Сколько волка ни корми - Карина Володина

— Да, может, полноценным волком меня и не назовёшь, — говорит Вран вдохновлённо. — Может, недостоин я хоть что-то в полудоме своём полудушой своей решать, может, недостойны мы все этого — может, и не хочет этого никто из нас? Не бежать от людей, а отвечать им. Не помогать им, а на место их ставить. Не чужой жизнью жить, главами нам навязанной, а свой собственный путь искать и находить. Не в одном доме, в землю врытом, на виду у сородичей всех жить, а вместе с любимыми, детьми и родителями своё место иметь. Не приказам одной волчицы подчиняться, а право голоса для всех иметь. И знать, всегда знать: услышан твой голос будет. Не закроют глаза на беды твои, на надежды твои, на мечты. Не останется родной твой неотомщённым, никогда не будешь ты по лесу ходить, по сторонам оглядываясь: а не захотят ли деревенские его от тебя «очистить»? Может, нам пора земли свои от них очистить? Может, есть земли ещё в лесу этом, ни одним племенем не занятые, на которых своё собственное племя мы можем создать — свободное, честное, ни перед какими обычаями закостенелыми не склоняющееся?

— Своё племя?

— Новое?

— О чём он…

— Да что это, неужто и впрямь он собрался…

Бегут, бегут, бегут голоса изумлённые, встревоженные по устам лютьим — весь холм кольцом плотным опоясывают, гудят и первые ряды, и последние.

— Лесьяра, да заткни ты его наконец! — раздражённо Бушуй откуда-то издалека рычит.

Не видит Вран его даже — и хорошо. Не для Бушуя он всё это говорит. Не Бушуй его слушатель главный.

— Зачем? — спокойно Бушуя голос Лесьяры спрашивает. — Пускай. Продолжай, Вран. Закончи свою мысль.

— Заканчиваю, Лесьяра, — так же спокойно Вран говорит. — Заканчиваю — и ко всем, кто хоть отголосок истины в моих словах услышал, обращаюсь: задумайтесь. Всё ли вас устраивает, всем ли вы довольны? Не с главами племён я сейчас говорю, не с дочерями их, не со знахарями и их учениками — знаю я, что их переубеждать бессмысленно. Но вам, самым обычным, верным, простым волкам и волчицам я говорю: присоединяйтесь. Присоединяйтесь ко мне, коли хоть что-то души ваши тронуло. Если идёте вы по дороге жизни своей, то на одну, то на другую корягу натыкаясь, если хлещут вас по лицу ветви еловые, если туман вокруг вас и дождь холодный льёт, как сейчас — стоит ли и дальше по дороге этой идти, стоит ли ненастья эти терпеть, из-за людей на ваши головы свалившиеся, или всё же лучше в другую сторону свернуть? Что-то другое попробовать? Не на хвост волчицы верховной, впереди всегда бегущей, смотреть, а рука об руку с теми пойти, кто наравне с вами будет?

— Что ты предлагаешь? — неожиданно громко спрашивает Самбор.

Видно по лицам большинства лютов, что замешательство одно у них слова Врана вызывают — но есть и исключения. Есть свои Самборы, Неревы, Гораны, Зораны и Зимы даже в племенах других. Есть и не только самборовские кивки — есть не только зимины взгляды заворожённые. Есть, есть, есть те, кто с Враном согласен, — не в пустоту привычную его слова упали.

— Я предлагаю… — начинает Вран.

И сжимает вдруг его горло что-то, и обжигает ухо его серьгой вдруг от Баи.

От Баи.

От Баи, которой он тоже всё это предлагал. От Баи, которая смеялась лишь в ответ на все предложения эти — но не виновата она ведь в этом. Сделала Бая, всегда делала для Врана всё, что могла. Всё, что правильным считала. Никогда зла ему не причиняла, никогда в помощи не отказывала — и что же он сам в ответ на сердце её открытое устраивает? Пообещал же он себе когда-то, поклялся горячо, уверенно, что только улыбку на губах её вызывать будет, только смех её звонкий — и что же, смеётся ли она сейчас? Улыбается ли? Что делает Вран? Что он делает?

Хочется Врану, мимолётной слабостью хочется обернуться. К Бае обернуться. На неё посмотреть, а не на Самбора этого, ей одним взглядом сказать: пожалуйста, поверь мне. Как всегда ты мне верила — так и сейчас поверь. Не для себя я это делаю — ради нас. Не я — мы, мы, мы к племени этому новому присоединимся. Не я — мы, мы, мы, от матери твоей сбежим, от нрава её нестерпимого, от решений её невыносимых. Хотела же ты со мной судьбу свою связать — ну так вот же я, вот судьба наша общая, не отрекайся от неё. Доверься мне. Доверься мне, доверься мне, доверься мне…

Но вместе с Баей и на Лесьяру Врану смотреть придётся. И на остальных лютиц верховных. И на Радея, и на Сивера проклятого, и на Искру тупоголовую — нет, на это Вран не согласится.

Поэтому он повторяет, по-прежнему в глаза Самбору глядя:

— Я предлагаю… предлагаю лучшее у всех взять, но никого не щадить. Я предлагаю всем, кто хочет этого, кто хоть раз задумывался об этом, жизнь новую начать. Предлагаю я всё главенство, всё верховенство, все слова единственно верные по рождению только отбросить — и так сделать, чтобы не было в племени новом ни несчастных, ни безгласных. Я предлагаю пойти со мной тем, кто хочет жизнь свою ради себя прожить, а не в труде бесконечном во славу тех, кто и пальцем для нас не пошевелит. Предлагаю я каждому своё место, каждому своё слово, каждому свою, а не навязанную кем-то, судьбу. Предлагаю безопасность — и жизнь среди семей, а не в общей куче. Предлагаю молодым и старым, охотникам и кузнецам, тем, кто несправедливость только в сторону других видел — и тем, кто сам не раз с ней сталкивался. Пойдёмте. Пойдёмте со мной — и не пожалеете вы. Найдём мы угол свободный в лесу, свой дом, свои жилища в нём построим — и ни один человек к жилищам этим не подойдёт, потому что знать будет: если там на одного волка пойдёшь — десяток по твою душу придёт. Если одну стрелу ты в волка пустишь — сотня когтей в тело твоё вонзится. Если полюбишь ты хоть знахаря, хоть наследницу бывшую — не разлучит вас никто и никогда, не будут души ваши условностями глупыми скованы. Если…

— Я согласна! — внезапно Зима выкрикивает.

И дрогает её голос, и оглядываются на неё ошарашенно рядом с ней люты стоящие — и сжимается Зима мгновенно в комок испуганный, но на Врана глядит твёрдо, уверенно, и повторяет