Хладная рать - Анастасия Командор

задавать вопросов. Должно быть, сказывалась его привычка следовать заветам Владыки, не зная ни целей бога, ни мотивов.

— Возьми оружие и лошадь. Так будет быстрее.

— Хорошо, — снова кивнул ормарр.

Напоследок Мера длинно оглядела его, все ещё не уверенная в правильности решения, ругая себя за то, что поддалась на уговоры нечисти, и скрылась в хоромах.

В покоях ее дожидались заранее припасенные вещи: лёгкий и тонкий железный меч, с которым обучался Светозар когда был ребенком, трут, кремень и кресало в мешочке, чтобы разжечь огонь. Мера прикрепила меч к поясу — тот болтался в неподходящих ножнах, потому что для тренировочных мечей никто ножен не делает. Аккуратно вытащила слюду из окна вместе с рамой, внутри которой та крепилась, и поставила сбоку. А потом принялась мерить шагами комнату, пока сердце трепетало от волнения перед тем, что́ предстоит сделать. В страхе, что не получится.

Мера ощущала внутри себя что-то новое, но как применить это новое, пока не знала. До всего нужно было доходить самостоятельно, на ощупь. Пробовать и уже в процессе понимать, как поступить. Но любое действие неизменно начиналось с мысли.

Потому Мера остановилась у дальней от окна стены, сосредоточилась. Потянулась мыслью к силе, нащупала ту ее часть, что откликнулась на возникший в голове образ.

Затаила дыхание.

Разбежалась и прыгнула.

В прыжке тело ее за краткий миг претерпело множество изменений. Оно стало легче, сжалось в комочек и распрямилось уже в новой форме. Руки превратились в крылья, кожа покрылась перьями, а угол обзора сместился.

Мера обратилась сорокой и выпорхнула в окно.

Самым странным казалось даже не то, что она действительно смогла это сделать, а то, что она ощущала теперь, будто всю жизнь была птицей, будто все это правильно и обыденно.

Она облетела двор кругом, вернулась обратно и так же быстро обратилась человеком, стоило лишь пожелать. Босые ноги опустились на голый пол, Мера не удержала равновесия и упала на колени. Ее кафтан и меч валялись посреди комнаты, там, где девушка приняла облик птицы. Она подтянула их к себе неосознанно, пока пыталась перевести дыхание и поверить, что все это происходит на самом деле.

Восторг от первого полета, от ощущения собственной силы затмевал все прочее. И даже разочарование, что нельзя превратиться вместе с одеждой, оказалось не столь сильно. Но потом вдруг Мера вспомнила про Ингвара, и предложение пойти вместе в лес показалось ещё более глупым и ошибочным, чем четвертью свечи ранее.

Однако отступать уже было некуда.

Мера быстро собрала вещи, связала их узлом и подошла к окну. Дождалась, пока Ингвар вместе с запряженной лошадью выйдет из конюшни и громко зашептала:

— Эй, Ингвар! — Когда тот обратил внимание и подошёл поближе, слабым человеческим зрением щурясь на очертания окна, Мера скинула ему узел. — Прихвати и это с собой.

“Вот видишь, — тут же самодовольно заявила Любава, — не позови я его, кто бы тебе одёжку принес? Бродила бы голышом по лесу, соблазняла нечисть!”

Ночница расхохоталась, и Мера вторила ей нервным смешком. Слегка пошатываясь от кипящей внутри энергии, от пьянящего ощущения полета, которое снова хотелось ощутить как можно скорее, она отошла немного от окна. Прыгнула вперёд и вверх, как будто пытается взлететь — и взлетела, в мгновение ока обернувшись сорокой. Это уже выходило само собой, без всяких усилий, без раздумий и страхов. Сила сама устремлялась навстречу мысли, словно жаждала быть примененной.

Мера взлетела в ночное небо выше самых высоких крыш, рассекая крыльями плотный воздух, раскидывая снежинки. Она не чувствовала ни холода, ни страха высоты — только переполняющий душу восторг и свободу от оков тяжёлого, вечно привязанного к земле тела.

Вторая душа в ее теле ликовала вместе с ней, чувствовала вместе с ней, жила вместе с ней. Впервые Мера ощутила такое единение. Они не противоречили друг другу, а почти слились, потому что превращение требовало усилий обоих: живого тела и разума — и навьей силы, что текла сквозь мертвое сердце нечисти.

Внизу остались темные прямоугольники крыш, покрытых дранкой или соломой, припорошенные снегом, ветки дорог и тропинок между ними, черные провалы печных труб, оставленные на ночь медленно остывать. У Меры было предостаточно времени, и она сделала круг над всем городом, который в неровное кольцо заключала высокая деревянная стена. С высоты Калинов Яр казался таким тесным! Мера удивилась, что не замечала этого там, внизу.

Она перелетела через крепость как раз к тому времени, когда Ингвару открывали ворота. С одного бока показалась широкая лента реки, а с другого рассыпались по подножию холма избы с просторными дворами, с тонкими полосками заборов и кривыми дорогами.

Мера кружила над крохотными человеческими жилищами и не понимала, почему люди загоняют себя в такую тесноту. Будь она человеком, не удивлялась бы, но сейчас… Сейчас она могла только наслаждаться простором, безлунной ночью с ее густым мраком и ощущением безграничной свободы. Тревоги и заботы впервые оставили ее, они были чем-то, что принадлежало другой Мере. Она ни о чем не думала и ничего не желала. Важными оставались только взмахи крыльев и ветер.

Но это не могло длиться вечно.

Когда Ингвар остановился на полосе скошенной жухлой травы перед лесом, Мера с сожалением и тоской по вышине спланировала к земле. Обернулась человеком и снова не устояла на ногах. Все плыло перед глазами от головокружения, грохотало сердце, ускорившееся едва не до боли, и кровь шумела в ушах.

Но восторг затмевал все. Хотелось смеяться от радости, кричать, чтобы весь мир услышал, как здорово быть колдуньей. Но она молчала. Стояла на коленях на мёрзлой земле, пока ледяной ветер обдувал кожу, и ждала, когда успокоится сердце и выровнится дыхание.

Ингвар то ли ее силуэт заметил, то ли услышал шумное и частое дыхание, спрыгнул с лошади и направился было к Мере, но она дрожащим от холода голосом приказала:

— Стой там! Подай мои вещи.

Парень послушно бросил к ее ногам узел, но на этот раз от вопроса не удержался:

— Как ты здесь оказалась?

— Птицей обернулась.

Мера быстро натянула рубаху, кафтан и сапожки. Ноги уже начало покалывать от снега, тело дрожало, но теплый кафтан скоро должен согреть.

— Вот так диво! — радостно воскликнула Любава. — Мы летали, хозяйка! Правда летали! Ух-х, ну разве не весело?

— Не для того я душу свою обрекла на вечную Навь, чтобы веселиться, — отрезала княгиня.

— Одно другому не мешает!

Собравшись, она вышла к Ингвару, потянулась озябшими пальцами к теплой лошадиной шее. Животное фыркнуло и мотнуло головой.

— Так это