Сталинград: дорога в никуда - Анатолий Алексеевич Матвеев

Раненые смеялись и спрашивали:

– Товарищ старший лейтенант, а зачем вам пистолет? Здесь немцев нету.

– По уставу положено, по уставу, – отвечал он, а сам то и дело посматривал на большие наручные часы в белом никелированном корпусе, словно куда-то боялся опоздать, на какое-то важное мероприятие, может быть, важное не только для него или для госпиталя, а для всей страны.

Человек, знавший войну только в теории, рассказывал им, вернувшимся с передовой, о том, как надо воевать. Они не возражали, понимая, что спорить со старшим по званию не только бесполезно, но и опасно, но порой, даже в открытую, смеялись над ним. Он старался этого не замечать и всегда ходил с таким важным видом, словно он один знает то, что другим неизвестно. Замполита за глаза звали Ну-ну, прозванного так за то, что по делу и без дела повторял:

– Ну-ну.

Бойцы шутили:

– Что-то нашего Ну и Ну не видно. С немцем газетой воюет.

– Это как? – интересовались вновь прибывшие.

– А так, свернёт газету и ну фрицев бить, набьёт штук десять, за крылышки – и за окно.

– За что же он их так?

– К его хлебу с маслом подбирались. Вот такой он у нас герой.

– Да-а, – усмехались раненые. – Такого бы в Сталинград, он бы показал фрицам, где раки зимуют.

А другие поддерживали, хохоча на всю палату:

– От такого героя немцы враз разбегутся.

После очередной бучи, когда дело дошло до мордобоя между ранеными, а значит, и без крови не обошлось, сил у главврача после непрерывных операций разбираться, кто прав, кто виноват, не было. Зашел в палату, посмотрел на лежащих, на кровь на подушке, недовольно покачал головой и вышел. Раненые посмотрели ему вслед и подумали:

– Сердится.

Вернулся к себе, сел и, наклонившись к столу, хрипло крикнул в приоткрытую дверь секретарше:

– Замполита позови.

Замполит вошел и сел без приглашения перед столом. Главврач поднял на него воспалённые глаза.

– Как-то не очень у нас получается с политвоспитанием.

Замполит, качнув головой влево-вправо, ответил:

– А что, газеты все получают. Политинформация три раза в неделю. Всё, как положено.

И главврач понял, что у этого человека всегда всё в порядке, и если всё вокруг рухнет, он будет стоять с чувством выполненного долга, и никто и ничто не сможет поколебать эту незыблемую уверенность в себе.

И главврач махнул рукой, так отмахиваются от назойливой мухи. Замполит встал, ещё раз качнул головой влево-вправо и вышел. Секретарша заглянула в кабинет, главврач, уронив голову на стол, спал. И даже во сне он говорил:

– Зажим, щипцы, тампон…

Секретарша осторожно закрыла дверь и решила, что допечатает после, когда главврач проснётся, и, не зная, чем заняться, встала у окна, закурила и стала смотреть на улицу, где раненые, наслаждаясь осенним солнцем, курили, сидя на лавочке, и, размахивая руками, обсуждали последние новости.

Мимо них с важным видом прошествовал замполит. Их разговор, пока он проходил мимо, прервался и, усмехнувшись ему вслед, продолжили болтать о своём. Только кто-то, дёргая рукой на перевязи, сказал, кивая в след:

– Чегой-то он трезвый.

Ему со смехом ответили:

– Да спирт в госпитале кончился.

– Вот беда-то.

После того как ключи от кладовой передали Вере, замполит вдруг осознал, что свободный доступ к спирту для него закрыт. Он, недолго думая, пошёл к Вере. Она насторожилась при его появлении, отложила ручку, посмотрела на него, как на двоечника, и спросила:

– Вам что надо?

– Разве не знаете? – возмутился замполит, глядя на неё сверху вниз. Она взяла ручку, покрутила, опять положила, посмотрела на стол, подняла голову и, глядя ему в глаза, строже, чем вначале, спросила:

– Вы что, ранены?

Замполит хотел возмутиться, но сник и, сжимая и разжимая кулаки, ушёл к себе. Из тысячи планов, пронёсшихся в его не по случаю трезвой голове, как убрать из госпиталя эту школоту, ни один не имел недостатков. Но больше всего он боялся, что если её заберут, то раненые устроят бучу. А они, как известно, народ безумный, фронтовой. Их окриком не остановишь. Дойдёт до кого надо, за такое дело и его по головке не погладят, потому что в его ведомстве непорядок, и с него спросят. Хорошо если просто спросят, а могут и послать туда, где людей всегда не хватает. А где их не хватает, известно – на фронте. Но и спускать дело на тормозах не позволяло ни положение, ни мужская гордость. Закрывшись у себя, рычал, скрипел, но ничего не смог сделать.

Утром, как гром среди ясного неба, случилось это: вышел приказ об упразднении института комиссаров.

Когда замполит читал газету, руки у него дрожали. Долго сидел, глядя в одну точку, глотая слюну. Уронил газету на стол, упал на неё лицом и заплакал. Ему стало казаться, что жизнь оборвалась, а он зачем-то живёт и дышит. Вскочил, схватил газету и порвал её в клочья. А потом испугался, ползая на четвереньках, собрал все бумажки в карман, решив, что выкинет всё где-нибудь по дороге домой.

Но домой идти не хотелось и выходить из кабинета тоже. Стоит появиться в коридоре, и все будут тыкать в него пальцем и смеяться в глаза.

Собравшись с силами, пошёл к главврачу. Тот долго смотрел на стол, поднял голову, несколько раз моргнул красными воспалёнными глазами и безразлично сказал:

– Приказа по вам не было.

– Как же мне быть? – спросил замполит, надеясь, что врач ему непременно поможет. Обязательно поможет.

Тот, водя ладонью по столу, словно стесняясь своих слов, сухо произнёс:

– Не нянечкой же мне вас брать.

От таких слов замполит, как ошпаренный, выскочил за дверь, пробежал по коридору и умчался из госпиталя. Купил бутылку водки, вернулся, закрылся в кабинете и до утра не выходил. Рано утром, оставив кабинет открытым, исчез, как растворился. Куда закинула его судьба, никому не было интересно.

Только раненые, не дождавшись замполита на политинформацию, остановили пробегавшую Катю и спросили:

– Кудай-то замполит запропастился?

Катя дёрнула плечами и сказала смеясь:

– Не знаю. В армию небось забрали. Куда ж ещё.

На что раненые, переглянувшись, пошутили:

– С такой головой на дивизию поставят, а то и на армию.

Катя усмехнулась и, отмахиваясь от них, убегая сказала:

– Ну вас.

Раненые посмотрели ей вслед и, не сговариваясь, сказали:

– Огонь, а не девка.

Постояли и пошли в курилку, куда, собственно, и шли. Но дойти они туда не успели, чёрная тарелка хрюкнула, кашлянула, словно поперхнулась, зашипела. Они замерли, боясь пропустить самое важное, и, затаив дыхание, глядя вверх на