спросила она наконец, и её голос дрогнул. — Что ты чувствуешь после… того, как ты это сделал?

Гарри ответил, посмотрев на неё серьёзно, без тени сомнения.

— Он виновен в смерти моих родителей. Из-за него посадили Сириуса. Он лишил меня всего. Что я чувствую? Я чувствую разочарование, Гермиона, так как он умер слишком быстро. Мне нужно быть сильным! Мне не победить Волан-де-Морта «Экспеллиармусами».

— Ты собрался с ним сражаться?

Гарри замялся.

— Если честно, я сомневаюсь, что он сам мне по силам, если верить слухам о его могуществе. Но я не буду сидеть сложа руки, пока убийца моих родителей жив и снова набирает силу. Я что-нибудь придумаю.

Гермиона подошла и обеими руками сжала его ладонь.

— Я… я с тобой.

* * *

Чуть позже в палату вошёл Альбус Дамблдор. Он принёс с собой небольшую, серебряную коробочку с леденцами в виде лимонных долек, которые, к слову, очень понравились Гарри. Он не стал ничего утаивать и повторил свой рассказ, на этот раз более подробно, в красках, глядя в проницательные голубые глаза. Директор слушал очень внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая. У Гарри складывалось ощущение, что большую часть этой ужасной истории директор и так уже знал.

— Северус вчера вечером вернулся в школу, — подтвердил он его догадки.

Дамблдор присел на край кровати и посмотрел на Гарри с тем выражением, в котором смешивались отеческая забота и глубокая серьёзность.

— Гарри, — начал он мягко, — то, что ты пережил… это оставит шрам куда глубже, чем тот, что на твоём лбу. Гнев, жажда мести — чувства понятные и, увы, очень человеческие. Но позволь дать тебе совет старого человека, который видел, к чему они ведут. Путь мести, Гарри, — это путь, который выбирают тёмные волшебники. Он сжигает человека изнутри, лишает его способности видеть свет. Убийство, даже такого ничтожного существа, как Питер Петтигрю, — это не победа. Это тяжесть, которую ты теперь будешь нести в себе. Я не осуждаю твой поступок. В той ситуации это могло быть единственным выходом. Но я прошу тебя — не позволяй гневу стать твоим поводырём. Ты сильнее этого, Гарри. Твоя сила — в способности любить и прощать. Помни об этом.

До конца дня палата Гарри напоминала проходной двор. Пришли друзья с факультета — Джинни, Невилл, Дин, лавина любопытных и обеспокоенных гриффиндорцев. Приходил и Седрик. Все жаждали узнать, что же произошло на самом деле. Для них Гарри придумал легенду. Он говорил, что Кубок оказался испорченным порталом, который забросил его на какое-то кладбище, где на него напали бандиты-маглы. Он отбивался как мог и чудом сумел сбежать. История была бледной и дырявой, но растерянные, испуганные лица слушателей готовы были принять любое, даже самое нелепое объяснение.

Наведался профессор Флитвик, пища от волнения и суетливо поправляя Гарри одеяло своим любимым заклинанием. Пришла также, к удивлению Гарри, профессор МакГонагалл. Судя по её озабоченному, полному сочувствия виду, от Дамблдора она что-то да узнала.

На следующее утро, сразу после завтрака, в палату вошёл Министр магии Корнелиус Фадж собственной персоной — один.

Вид у него был взволнованный, даже несколько помятый. Он подвинул стул и сел так, чтобы смотреть прямо на Гарри. Гарри сумел приподняться на подушках, боль в боку стала терпимой.

— А, Гарри, мой дорогой мальчик, — заговорил Фадж своим обычным добродушным, но слегка дрожащим голосом. Он снял свой котелок. — Как самочувствие? Надеюсь, мадам Помфри