Виктор Кондратенко - Полюшко-поле

— Не может быть и речи о каком-то серьезном резерве сил.

Начальника оперативного отдела генштаба поддержал Гальдер:

— Хойзингер прав. Хорошо обученных и снаряженных резервных армий красные, конечно, не имеют. Однако в судорожном движении, предчувствуя крах, — я подчеркиваю, господа, — Москва может временно заштопать дыры на фронте фанатически настроенным народным ополчением.

Не обращая внимания на доводы своих сподвижников, Браухич задумчиво повторял по слогам одно и то же слово:

— Ре-зер-вы.

Фельдмаршал выпустил из ноздрей колечки дыма. Они растянулись и поплыли над оперативной картой вопросительными знаками.

По дороге на загородную виллу Браухич вспомнил о своей поездке в Россию в конце двадцатых годов. Советское правительство пригласило делегацию рейхсвера посетить Москву и любезно разрешило побывать на осенних маневрах Красной Армии. На больших тактических учениях он почти не отрывался от цейса: смотрел, запоминал, удивлялся. Генерал Браухич сравнивал тогда русскую армию с немецкой и приходил к убеждению: русские — непревзойденные мастера маскировки, стремительных атак и маршей, их пушки не уступают крупповским, а слаженность орудийных расчетов и точность огня удивительны. В гостинице «Бристоль», посматривая на древние стены Кремля, он дал интервью военным корреспондентам, похвалив красных бойцов.

Нет! Он не кривил душой. Возвратясь в Германию, он прочел для высшего офицерского круга лекцию о Красной Армии. Она вызвала на лицах слушателей снисходительно-недоверчивые улыбки. Браухич помнил свои заключительные слова: «Господа, как это ни прискорбно для нас, но факт остается фактом: новая, большевистская Россия располагает сейчас хорошо обученной и вооруженной армией. Скажу вам без преувеличения: эта армия — одна из самых грозных сил в современной Европе».

«Мы, кажется, страдаем постоянной недооценкой восточного противника. Это не только ошибка генштаба, но и политическая линия руководителей рейха», — подъезжая к вилле, размышлял фельдмаршал.

Ночью он никак не мог уснуть и долго ворочался на пуховой перине. Отзывы фронтовых генералов о русском вооружении не выходили из головы и лишали покоя.

«Разве можно спокойно уснуть, — сокрушался фельдмаршал, — если уральская тридцатьчетверка производит на фронте сенсацию? Гудериан назвал русский танк превосходным. Клейст подтвердил: Т-34 — лучший танк в мире. И вдобавок еще высоко оценил красную артиллерию: «катюши»! Нет, это ужасно… Даже великая Германия не имеет оружия, равного этим реактивным минометам». — Он вскочил, свесил ноги с дивана.

В камине разгорались и потрескивали поленья. Красные искры летели, словно стрелы «катюш». «Боже мой, за две-три минуты одна реактивная установка дает огневой залп, равный по силе шестнадцати крупным крупповским пушкам. «Бум-бум-бум…» Эти страшные залпы остановили нас на пути к Москве».

Он встал и никелированной кочергой разбросал в камине поленья. Они перестали потрескивать.

«Что делать? Наступать или же закрепляться на достигнутых рубежах? Как дальше вести войну? Как?!»

Он вздрогнул от крика ворона. Синело окно.

«Пора в Берлин. Все пока остается нерешенным… Но для себя на будущее надо взять за правило: большая осторожность является лучшей защитой. Как бы в этой ситуации фюрер не свалил всю вину за первые осечки Бока на мою голову!»

В генеральном штабе Браухича ждали неприятные вести. Под Вязьмой поредевшим русским войскам все-таки удалось выйти из окружения и присоединиться к главным силам.

Фельдмаршал швырнул на письменный стол донесения и, обращаясь к Гальдеру и Хойзингеру (которых он привык держать под рукой как главных помощников и советчиков), подошел к утыканной разноцветными флажками оперативной карте.

— Господа, если окинуть беспристрастным взором поле гигантской битвы, то можно прийти к весьма печальному выводу: «Тайфун» затихает. Два его могучих крыла — танки и авиация — словно затерялись в неизмеримых пространствах России. Это не просто провал операции… — Голос Браухича дрогнул: — Будем говорить начистоту: укрощение «Тайфуна» русскими может привести к срыву восточной кампании. Есть два слова, они весят тысячи тонн крови, огня и металла, их даже страшно произнести. Эти слова — крах блицкрига. — Фельдмаршал тотчас вскинул голову: — Однако не будем впадать в полное уныние, у нас еще достаточно сил и средств. Инициатива на стороне германских войск, и я позволю себе высказать мнение руководства генштаба на оперативную обстановку: мы безусловно являемся сторонниками дальнейшего наступления на Москву.

Гальдер с Хойзингером отвесили молчаливые поклоны, одобряя этим решение командующего сухопутными силами Германии.

— Господа, прежде чем строить дальнейшие планы, я хочу переговорить с фронтовыми генералами… На месте всегда видней, — добавил Браухич.

Через десять минут на другом конце провода отозвался простуженный фон Бок.

Он решительно настаивал после необходимой перегруппировки на продолжении наступления.

— Господин фельдмаршал, — хрипел и кашлял Бок, — когда обе стороны находятся на грани истощения, сторона, обладающая более сильной волей, решит исход сражения в свою пользу.

«Ультима-рацио — решительный аргумент. Бок сохраняет уверенность в победе», — мелькнула у Браухича мысль. На сердце стало совсем легко, когда Бок заверил:

— В глубине своего фронта русские не имеют никаких резервов и в этом отношении наверняка находятся в еще более худшем положении, чем мы.

Простившись с Боком, Браухич вызвал Гота и Гепнера. Командующие танковыми группами в один голос твердили по телефону:

— Россия понесла огромные потери. Вперед! Москву можно и нужно взять, бросив в бой все силы — до последнего гренадера.

Создатель новой школы механизированной маневренной войны командующий Второй танковой армией Гейнц Гудериан озадачил Браухича:

— Господин генерал-фельдмаршал, разрешите мне немедленно нанести непосредственный удар по Москве. Я берусь прорваться со своими танками к большевистской столице. Сопротивление Советов будет парализовано.

Но Браухич не поддался соблазну.

— Позвольте, позвольте, — подумав, запротестовал он. — У вас в тылу останутся красные войска. Они не станут дремать и помешают доставке бензина, боеприпасов и запасных частей. С фронта вы встретите упорное сопротивление. Нет, нет! В таких боевых условиях танковая армия быстро выдохнется и погибнет.

Потом связисты вызвали к телефону командующего группой армий «Юг».

После короткого обмена мнениями о дальнейшей стратегии на Восточном фронте Рундштедт прокричал в трубку:

— Если вы хотите знать мое окончательное мнение, то оно таково: я советую, прикрываясь сильными арьергардами, немедленно отвести войска на исходные позиции в Польшу.

Браухич не ждал такого ответа и буквально опешил:

— Вот как?.. Ну, а дальше что?

— Объявить тотальную мобилизацию.

На этом связь с Рундштедтом прервалась.

«Старик чудит на Азовском побережье», — хотел воскликнуть Хойзингер. Но удержался. Командующий сухопутными войсками был в тесных дружеских отношениях с Рундштедтом, и только благодаря связям и стараниям «старейшего генерала» судьба вознесла Браухича на столь высокий пост.

— Предложение Гудериана и рекомендации Рундштедта нам не подходят, — заметил Браухич и принялся просматривать секретные донесения о настроении рядовых. «Хватит маршировать на Восток», «Пора закрепляться на удобных позициях. Зимовать» — звучали солдатские голоса. К ним присоединялись многие командиры рот, батальонов и полков: «Надо остановиться».

Гнев охватил Браухича. «Хватит маршировать, да?! Остановиться, да?! — Фельдмаршал невольно вспомнил о толстой сучковатой палке Фридриха Великого. — Я вам, подлецы, покажу теплые квартиры!»

С какой бы охотой влетел он сейчас в блиндажи и окопы с этой увесистой королевской палкой и погнал бы все вшивое серо-зеленое стадо в атаку. «Я зря нападал на живописца. Очевидно, он был военным человеком и хорошо понимал душу прусской армии. Палка в руках великого короля — символ дисциплины».

К реальной оперативной обстановке его возвратил вкрадчивый голос Гальдера:

— Не надо предаваться пессимизму, господин фельдмаршал. На ряде направлений руководимые вами войска находятся менее чем в ста километрах от Москвы. Давайте посмотрим правде в глаза: октябрьские баталии губительны для русских и благоприятны для нас, немцев. Вы сами, господин командующий, изволили заметить, что инициативой на фронте по-прежнему владеем мы. Я прошу вас обратить особое внимание на авторитетное заявление фон Бока: в глубине русского фронта нет никаких резервов. Вещие слова! Еще один удар — и мы захватим Москву. — Начальник генштаба ноготком поскреб на груди золотой знак партии и с воодушевлением продолжал: — Вырисовывается ясный оперативный план: в центре мы сосредоточиваем пять армейских корпусов и активными действиями не позволяем русским армиям маневрировать против обходящих фланговых механизированных групп. Я убежден: на обоих крыльях охватывающий удар будет развиваться успешно и армейские корпуса смогут прорвать оборону Советов в направлении Звенигород — Наро-Фоминск — Серпухов.