Андрей Колганов - Йот Эр. Том 2

Чай с малиной и на этот раз оказал свое действие — Яцек пропотел насквозь, и Нина снова меняла на нем майку и заменяла простыни в постели. Напоив очнувшегося от забытья больного новой порцией чая с малиной, девушка продолжала свое бдение у его кровати. На этот раз больной заснул уже без бреда. Через полтора часа он снова насквозь пропотел, и снова пришлось менять белье. Но, похоже, жар стал заметно спадать.

Наутро Яцек стал более оживленным. Однако он был еще очень слаб и быстро уставал, даже от разговоров. Температура к вечеру опять полезла вверх, но не настолько, как в предыдущие дни, и ночь прошла спокойно, без всякого бреда, так что и Нине удалось поспать несколько часов на диванчике.

А на следующий день раздался звонок в дверь. Это приехал отец.

— Ну, как тут наш больной? — поинтересовался он, заходя в комнату.

Бледный Яцек, полусидевший на кровати, обложенный подушками, широко улыбнулся:

— Стараниями Янки, — он кивнул в ее сторону, — как видишь, выкарабкался.

— Ну и хорошо! — удовлетворенно произнес Речницкий. — Надеюсь, ей теперь можно покинуть свой пост, отдохнуть и отоспаться? А продукты тебе мой адъютант закинет.

— Конечно, ей надо отдохнуть, — согласился Яцек. — И так уж она тут ночи напролет бдила, хлопотала вокруг меня…

— Вот и ладненько. Нина, давай домой! — повернулся Якуб к дочке.

5. Кто вы, генерал Базилевич?

Что происходило дальше, девушка не знала, но догадывалась, что странные речи в бреду дают множество оснований для вывода: Яценты Базилевич — совсем не тот, за кого его принимали долгое время. А значит, его ждут серьезные вопросы… Или, скорее, допросы.

Через несколько дней Нина все же решилась спросить, чтобы проверить мучавшие ее догадки:

— Папа, а что с Яцеком? Он что, — помедлив, она с замиранием сердца все же выдавила из себя, — английский агент?

— Агент? — зло усмехнулся Речницкий. — Бери выше! Кадровый разведчик. Почти двадцать лет у нас в органах сидел. Сколько наших ребят из-за этой гниды сгинуло…

— И что теперь? — девушку почему-то очень волновала судьба этого человека.

— Что, что… Отправили в Москву. Там с ним разберутся, — все так же зло ощерившись, бросил Якуб. — И вообще, заканчивай этот разговор! Лучше запомни: не было никакого Яцека! Не было — и все.

Судорожно закусив губы, Нина кивнула. А отец продолжал в раздражении:

— С ним-то разберутся… А нам тут хвосты подчищать. Он ведь, гад, тут не один работал. Вся связь у меня с теперь Москвой поломана, надо ставить заново. И сами мы под подозрением… Ладно! — он хлопнул ладонью по колену. — У нас дело впереди. Проверь оружие — и в машину. Поедем на «Студебекере».

Уже в автомобиле последовал краткий инструктаж:

— Едем в Варшаву. Машину оставляем у Цитадели, а сами пересядем в грузовик. Водитель запаркуется на площади Завиша Чарна, так, чтобы следить за автомобилями, выезжающими с Новогродской. Нам нужен грузовичок — сам крашен в армейский защитный цвет, а фанерный фургон на нем выкрашен более яркой зеленой краской. Когда наш водитель поравняется с ним — через окно валишь шофера. На всякий случай запоминай номер…

В кабине большого грузовика устроились втроем — водитель за рулем, с противоположного края у окна — Нина, а между ними — Якуб, в штатском костюме и в светлом габардиновом пальто, в карман которого он сунул пистолет. Неподалеку находилась железнодорожная станция, и движение через площадь было довольно оживленным. Девушка смотрела во все глаза, стараясь не упустить в потоке грузовиков, легковушек, мотоциклов, велосипедов, подвод машину с нужным номером. Через полтора часа ожидания Якуб внезапно воскликнул:

— Вот он!

И действительно, небольшой грузовичок, похожий по описанию, выруливал на площадь с Новогродской, поворачивая к железнодорожным путям, ведущим к Варшаве — Главной. Переехав на другую сторону, грузовичок сначала двинулся вдоль путей по Колеёвой, а потом свернул направо и через некоторое время выехал на Дворскую. Все это время водитель грузовика, где расположились преследователи, неотступно следовал сзади на некотором отдалении.

— Все, больше тянуть нельзя, — бросил Речницкий. — Здесь машин уже мало. Заметит нас — сбежит. Давай догоняй и прижимай его к обочине! — скомандовал он водителю.

Грузовик рыкнул мощным мотором, и вскоре машины поравнялись, оказавшись почти борт к борту — рукой подать. Через опущенное стекло кабины грузовичка ясно был виден человек за рулем, с тревогой повернувший голову в их сторону. Нина вскинула руку — один негромкий хлопок ее «Лилипута», и шофер рухнул грудью на руль, а неуправляемый более автомобиль наскочил колесом на бордюр, подпрыгнул, выехал на тротуар, к счастью, в этом месте оказавшийся пустынным, со скрежетом процарапал крылом борозду в стене дома и остановился.

— Ходу! — крикнул Якуб своему водителю, и тот вдавил в пол педаль газа до упора…

На следующий день Речницкий сообщил дочери:

— Пока не восстановлен регулярный канал связи с Москвой, тебе придется воспользоваться связью на случай чрезвычайных ситуаций.

— Мне? А где взять рацию? — поинтересовалась Нина.

— Нигде, — развел руками Якуб. — Рация-то есть, но воспользоваться ею нельзя. Правила таковы. Хотя этот гад, похоже, рацию не засветил, но береженого бог бережет…

Девушка пожала плечами. Нельзя так нельзя.

— А как же тогда?

— Пойдешь через границу, — просто объяснил генерал.

— Папа! — вдруг мелькнула у Нины опасливая мысль. — Но как же так получается? Если Яцек — английский шпион, он же должен был нас сдать со всеми потрохами? А ведь, похоже, англичане нас до сих пор не раскусили…

— А ты не догадалась? — насмешливо спросил отец. — Это нам повезло сказочно, что мне его на связь дали только в сорок шестом году, — и, глядя в недоуменно распахнутые глаза дочки, пояснил: — Седина в голову — бес в ребро. Влюбился он в тебя, сразу, как увидел, и даже планы строил сбежать с тобой в Канаду. От любви, бывает, даже такие прожженные типы голову теряют напрочь. Вот и не стал ничего о нас сообщать своим шефам в Секретной службе. Чтобы тебя под удар не подвести… И все — больше не вспоминай об этом! Сказано же тебе — не было никакого Яцека! — резко оборвал он разговор.

Однако забыть Яцека Нина не могла. Помимо того, что он ей, несомненно, импонировал как человек, ее потрясло проявление глубоко спрятанных искренних чувств, прорвавшихся у него в бреду. С тех пор воспоминания о том, что она фактически послала этого человека на смерть, регулярно рвали ей душу. Чужая смерть никогда не оставляла её равнодушной, и чувство вины за тех, кого она убивала, пусть и в бою, для защиты своей жизни и своих товарищей, не давало ей покоя. Но только к одному человеку (притом несомненному и матерому врагу) — не убитому ее собственной рукой — она испытывала настоящее сострадание.

Но рефлексиям предаваться было некогда. Долг — прежде всего. Инструкции отца были просты:

— Сейчас едем с тобой на Любельщину. Выведу тебя на лесную сторожку, дальше пойдешь одна, по вешкам. По размеченной тропе перейдешь через болото — и упаси бог тебя свернуть, уйдешь в трясину с головой! На той стороне тебя встретит связной. Он опознает тебя по кодовым словам. Передашь ему шифровку. Запоминай…

Места, куда, повинуясь указаниям отца, Нина гнала машину, лежали северо-восточнее Люблина, где-то за Полесским заповедником, изобилующим небольшими круглыми озерами, в болотистом междуречье Влодавки и Буга. Сначала она приехала с отцом в лес, в небольшую сторожку, расположенную в глухом лесном углу. Переход осуществлялся ночью, по расставленным кем-то в моховом болоте (а затем так же незаметно снятым) вешкам с очищенным от коры верхним концом, что позволяло разглядеть их ночью в свете луны.

От сторожки она двинулась пешком по указанной ей едва различимой лесной тропе. Не успела Нина дойти до первых вешек в болоте, как вдруг уловила за спиной чьи-то шаги и дыхание. Обернувшись, она разглядела небольшую овчарку, трусившую за ней следом. Погоня? Или собака вышла на нее случайно? Так или иначе, нельзя было обнаруживать себя. Девушка присела и стала разговаривать с овчаркой:

— Ах ты моя умница, давай поцелуемся…

Овчарка была не против, и через несколько минут тесного общения уже вполне дружелюбно сопровождала Нину в ее путешествии, а точнее трусила впереди, как будто показывая дорогу (а возможно, так оно и было?). Но вот перед самым болотом овчарка легла и наотрез отказалась двигаться дальше.

— Домой, хорошая моя, домой… — стала уговаривать ее Нина. И здесь от собаки удалось добиться доброго согласия — она встала и направилась по тропе обратно.

Нина же стала углубляться в болото. Моховой покров пружинил и хлюпал под ногами, деревья и кусты вставали вокруг непроницаемой черной стеной, и каждое неверное движение либо могло привести в болотное «окно», либо можно было напороться на плохо различимую в ночи корягу. Девушка испытывала настоящий ужас, однако ей удалось преодолеть болото, выйти на ту сторону, в заросли камыша у берега смутно поблескивающего в ночи Буга. Словно ниоткуда бесшумно возникла рядом с ней фигура в маскировочной накидке, заставив Нину судорожно сжать рукоять пистолета. Но заученный ею наизусть набор кодовых слов, звучавший для нее сущей тарабарщиной, вызвал в ответ тихонько прозвучавший верный отзыв. Шифровка перешла в руки связного, а девушка пустилась в обратный путь, не менее опасный и пугающий. Однако и он благополучно окончился у лесной сторожки.