Палачи и придурки - Юрий Дмитриевич Чубков

— Профессор! — изумился он, быстро вышел из-за стола и поспешил навстречу. — Какими судьбами! И таким, извиняюсь, таинственным образом! Я уж подумал, не привидение ли там, за дверью, хе-хе!

— Да-да, вы правы! Наверно, мне надо было постучать... доложить... Я, собственно, записан был к Первому, к Анатолию Ивановичу, но он в Москве...

— Вызван срочно, — энергично кивнул Егор Афанасьевич. — И вы правильно сделали, что догадались зайти ко мне. В этот кабинет, — он ткнул пальцем в блестящий паркетный пол, — вы можете заходить в любое время и каким угодно образом. Хоть в окно! Хе-хе!

Он подхватил профессора под локоть и повел к столу, к покойному мягкому креслу. Надо сказать, что, имея в настоящий момент отменное здоровье, к врачам Егор Афанасьевич относился с изрядной долей почтения. Почтения, так сказать, авансом, на будущее. Знал, какая хрупкая тварь человек, как может скрутить его в одночасье, и всегда имел это в виду. Особенно же тешило его наличие в городе Благове, под боком, такой знаменитости, как доктор Чиж, и возглавляемой им клиники. Бережно вел его, придерживая за костистый локоть, любовно поглядывая сверху вниз на узкий затылок в седоватых жестких волосах, на остроносый благородный профиль. И странное, позабытое давно чувство охватило Егора Афанасьевича: словно бы как в детстве держал в кулаке пойманную птицу и та трепетала и дергалась, и издавала полузадушенный писк, если слегка сжать кулак. Такому набежавшему черт знает зачем чувству усмехнулся Егор Афанасьевич, подвел профессора к стоявшему чуть на отшибе журнальному столику, предназначенному для доверительных бесед, усадил в кожаное кресло и сам присел рядом, снисходя, ставя его как бы вровень с собой, и с той же прибереженной усмешкой спросил, придав ей, однако, игривый, дружеский характер:

— Ну-с, и что же привело вас, профессор, в этот кабинет? В эту, как выражается кое-кто в нашем городе, цитадель бюрократии?

— Я, видите ли, не в приватном порядке... не как частное лицо... Я уполномочен от группы.., то есть от коллектива, и дело неприятное, скверное... Но коллектив меня избрал и доверил. И мой долг, знаете...

— Вот как? — левый, вопросительный глаз Егора Афанасьевича расширился, правый же еще больше прищурился и стал подобен лазерному лучу. — Вы, профессор, меня пугаете. Что же это за дело за такое?

— Дело в том.., — доктор Чиж на секунду замялся, скривился, как от горечи во рту, и выдавил, — что в Медицинском институте берут взятки.

И тут произошло непредвиденное: глаза Егора Афанасьевича сами собой, помимо его воли, поменялись местами — левый прищурился, а правый расширился.

— Как? Как вы сказали?

— В нашем Медицинском институте берут взятки, — уже ровным голосом, звонко выбрасывая слова, произнес Чиж, и слова рассыпались по кабинету, запрыгали, слились в один тревожный звон: хрустальным колокольцем пропела люстра на потолке, зубовным скрежетом хрустнуло стекло на портрете Генсека. Последнее слово, самое гадкое, отскочило и больно стукнуло Егора Афанасьевича в лоб. Он отшатнулся.

— В нашем советском Медицинском институте?

Доктор Чиж развел руками: в каком же еще? в нашем, в советском.

— Но подождите! — Егор Афанасьевич поднял руку, выставил ее ладонью в сторону профессора, как бы останавливая его, предостерегая. — Подождите, — повторил он с некоторым уже значением и даже с толикой угрозы. Глаза его вернулись на место, и в правом блеснуло что-то. — Давайте-ка разберемся. Как это берут? Что за взятки? Кто, наконец, берет? Может быть, вы что-то преувеличиваете, профессор?

— Э-э, какое там преувеличиваю! — махнул рукой Чиж. — Уверяю вас, Егор Афанасьевич, преувеличивать дальше уже некуда. Заявляю с полной ответственностью: у нас в институте действует мафия во главе с ректором Покатиловым. Организованная преступность...

— Так уж и организованная! Так уж и мафия! — вроде как недоверчиво усмехнулся Егор Афанасьевич. — Уж больно мы увлеклись Америкой, порядки ихние идеализируем, чтобы все как у них. Вот теперь: и мафию нам еще подавай!

— Нет-нет, все не так. Впрочем, что это я, у нас же заявление! — Всеволод Петрович выхватил из кармана клетчатого пиджака свернутые трубкой листы бумаги. — Вот. Два экземпляра. Один в прокуратуру, один вам, в обком.

Он долго и тщательно разворачивал бумажный рулончик, словно древний гонец посольскую грамоту. Бледное обычно лицо его покраснело, на залысинах выступили капельки пота — листы плотно слежались, уместились уютно в рулончике, притерлись друг к другу в таком положении и разворачиваться не желали. Одолел их Всеволод Петрович, развернул, отделил половину и протянул Егору Афанасьевичу.

Изысканностью староканцелярского стиля веяло от заявления, полно оно было каких-то «уведомляем», «долгом своим почитаем», почерпнутых, по всей вероятности, из русской классики прошлого века. Речь же шла о том, что ректор Медицинского института Алексей Борисович Покатилов, проректор Игорь Петрович Сидоренко и декан факультета общей терапии Иван Семенович Копылов организовали преступную группу, целью которой является прием в институт лиц кавказских и среднеазиатских национальностей, за определенную мзду. В скобках стояло: около пяти тысяч. Крупная такая сумма объяснялась тем, что лицам этим после года обучения гарантировался перевод в один из столичных ВУЗов. Этот налаженный конвейер действует уже несколько лет, и имеются тому неопровержимые свидетельства.

Раз и другой прочитал заявление Егор Афанасьевич, особенно же изучил фамилии нижеподписавшихся. Всего, кроме Чижа, их было пять: доцент Ниязов А. И., доцент Луппов Ф. Я., ординаторы Вульф А. Г., Ганин Ю. П. и Ребусов Н. И.

— Н-да, — оторвался, наконец, Егор Афанасьевич, откинулся на спинку кресла, смахнул с носа очки, поиграл ими, покрутил за дужку, нахмурясь, сосредоточенно, словно бы ошарашенный, недоумевающий. — А эти товарищи.., — он ткнул пальцем в подписи, — они...

— Работают у меня в клинике и преподают в институте. И... кхем... в некотором роде, мои ученики, — сказал Чиж смущенно, но в то же время с гордой улыбочкой. — За всех я ручаюсь головой.

— Это очень хорошо, — как-то рассеянно проговорил Егор Афанасьевич. — Эт‑то оч‑чень хорошо, когда учитель так уверен в своих учениках. И что же, ваши эти... «неопровержимые свидетельства», в какой мере они неопровержимы? Да и свидетельства ли? Может, все это ОБС? Одна бабка сказала? Слухи одни, домыслы?

— Нет-нет! — поднял руку Чиж, отвергая подобные предположения. — Если бы слухи!