В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

слуха донесся топот конских копыт, знакомый ему с детства, когда на обед со службы верхом на высоком жеребце приезжал его отец. Витя выглянул из-за дерева и увидел остановившуюся у ворот телегу, с которой староста медленно и осторожно снимал кого-то облаченного в военную форму.

Удерживая на руках тяжелый груз, мужчина направился к порогу дома, приговаривая не то себе самому, не то тому, кого нес на своих руках:

– Ничего, ничего, сейчас подлечим тебя, потом партизанам передадим.

Его жена суетливо бегала возле него, тихо охая себе под нос.

– Тряпки чистые давай, дура! Не видишь, у него ноги все в крови, –  ворчал староста на женщину, растерянно смотревшую на него.

Проводив их взглядом до порога, Витя взглянул на телегу, на которой лежал странный по виду груз, напоминавший большой ком материи и несколько мотков тонкой веревки.

– Парашют! – почти воскликнул мальчик.

Он подбежал к телеге и стал разглядывать никогда не виданную им вещь, еще до войны описанную ему отцом и нарисованную карандашом в ученической тетради. Он вспомнил рассказ о принципе действия парашюта, до конца тогда не понимая большую часть слов в рассказе родителя.

Из горницы послышался грубый и хриплый голос старосты, заставивший Витю снова спрятаться за стволом дерева и наблюдать за тем, как мужчина запрыгнул на телегу и быстро уехал, увозя свой груз в качестве доказательства о найденном в лесу летчике.

– Вот сволочь! – выругался мальчик в его адрес и направился к порогу дома, куда только что был внесен раненый.

В просторной и чистой комнате он увидел лежащего на хозяйской кровати летчика в кожаном реглане. Склонившаяся над ним хозяйка дома ножом вспарывала тому брюки на бедре и при этом приговаривала взволнованным голосом:

– Я вам сейчас рану обработаю и перевяжу, а вы сразу в лес тикайте, хоть ползком, –  она продолжала говорить, не отрываясь от дела, и поливала раны на ногах летчика мутной жидкостью из стеклянной бутылки.

Раненый искривил лицо от боли и посмотрел на женщину:

– Отчего же уползать в лес? Мужик ведь сказал, что спрячет меня?

– Спрячет? – огрызнулась женщина. –  Да он за немцами поехал, сюда их привезти хочет.

Летчик схватил ее за руку и пристально посмотрел ей в глаза.

– Он староста. Немцам служит. Прихвостень он немецкий! – громко крикнула женщина и в отчаянии бросила на пол окровавленные тряпки.

Она отошла к окну, опустилась на стул, закрыв лицо руками, и заплакала от собственной беспомощности.

Витя повернулся к лежащему на кровати летчику. Он стал разглядывать этого человека, считая его в данный момент полубогом. Глаза его скользили по закопченному лицу молодого человека с ниспадавшими на высокий лоб темными мокрыми волосами. Ворот гимнастерки был расстегнут, обнажая потную шею. На голубых петлицах были лейтенантские кубари и перекрещенные с винтом крылья. Через кожу реглана была туго перекинута портупея и ремень планшета, лежавшего где-то сбоку от окровавленного бедра летчика.

Тот увидел вжимавшегося в дверной косяк мальчика и спросил его:

– Немцев не видно?

Витя вздрогнул от неожиданности. Но моментально сообразил, что от него требуется, и посмотрел в открытый дверной проем, потом повернулся к лейтенанту и в ответ помотал головой. Дальше он решил более тщательно вникнуть в обстановку и выскочил на улицу, где окинул взором дорогу, насколько ее было видно. Мальчик вернулся назад и громко, словно докладывая, сказал:

– Пока нет никого.

– Помоги мне, парень, –  позвал его к себе летчик и стал извлекать наружу содержимое планшета и рвать его на части.

Витя приблизился к нему в готовности выполнять все указания лейтенанта.

– Давай в печку это бросай, бери спички и поджигай! – летчик кивнул в сторону открытого жерла деревенской печи. –  Что стоишь, давай мигом!

Мальчик схватил из его рук обрывки карт и схем, еще какие-то бумаги и перетащил их к печи. Придя в себя, хозяйка дома кинулась к нему и разожгла огонь, помогая Вите, который отдал ей последние клочки бумаги и снова подошел к летчику, ожидая от него новых распоряжений. Он разглядывал лейтенанта, замечая, как напряжено его лицо, как трясутся губы и стекают по влажному лицу струйки пота, как багровеет молодое лицо мужчины. Тот одернул на груди реглан и что-то схватил рукой. Другую руку он запустил под гимнастерку и начал вертеть ею под тканью, как будто скручивая что-то. Витя наблюдал за летчиком и почти охнул от удивления, широко открытыми глазами глядя на ладонь, в которой лейтенант держал только что снятый с груди орден «Красной Звезды»:

– А это в ближайшем колодце утопи, слышишь?

Витя уставился на него, не решаясь выполнить данное указание. Глаза его моментально наполнились слезами. Он растерянно посмотрел на летчика и часто заморгал. Взгляд того тоже менялся. Брови приподнялись. Подбородок затрясся. Голубые, под цвет петлиц, глаза лейтенанта становились влажными.

– Я прошу тебя! Пойми, живым я им не дамся! Нельзя мне сдаваться! – голос его начинал срываться, а сжимавшая орден рука затряслась.

Витя не решался подойти и медленно вертел головой, отказываясь выполнить просьбу лейтенанта.

– Это приказ! – громогласно прорычал тот отработанным командным голосом, от чего мальчик моментально выхватил из его руки драгоценную награду и бросился к входной двери, чтобы бежать к ближайшему колодцу.

Едва Витя перешагнул порог дома старосты, как услышал позади себя голосящий вой хозяйки. Не владея собой, женщина залилась громким плачем и стала причитать в адрес собственного мужа, повторяя самой себе:

– Душегуб, душегуб!

Добежав до колодца, Витя бросил в его жерло орден и посмотрел на руку, только что сжимавшую награду раненого летчика, беспомощно лежащего в доме самого ненавистного в деревне человека. Он решительно хотел броситься на спасение лейтенанта и позвать на помощь кого угодно, кто попадется ему на пути. Но привести в действие свои замыслы мальчик не успевал. На уходившей вдаль дороге он увидел клубы поднимающейся пыли и подпрыгивающие на ухабах грузовые машины. Витя вздрогнул от неожиданности и что есть силы устремился к порогу дома старосты.

– Немцы едут! – громко прокричал он, вбегая в дом и направляясь к входу в комнату.

В дверях он столкнулся с хозяйкой дома, которая волоком тащила раненого летчика, держа его под руки. Тот отчаянно ругался.

– Немцы там едут! – уже не так громко произнес Витя, уставившись на летчика.

Хозяйка в беспомощности упала на колени на пороге комнаты так, что голова и плечи летчика оказались на ее бедрах. Женщина заплакала, закрыв лицо руками.

– Все! Теперь не уйти. Не успели мы с тобой, хозяйка, до леса меня допереть. Видать, здесь мне помирать придется, –  совсем спокойно произнес летчик, равнодушным взглядом уставившись на не достигнутый им проем входной двери.

Витя схватил его за рукав