Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская

Луганск 2.0

Масштабирование, как прочее прекрасное в моей жизни, по традиции началось со звонка Грина. Он сообщал, что договорился с Валом и меня ждут в Луганске. Некоторое количество наших друзей из разных подразделений оказались на фронтах Родины. В том числе братишка нашего друга Васи и близкий друг Вала.

— Возьмешь над ними опеку. И все у тебя будет. И шеврон на рукавах, и флаг на речке Днепр у моста Цюрупы.

— Дело не во флаге, а в смысле. Мне нужно за что-то держаться, чтобы держать их. Они нужны мне. Но когда те, с кем ты двигаешься с самого начала, единственные, кто не просит ни твой флаг, ни твой шеврон… Грин, неужели они не понимают, что это мои игрушки, которые дают мне энергию? Что начни я воспринимать все серьезно — и все закончится? Убери любовь из любой конструкции — и она рухнет. Но почему они — единственные, кто не хочет играть в эту мою игру?

— Вы все сейчас нужны друг другу. Независимо от того, кто кого любит. Я тебе уже говорил. Раздели личное и общественное. Играй в своей песочнице с другими. Мы тебе найдем партнеров по играм сколько хочешь.

Вечером пошел дождь. Голова немного квадратная. Заезжаю в «Леруа».

— Ребята, мне перфоратор для бетона. Нормальный. Ну то есть чтобы хороший и не сломался.

— Дорого будет…

— Дороже жизни?

Цифра перестала иметь значение, когда купленные за 500К «Старлинки» вышли из строя, едва подключившись к спутнику. Деньги — самое дешевое, что есть в этом мире, и их можно иметь бесконечно. Была бы энергия. Они — ее материальный эквивалент.

— И генератор покажите. Лучше дизельный.

— Дизельных нет.

Отправляю фото контакту: «Такой пойдет?»

Получаю ответ: «Супер! Это очень хороший генератор! Спасибо вам за все, что вы делаете…»

На ходу диктую голосовое: «Прекрати. Это ВЫ делаете. Мы просто обеспечиваем удобство и комфорт». И — жизнь.

Написала с просьбой дать кое-что неизвестному подразделению штурмов. Готова купить. Не продают и количество ограничено. Дают только знаменитым, тем, кто в тусовке. Смотрю на переписку и думаю: а ведь какой-то год назад на месте этих «незнаменитых» штурмов были мы.

Вспоминаю сумасшедший страх и как руки делали, пока боялись глаза. Как однажды я написала старому другу Вовке и он дал мне телефон нашего Андрюхи. И он поверил в нас, когда нас не знал никто, кроме тысячи подписчиков. А потом Диана сказала: давай делать интервью. Вдруг прокатит и его пропустят? И теперь каждый ребенок знает, кто такие мы. Но только я помню гонку за жизнь в пургу на разбитой и наглухо груженной машине.

Знаменитым легко и приятно помогать. А где-то под Бахмутом и Угледаром читают тихо молитву, сжимая крест или перебирая четки, ребята с изрытыми морщинами лицами. Зная, что завтра и сейчас — с ними только Бог.

И я пишу своему поставщику дико дорогих аналогов: продай… срочно. Потому что эти лица мне снятся. Приходят здороваться и прощаться те, кого я никогда не видела. Я провожаю во сне тех, кто уходит, не зная ни фамилий, ни имен. Я даже не знаю, «наши» ли они. У Вечности все свои. Но своих «своих» я когда-то отмолила. Все забывается, приедается и превращается в норму. Никто не видит изнанки.

— Да с такой мадамой он застрелится, — пишут «патриотки» в соседних чатах. Я их не разочаровываю пока. Пусть думают, что я чья-то там мадама. Иллюзиями едиными некоторые и живы.

— Брось ее и найди нормальную женщину! Например, меня, ахха! — пишут женщины-чемоданы, которых можно взять, а можно поставить. Женщины-потеряшки — их очень нужно «найти».

Я много лет думала, что человека от зверя отличает умение мыслить и говорить. За последние полтора года к этому прибавились эмпатия и способность любить. У тех, кто пишет эти комментарии выше, есть только шакалий оскал. Невозобновляемая протоплазма там, где Бог задумывал человека. Пока они чешут эго о мои метафорические кости, я делаю свое дело. И делаю его хорошо. Бог позволил мне встать между целым отрядом и неминуемым — без коптеров, плащей, связи и транспорта — финалом.

Каждый раз после такого чтива я что-нибудь пишу в канал и звоню Грину. Заземляясь, успокаиваясь, вспоминая, кто я, для кого и зачем.

Сердце увеличилось в размерах за эти два года и вместило еще мальчишек. Подразделений стало семь. Вероятно, когда книга увидит свет, их будет еще больше.

— Леночка, я дам медицину. Сколько надо. И тележки.

Софья Михайловна — человек-подарок. Любимый наш Ангел. Хрупкая, совершенно волшебная женщина. Аня, которая нас познакомила. Человеки в моем мире нескончаемы. И возможности благодаря им тоже.

Мы будем там, куда журналисты, блогеры и волонтеры пока не доехали. И постараемся. Ибо нет большей любви… И я снова набираю номер самого дорогого сердцу человека. Где-то на пустой дороге он смотрит на экран телефона и улыбается, я знаю.

— Привет, Кукусик. Ты когда приедешь?

Июнь шел к концу. Тишина в эфире длилась месяц. Любые мои попытки заговорить с человеком, с которым я прошла бок о бок два года войны, натыкались на стену отчуждения. Те, кто желал нам зла, а каналу — распада, были, как никогда, близки к своей цели. Мысли закончить это все в надежде, что вместе с каналом закончится и моя боль, взять билет в один конец и никогда больше не вспоминать ни о душных летних ночах Кременной, ни о таких важных и тихих признаниях в съемных луганских квартирах, ни о десятках тысяч километров, намотанных на колеса двух машин, была так соблазнительна.

Рушь первый, если не хочешь быть погребенным под руинами, и где-то на периферии сознания тонкой противной иголкой ныла мысль, что есть еще причина. Самая, пожалуй, основная. Тот мартовский вечер на Усачевском рынке. Отчаянный, самый важный вопрос. И ответ, бетонной плитой навалившийся на меня, как нечто неизбежное и абсолютно фатальное: «Я герой не твоего романа». Только усталостью и полной потерей ориентации в пространстве можно было объяснить мысли о попытке убежать от себя самой. Совершить действие, бесполезность которого максимальна, и я знаю об этом на собственном опыте. Это физика, ее не обойти, не обмануть. А со своими демонами я всегда предпочитала играть в открытую, зная в лицо каждого.

Тот, который душил меня сейчас, назывался гордыней. На раздаче сидели ожидания. Банковало желание кем-то владеть безраздельно.