Камни падают в море - Александр Николаевич Туницкий

бросить его, забыть, как советовал следователь, вызывавший ее несколько раз на допросы. Она не сделала этого и стала носить ему в тюрьму передачи, выкраивая из своего пайка продукты, отказывая себе во всем. Тяжко было в годы, когда люди напрягали все силы для борьбы, околачиваться в тюремных приемных. Тяжко и стыдно. Однако она пошла на это, хотя не была соучастницей и ничего не брала из ворованного. Пошла ради своей любви.

Через пять месяцев Владимира освободили за недоказанностью обвинения. Тюрьма не исправила его. И ее семейная жизнь превратилась в ад. Он снова стал работать по снабжению, снова у него было много денег, больше, чем он мог заработать, и снова он начал исчезать то на два, то на три дня. Завел дружбу с какими-то прощелыгами. Приходил домой пьяный. И Татьяне опротивела эта жизнь, она уже хотела, чтобы он ушел. Потом он получил комнату, и больше они не встречались.

Так прошло несколько месяцев. И вдруг как-то Владимир позвонил. Он сказал ей, что женился.

Все было кончено. Жалеть было не о чем: в ее сердце не осталось ни капли нежности и любви.

И с тех пор она никого не любила и ни одному мужчине не верила. Она ушла в работу, в подготовку диссертации. В последние дни ее потянуло на родину. Она написала брату и договорилась вместе с ним провести отпуск у матери, в старом родном доме. Дома и стены должны были помочь ей забыть все.

Брат приехал точно в срок, а через день они выехали в родной городок.

Здесь она встретилась со школьной подругой Люсей Казиной. Люся работала заведующей учебной частью в одной из средних школ города. Татьяна считала ее очень красивой девушкой и даже втайне немного завидовала ей. Еще в школе она призналась себе, что ей хотелось бы иметь такую же матовую кожу, такие же пышные, слегка вьющиеся, темно-каштановые волосы.

Татьяна знала, что Люся и Василий во время войны переписывались, и считала, что они давно уже влюблены друг в друга, только почему-то не решаются объясниться, из года в год откладывают свое счастье. Все это, разумеется, было нелепо, но Татьяна хорошо знала, что и не такие нелепости бывают в жизни.

Может быть, она и не вмешалась бы в их отношения и не попыталась бы помочь брату и подруге, если бы Люся сама первая откровенно с ней не заговорила.

Люся пришла как-то к ним в дом и, пока брат что-то делал на чердаке, принялась рассказывать о себе и своих ожиданиях, о том, что только с Василием она может быть счастлива и никто и никогда ей так не нравился, как он. Люся говорила обо всем этом с грустью в голосе. Видимо, она далеко не была уверена в том, что сможет понравиться Василию. А Татьяна смотрела в темно-карие, строгие глаза школьной подруги, на ее чудесные волосы, на красивые губы и мелкие, казавшиеся прозрачными зубки и думала о том, что такую милую, с такими хорошими манерами и с таким вкусом одетую девушку нельзя не полюбить и что виной всему глупая Васькина застенчивость.

— Люся, милая, я, конечно, ничего не могу тебе сказать с полной достоверностью… Мы несколько раз говорили о тебе, и я чувствовала, что ты ему не безразлична. Ты знаешь, озорные парни часто бывают застенчивыми…

Так разговаривали они, сидя рядышком на диване и прислушиваясь к стуку на чердаке.

Потом Люся положила голову ей на плечо и расплакалась, а Татьяна подумала о себе и тоже заплакала. Когда Василий вошел в комнату, они обе отворачивались от него, чтобы он не увидел их заплаканных глаз и ни о чем не догадался.

С этого дня Татьяна старалась почаще оставлять их вдвоем, в разговорах постоянно хвалила Люсю, встречала ее подчеркнуто ласково, как родную, часто просила ее вымыть посуду или принести из кухни самовар, подчеркивая этим, что она в этом доме признана своей.

Все шло отлично, и Татьяна как-то доверительно сказала матери, что, может быть, к концу отпуска доведется справить свадьбу. Анна Алексеевна глянула в окно, не слышит ли их разговор сын, и, раздумчиво передернув плечами, неопределенно отозвалась:

— Посмотрим, посмотрим, доченька, не будем опережать событий.

Неожиданно все пошло к черту. Василий попросту, не считаясь ни с приличиями, ни с тем, что Люся была не девчонка, а уважаемый в городе человек, перестал обращать на нее внимание, забросил ремонт дома и целые дни стал проводить с Настей — рыжеволосой, грубоватой девчонкой. Словом, повел себя в точности так, как молодой бычок, сорвавшийся с привязи.

День или два Татьяна выжидала, не образумится ли брат. Нет, этого не случилось.

Она встретилась с Люсей, поговорила с ней. Та тяжело переживала удар, видимо, не могла прийти в себя, замкнулась и решила молча, одиноко вынести боль. Как хорошо все это было знакомо самой Татьяне и как ей жалко стало подругу!..

И тогда она решилась не считаться ни с чем, бить в набат. В одну из ночей она дожидалась Василия, чтобы начистоту объясниться с ним, даже, может быть, рассказать о себе, о том, как один негодяй разбил ее жизнь.

Василий появился на рассвете. В комнату он вошел с каким-то нелепо-праздничным, ликующим лицом. Увидя это выражение, Татьяна вздрогнула от злости.

— Долго это будет продолжаться! Ты понимаешь, что ты делаешь? Я не хочу, чтобы ты позорил себя, и меня, и маму!.. — начала она.

Если бы Василий попытался что-нибудь объяснить, оправдаться, если бы он просто сказал, что полюбил Настю и ничего не может с собой поделать, она бы, наверное, попыталась понять его и если не оправдать, то хоть примириться с его глупыми поступками и решениями. Но брат стал говорить ей колкости. Он попросту не впустил ее в свой мир и всем своим видом показал, что не только не считает себя ни в чем виноватым, а даже и не видит повода для разговора. Это уже было слишком. Она разозлилась и на мать за то, что она явно не хотела вмешиваться, вразумить своего сынка.

Татьяна легла в кровать, но заснуть не могла. Лежала и думала, что, видно, много таких людей, как Мурзин и ее брат, тупых и жестоких, мимоходом, даже не задумываясь ни о чем, они разбивают чужую жизнь.

Осунувшаяся после бессонной ночи, она поднялась с кровати, умылась. Завтракать не стала. Вместо этого собрала чемодан, поцеловала мать, обещав скоро снова приехать, и пошла на вокзал, не простившись с братом. По