Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой

щитом для бандитов из ВСУ будут киевляне, винничане и львовяне. Потому что у тварей нет «своих». Тварь всегда думает только о собственной шкуре и если любит кого-то, то только саму себя.

Тоже мне, защитники.

А ещё Надежда подумала, что, несмотря на то, что она узнала, что ее сын находится на самых жарких участках фронта, она почему-то стала меньше за него волноваться. Не от безразличия – материнское сердце, полное любовью, конечно, болело, потому что любовь – это всегда тревога за дорогого человека.

Исчез страх неизвестности, а на его месте воцарилось странное спокойствие. Вновь бросив быстрый взгляд на икону «Всех скорбящих радости», Надежда машинально прошептала «Богородице, Дево…», отложила письмо сына – и вернулась к работе.

Но, разложив немногочисленную оставшуюся корреспонденцию – три письма, два уведомления о почтовом переводе, который можно было пока получить только в Забойске, и какая-то квитанция о приеме платежа и отгрузке товара – Екатерина что-то заказала в России, но что – в квитанции не было указано, Надежда вновь задумалась.

Письмо сына… это ведь тоже письмо солдата. И ему, получается, тоже место в экспозиции их будущего музея. Конечно, это письмо её сына, но ведь и другие письма тоже от чьих-то сыновей, мужей, братьев, друзей, сослуживцев…

Если их можно выставлять в музее, то справедливо будет выставить там и письмо её сына. «Значит, надо снять копию и с него», – решила Надежда.

Тем временем прибежал Вовка, по виду весьма довольный:

– Дочитал я про Столетнюю войну. Где там ко… книги?

– Вот же, на столе лежат, – ответила Надежда, дивясь Вовкиной невнимательности.

– Давай я и письма разнесу за тебя? – предложил Вовка. – А ты отдохни пока.

– Спасибо, – кивнула Надежда. – Кстати, Виталька письмо написал. Тебе привет передает, папа ему про твое решение пойти в артиллеристы рассказал, он очень одобряет. Можешь сам почитать, возьми письмо, только не потеряй.

– С чего бы я его терял? – пожал плечами Вовка, и Надежда, неожиданно для себя, продолжила:

– Я хочу снять с него копию для нашего музея.

– Здорово, – сказал Вовка, – Витальке понравится.

– Почему ты так решил? – удивилась Надежда.

– Мы, когда в Донецке с ним в музей Победы ходили, он у витрины с солдатскими письмами остановился, – ответил Вовка. – И говорит: «Круто, люди писали письма, думая, что они – простые люди, а оказалось, что они – герои, и письма их – музейная реликвия». А теперь и письмо моего брата будет музейной реликвией. Выходит, наш Виталька тоже герой!

– Герой, герой, – улыбнулась Надежда. – А ты до этого сомневался, что ли?

Глава 19. Письмо жене

После обеда привычный гул канонады на западе стал нарастать.

Война живет своей жизнью, и в этой жизни не бывает спокойных минут. Даже если на каком-то участке фронта позиционное затишье, все равно арта обеих сторон изредка постреливает, что вызывает ответный огонь. Такой он голос войны – то с одного, то с другого направления доносится гулкий кашель выстрелов, а затем – более мощное бухание разрывов, ответная стрельба, ответные далёкие разрывы.

А когда затишье заканчивается, опять-таки первой говорит арта. И ее деловитый бас звучит без перерыва, хотя и ослабевает несколько, когда войска сталкиваются в атаке. Стрельба стрелкового оружия не слышна на таком большом расстоянии, она кажется далеким шорохом сминаемого металла, морским прибоем, перекатывающим гальку, хотя самого моря и не видно.

До стрельбы ещё не дошло, а вот арта определённо заговорила другим языком – языком удара или контрудара. И то и другое означало, что будут раненые. Надежда перезвонила Вовке и узнала, что тот разнес почту. Точнее, почти разнес – сейчас он был у Екатерины, вручил ей квитанцию и разговаривал как раз об усиливающейся стрельбе на горизонте.

Катя взяла трубку у Вовки:

– Слышишь, что творится? – спросила она, не поздоровавшись. – Бандеры, похоже, решили до моря через нас идти.

– Как решили, так и отрешатся, – ответила Надежда. – Наши им сейчас всыплют, это тебе не четырнадцатый.

– Так я за наших и не боюсь, – ответила Катя. – Я про то говорю, что раненые пойдут. Думаю, съезжу я в госпиталь.

– Я тоже об этом думала, – согласилась Надежда. – Но Гришку муж в Забойск отправил, за перевязочными. Не думаю…

Неожиданно зазвонил стационарный телефон, удивив этим Надежду – редко, когда бывало, чтобы стационарный и мобильный звонили одновременно.

– Подтягивайся к почте, – сказала Надежда. – Я сейчас закроюсь и вместе пойдем, лады?

– Хорошо, – ответила Катя и повестила трубку.

Звонил Владимир Григорьевич:

– Наденька, у нас проблемы, – сказал он с порога.

– Слышу, – ответила Надежда. – С запада такой гул идет – ясно же, что не гроза.

– Я не об этом, – сказал Владимир Григорьевич. – В общем, Виталька просил меня не говорить…

– Его ранили? – встревожилась Надежда, но потом вспомнила о письме. – Или ты про Вику?

– Про нее, – подтвердил муж. – Её надо сегодня встречать в Забойске, но у меня Гришка будет на эвакуации занят, сама понимаешь…

– Да уж… – согласилась Надежда. – Ну, придумаем что-нибудь.

– Ее фамилия Волошкина, – сообщил Владимир Григорьевич. – Волошкина Виктория Андреевна. Прибудет на рейсе из Донецка в восемнадцать часов.

– Через час, значит, – кивнула Надежда. – Хорошо, решим что-нибудь. Мы с Катей к тебе собираемся, поволонтерствовать. Может, еще кого наберем.

– Да мы справимся, – начал, было, Владимир Григорьевич, но Надежда Витальевна его перебила:

– Справитесь, но лишние руки вам все равно не повредят.

С этим Владимир Григорьевич не мог не согласиться.

К тому моменту, как подошли Катя с Вовкой, у Надежды Витальевны уже возник определённый план:

– Вовка, ты на велике до Забойска за час доберешься? – спросила она.

– Да, – ответил сын. – А зачем? Я думал, мы в госпиталь помогать идём.

– Тебе надо встретить на автовокзале одну девушку, – сказала Надежда. – Ее зовут Виктория Волошкина, и она – невеста твоего брата…

– Ни фига себе, – присвистнул Вовка, – вот это новость, а я узнаю последним…

– Не свисти, денег не будет, – пожурила его мать. – Я сейчас попробую дозвониться до Ани, может, в Забойске ее можно пристроить где-нибудь…

– К Томочке в общежитие, – подсказал Вовка, почему-то краснея. Точнее, почему Вовка покраснел, Надежда догадалась и, мысленно улыбнувшись, добавила:

– Ты, если что, сам договориться сможешь?

– Конечно, – ответил Вовка. – Враз плюнуть.

– Оставайтесь там до завтра, – сказала Надежда. – Завтра на утреннем рейсовом приедешь. Я все равно у папы в госпитале заночую.

Такое предложение не могло Вовку не обрадовать.

* * *

Отправляя сына в Забойск, Надежда преследовала две цели. Во-первых, она хотела, как и сказала, организовать встречу будущей невестке и где-то ее пристроить; во-вторых, Вовка оказывался дальше