Ветер из Междуморья. Книга 1. Джай - Анна Виор

меч, барда – лютня, а монаха - Мастер Судеб. Он из нас троих обычно оказывается самым сытым.

- Благ наш Господь!.. – поднял очи горе Скайси.

- Здесь мы оказались случайно, добрый кузнец Дишик согласился нас подвезти и поведал, что в этой деревне можно найти еду и ночлег.

- Добро! Будем считать, что я вам верю. Но смотрите у меня! Вы трое – мне не нравитесь! Вот этот босой бард – похож на жулика! А монах – на больного! С чего это у него волосы позеленели? А ты… только попробуй мне затеять драку! Если кто на вас пожалуется - я вас из-под земли достану!

- Нам можно идти?

- Топайте себе, - снисходительно позволил староста, отмахнувшись пухлой рукой. – Выведи их, Мирка!

Мирка провожая их за дверь, не сводила огромных серых глаз с Адонаша, а на пороге шепнула ему почти в самое ухо:

- Это правда, что ты можешь поразить десятерых, пока падает перышко, упущенное девой?

Адонаш нахмурился, изумленный не столько вопросом - такие частенько ему задавали, сколько поэтичным его изложением. Джай ухмыльнулся, он-то знал, что это слова известной баллады о Мастере Меча. Надо будет исполнить ее Адонашу.

Друг пожал плечами.

- Ты лучше скажи, Мирка… - произнес он.

- Мирикия, - поправила девушка, смущенно пряча глаза.

- Мирикия… Где у вас тут трактир, гостиница… корчма?

- У нас нет гостиницы… А корчма есть! Идите прямо по улице, там вывеска – гусь намалеваный… - она указала нужную сторону тонкой не по-селянски кистью руки.

- А сапожник у вас где?.. – спросил Джай, шевеля пальцами на босых ногах.

Корчма

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка. 

Им выделили одну комнату на троих, тесную и бедную. Но и за ту корчмарь помотал нервы: рассказывал, что гостей в Низинке не бывает, а если кто и приходит издалека, то только к родичам, у тех и живет, а у него корчма – комнат он не сдает, только пиво наливает и накормить может. Джай уж было хотел отправиться к кузнецу - тот бы нашел, где им переночевать, но тут Адонаш сверкнул серебряным огоньком, а у корчмаря в ответ сверкнули глаза, и комната чудесным образом отыскалась, как и стойла для лошадей еще за один огонек. В дополнение ко всему хозяин заведения потребовал, чтобы Джай полвечера выступал перед его завсегдатаями. Джай, оглядев этих завсегдатаев, не нашел ни одного трезвого и с осмысленным взглядом, способного понять и оценить хотя бы часть слов из его песен. Но он ошибался, думая, что зрителей не найдется - к вечеру под вывеску с золотым гусем сбежались, наверное, все хорошенькие девушки Низинки, но не столько послушать барда Астри Масэнэсса, сколько поглазеть на настоящего Мастера Смерти – Адонаша. Джай, подобравший себе сапоги и, сменивший, искромсанную из-за попадания крови гипока, тунику на сорочку, куртку и шаровары, тоже выглядел достаточно прилично, и даже привлекательно. Но кто же сравниться с опасным и таинственным боевым Мастером?

Скайси, как обычно, весь вечер поглощал огромные порции сыров, колбас, пива и овощей, которые по всем законам природы не должны были в него влезть, и бросал на девушек, окруживших Адонаша, совсем не монашеские взгляды. Сам Адонаш таял от внимания, отвечал в который раз, сколько человек он может убить за время, пока падает перышко, и, судя по всему, не собирался ночевать сегодня в добытой с таким трудом комнате. Джай предчувствовал неприятности, которые всегда следуют за подаренной слишком легкомысленно любовью красотки, в виде ее мужа или отца. И боялся он не за Адонаша, а за этих ревнивых мужей и озабоченных честью дочерей отцов… Во всем Мастер Адонаш был сдержан и осторожен, да только не когда дело касалось хорошеньких женщин.

Джай успел спеть с десяток баллад, когда в корчму заявились местные «музыки», которые, к его огромного облегчению, взяли на себя обязанности по развлечению толпы и затеяли развеселую музыку, орудуя бубном, насвистывая на свирели и задорно пиликая на скрипке.

Скрипка Джаю приглянулась. Он видывал и раньше такой инструмент, но сам его в руках не держал. Когда музыканты, да и танцующие под их «брыньканье» (как выражался здешний люд) гости подустали, он за пару искорок договорился с хозяином скрипки одолжить ее ему.

- Попробую извлечь из этой палочки и веревочек какие-нибудь приличные звуки, - говорил он, а лупоглазый и долговязый скрипач ухмылялся, заверяя, что на скрипке нужно долго учиться играть, а тот, кто впервые берет ее в руки, выдает такие трели, что птицы дохнут прямо на ветках.

- Боюся, ты, менястерь, усех тут гостей распужаешь!

- Если «распужаю», - Джай осторожно взял скрипку в руки, рассматривая смычек, гриф и четыре струны, - то дам вам огонек. Идет?

- За каждого гостя по огоньку!..

- Вы, что, родичи корчмаря? Что вас так заботит количество посетителей?

- Ну, родичи, а тебе-то что?..

Джай рассмеялся, отошел подальше в угол, закрыл глаза и отдался музыке. Путь Музыканта Силы обнял его золотыми нитями, заворожил разноцветными сполохами, принялся сплетать удивительные узоры. Джай играл… играл, скрипка плакала и смеялась… Он видел далекие страны и величественные замки, гулял по прекраснейшим садам и летал в облаках… Он прожил новую жизнь, полную радости, а затем следующую, полную печали… Любил, ненавидел, страдал и был счастлив… рождался и умирал… И наслаждение, дарованное музыкой не могло сравнится ни с каким плотским удовольствием. Золотые нити, тянущиеся из глубины его души рисовали образ за образом, и под конец сплелись в литую из золота фигуру женщины… Она обрела черты, сверкающее золото превратилось в нежную смугловатую кожу, на щеках заиграл румянец, он узнал зеленые глаза, вьющиеся каскады черных густых волос, красиво изогнутые брови…

- Кто ты?.. - прошептал он, и в то же мгновение образ рассеялся, волшебство музыки свернулось тугим плотным клубком в его душе, причинив боль сожаления, что все закончилось.

Он непременно приобретет себе такой инструмент… непременно…

Открыв глаза, Джай обнаружил, что нет ни одного человека в корчме, который бы на него не смотрел. Даже девушки, увлеченные Адонашем, оставили того, собравшись стайкой вокруг Джая, даже корчмарь, застыл с кружкой в руках, роняя слезы прямо в налитое для кого-то пиво, даже Скайси, смотрел, выпучив глаза и открыв рот, - как никогда, сейчас монах казался совсем ребенком… Адонаш печально улыбался.

Джай захотел есть. О! Как же он захотел есть!

- Никогда не слышали ничего лучше!..

- И в самом деле – великий бард!..

- Менястрель, потухни мой огонь, настоящий менястрель!..

- Я даже слезу пустил, а не плакал я с того дня, как меня жонка отходила сковородкой!