Лёд и Пламя - мортифактор

предательства безжалостно перевешивала. Но после вдумчивых доводов в сражении за мою душу, победила Мара.

— Гарри? — едва слышимый шёпот настороженности и тревоги сорвался с губ Мастера.

— Сохатик! Что случилось?

Волнительно прозвучал вопль Доры, пробуждая в сердце печальную улыбку и горькую боль. Она любит меня и старается помочь… по-своему. Я вглядывался в её знакомые черты, впитывая их до боли, стремясь навсегда запечатлеть её образ в своём сознании. Теперь… теперь, если мы и не враги, то однозначно стоим на разных путях. Медлить не имеет смысла.

Слова её звучали как отголоски печали, а в моей душе завязывался упрямый клубок решительности. Я чувствовал, как растёт пропасть между нами, и каждый миг, проведённый здесь, лишь подчеркивал эту очевидную истину. Холодный ветер перемен дул в лицо, напоминая о том, что время неумолимо движется вперёд.

Я сделал шаг вперёд, шагая в пропасть, оставляя Дору с её светом и теплом; заставляя сердце сжиматься от сожаления. Быть может, когда-то наши пути снова пересекутся, но сейчас пора разорвать эту связь, чтобы не причинить больше боли.

— Всё хорошо. Теперь, всё хорошо. Дора, я люблю тебя, — произношу, не медля, и с неистовым порывом вонзаю стилет в живот вампирши.

Мгновение — и сердце пробивает последний удар, останавливаясь навсегда. Я умираю, сердце замирает, а душа, словно освобожденный пленник, взмывает ввысь. Я наблюдаю со стороны: Дора падает на колени, по её щекам катятся ручьи слёз, и кажется, что она кричит, но звук не доходит до меня. Учитель, иссеченный скорбью, сгорбился и побледнел. Но вскоре поднял ко мне, парящему в небесах, свой взгляд и улыбнулся. Ни один звук не доносится до меня, лишь тихий шёпот, едва уловимый вдалеке. Внезапно я почувствовал сжавшие меня тиски. Словно чьи-то объятия, не позволяя подняться ввысь ещё больше. Туда, где неразборчивые голоса манят своим зовом.

— Пора "родиться", малыш.

Уши запечатали гром, сотрясающий уютную гавань Мастера, и вой снежной вьюги, заполнивший пространство. В следующее мгновение я, словно вброшенный в тёплое, живое тело, ощутил как закружилась голова. Долгий, глубокий вдох — как же приятно вновь дышать, ощущать, слышать! Вместе с тем вздохом во мне вспыхнула магия. Не та, что была прежде, а нечто гораздо большее. Чёрт возьми! Сколько её! Чувствую себя, как будто совершил прыжок через пару ступеней в обучении и перепил одновременно. Холодная, как горная вода, магия разливалась по всему телу, заполняя разум туманной дымкой. Безумие так и не пришло следом. Наконец-то я свободен, хотя бы на миг! Мой разум теперь полностью принадлежит мне.

— Чудовище, ты ещё жив? — произнесла Дора, её голос пронизан отвратительной смесью боли, сожаления и скорби. — Мы все ошибались. Мы ошибались в тебе. Сколько же раз мир открывал нам глаза на то, что ты — настоящий монстр! Мы не отвернулись от тебя, когда обнаружили, что ты — кровный брат Волдеморта, наследник Певереллов. Но это была ошибка. Ошибка полагать, что ты отличаешься от своих чёрных предков. Ты можешь гордиться собой. Ты достойный носитель зловещих титулов: кровного брата Тёмного Лорда Волдеморта и Лорда Певерелла.

Я не испытывал ни угрызений совести, ни гнева, ни ярости навлечённых обидными словами. Дора права — теперь я достоин. Восемь лет назад я относился бы к себе вовсе не лучше. Отвращения к собственному поступку тоже не было. Грусть, боль и любовь, подобные бурному потоку воды не разжигали всепожирающего огня, не разрывали душу, сердце и разум от утраты Доры. Теперь навсегда и бесповоротно.

Как… странно и, в то же время, хорошо. Ничто не сдерживает меня, кроме кодекса Рода, моей личной гордости и свода правил, которые я составил ещё в детстве. Каждый из этих принципов стал моим якорем в бурном море жизни, и хотя ностальгия порой лёгким шёпотом касается моих мыслей, я понимаю: я свободен. Свободен от бремени утраченного, свободен двигаться вперёд, несмотря на тени прошлого. В этом новом состоянии я нахожу ясность, позволяющую увидеть себя иначе, Словно каждый этап пути стал важной частью того, кем я стал..

— Но я могу очистить твою душу!

В руках Доры, не прекращавшей плакать вспыхнуло ярко-золотистое пламя, обжигая и ослепляя взгляд. Гудящий вал Отчищающего Пламени устремился в мою сторону, чтобы поглотить, сжечь, освободить. Вот оно ваше очищение от грехов? Подсознание, привычно и мгновенно, погрузилось в Боевую медитацию, замораживая время для решительного ответа.

— Нет! Ignis Tenebrae! — с моих рук вырвался поток чёрного огня, темнее самой ночи.

Два инородных потока пламени с оглушительным воем и шипением столкнулись между нами. Два извечных и древнейших, непримиримых врага вновь встретились на поле битвы. И спустя столько лет, отголоски давней вражды воскресли, сплетенные руками двух любящих сердец и непримиримых противников.

Пот катился градом по моему лицу, но я всё ещё черпал из бездонного океана силы, высвобожденной смертью ребёнка в чреве матери. Как же ты непоколебима, раз с такой подпиткой я не могу тебя одолеть. И, боюсь, ослабну раньше, чем ты, Дора. Неприятное стечение обстоятельств.

Потоки пламени, казалось, пожирали сами себя, огонь несётся из рук, давным-давно должен был перерасти в штормовые волны, высотой не менее двух метров. Но происходило обратное: пламя сужалось, с каждой секундой уменьшаясь в размерах, однако продолжало поглощать противоборствующую сторону. Подобно двум лавинам кавалерии, в жесточайшей схватке рвущим друг друга, они уменьшались в числе и размере, свидетельствуя о царящем побоище, но не останавливаясь.

«Дора, в данный момент ты не сможешь одержать верх. У меня имеются неотложные дела на Земле, и тут нет никого, кто мог бы меня остановить — даже ты. Прекрати. Наши действия могут привести к тому, что в конце концов мы оба погибнем. Я не желаю причинять тебе боль, не стоит этого. Умоляю, отступи.»

Ангел уловил мой ментальный посыл. Плечи её расслабились, и, опустив лицо, Дора прекратила свои попытки уничтожить меня, точнее, очистить мою душу. В тот же миг я отменил контроль над Огнём Тьмы. Потерявший источник энергии огонь быстро впитался в землю, оставив за собой завораживающее зрелище. Вся земля, дёрн и трава, что разделяли нас, были обожжены и оплавлены; превратившись в горячее желе. В небеса устремились посмертные эманации насекомых, и, опасаясь случайно втянуть их в себя, я закрылся оклюменцией. Искушение силы, несмотря на царящее в душе спокойствие, было невыносимым. Поберегусь.

— Я услышала твои последние слова, прежде чем мы столкнулись, Сохатик. Ты избрал свою спутницу в Вечности. И ради нашей любви, никогда не стремись вновь повстречаться со мной. Я должна расправиться с клейменным меткой детоубийцы