Сталинград: дорога в никуда - Анатолий Алексеевич Матвеев

Все, стоявшие вместе с ней, посмотрели на репродуктор, на небо, но продолжали стоять. Страха ни у кого не было.

И вдруг откуда то издалека возник звук, в тишине он был похож на писк комара. С каждой минутой он всё усиливался и теперь гудел, как майский жук. Вот уже дребезжание охватило весь город.

Очередь замерла, посмотрела на небо и стала ждать, что будет дальше. Совочек в руке продавщицы дрогнул, и песок чуть-чуть просыпался на прилавок.

Гул пролетавших самолётов затмил все звуки. Их было много, так много никто не видел. Летели медленно, напрягаясь от тяжёлой ноши, висевшей под их широкими крыльями.

И вдруг раздались хлопки и черные разрывы стали возникать то перед самолётами, то позади них.

Один самолёт, летевший в центре, вздрогнул, как будто наткнулся на невидимую стену, и, издав пронзительный крик раненого железного зверя и волоча за собой черный дымящий хвост, покатился к земле.

Он исчез за домами, а так как взрыва не было слышно, то Митька подумал, что самолёт продолжает падать.

Очередь, не отрываясь, таращилась вверх.

– Смотри, – сказал Сашка, показывая пальцем на небо, – сейчас бомбить будут.

Митька подумал, что он шутит. А Сашка, нервно переступая с ноги на ногу, воскликнул:

– Сейчас как ухнет.

И правда, от самолётов отделились маленькие чёрные точки и словно замерли в воздухе. Самолёты летели дальше, а точки падали вниз на город. Стоявший четвёртым и постоянно шмыгавший носом дядька в тёмных роговых очках вдруг сказал испуганным голосом:

– Бомбы! Ложись!

И плюхнулся на землю. Сашка последовал за ним, Митька таращился на небо. Сашка дёрнул его за штанину и крикнул:

– Ложись!

Митька нехотя лёг. Рубашка испачкается, за это мать ругать будет.

Остальная очередь, а это были женщины, продолжали стоять. Дядька крикнул на них:

– Ложитесь, дуры.

Ложиться в пыль в чистом платье – это было выше их сил. Но они на всякий случай присели. Продавщица пригнувшись, продолжая развешивать сахар, с опаской посматривала на небо.

Бомбы дали знать о своём приближении свистом. И от этого звука всем стало страшно. Но не успел страх вырасти во что-то большее, как земля раскололась.

Митька закрыл голову руками, зажмурил глаза и вздохнул. На этом вздохе и прозвучал взрыв. Грохот от взрывов потянулся к Волге и затих. Митька, ещё не пришедший в себя, поднялся, следом поднялся дядька, только Сашка продолжал лежать.

Очереди не было, только одна женщина, лёжа на спине, широко открытыми глазами смотрела в небо, а вокруг её головы алела кровь. Продавщица, перевесившись через прилавок, была недвижима.

Митька поднялся и стал расталкивать, казалось, заснувшего Сашку, но тот не просыпался. Дядька, склонившись над ним, сказал:

– Живой.

Подъехала грузовая машина и стала грузить раненых. Мертвых уложили рядом с тротуаром. Сашку тоже отнесли в машину. Дядька помог санитаркам. Потом подошел к Митьке и сказал:

– Что стоишь? Иди домой!

Митька стал искать куда-то запропастившуюся наволочку, но её нигде не было.

«Может, взрывом унесло», – подумал он.

А еще подумал, что мать не будет ругать за потерянную наволочку и за некупленный песок. Он же не виноват, что бомбы падали. Эти мысли успокоили готового разреветься Митьку, пока он плёлся домой.

Мать выбежала навстречу, подхватила, прижала к себе и заплакала. Он отстранился и сказал:

– Сашку на «скорой» увезли.

Мать тут же, не раздумывая, схватив его за руку, торопливо пошла в больницу. Пугая прохожих сиренами, проносились «скорые». Пожарные тушили горящий двухэтажный дом и не обращали внимания на разгоравшийся пожар на другой стороне улицы.

Опять пролетели самолёты, и загорелся ещё один дом. Но пожарные, словно не замечая этого, продолжали тушить тот же дом, из окон которого, как из открытой печки, вырывались языки пламени.

Рядом с одиноко стоящим тополем разорвалась бомба, и с дерева в одно мгновение облетели все листья. Мать схватила Митьку, накрыла собой. Но бомбы сыпались в стороне, и их не задело. Потом быстро поднялась, огляделась. И снова появились самолёты. Мать, словно испуганная птица, издала горловой крик, сильно дёрнула Митькину руку. Покрутила головой, увидела не занятую щель, прыгнула первой и стащила Митьку за собой.

Вдруг ухнула бомба и стоящий рядом дом загорелся. Митька смотрел на пожар из щели. Треск стоял такой сильный, что он порой не слышал, как падали бомбы. Митька думал о том, что если в их дом попадёт бомба и он сгорит, то сапоги, стоящие под кроватью, тоже сгорят. И много чего сгорит. Но сапоги, сапоги… Эта мысль не давала покоя и расстраивала Митьку всю дорогу. Он бы вырвался и побежал спасать сапоги, но мать не отпускала.

Красно-желтый трамвай, следовавший по первому маршруту и обогнавший их, от близко разорвавшейся бомбы содрогнулся и остановился. Стёкла посыпались внутрь. Перепачканные кровью люди выскочили на улицу и закричали:

«Скорую», «скорую».

И словно вняв их призывам, подъехала «скорая помощь», но взять раненых не смогла, врач осмотрел всех и сказал:

– Идите в больницу, в машине тяжёлораненые.

И пассажиры трамвая, помогая друг другу, двинулись в направлении больницы.

Добежав до больницы, мать оставила Митьку на крыльце, а сама побежала по палатам. Сашки нигде не было. Мать пошла выяснять насчёт Сашки и пропала надолго. А Митька остался стоять.

Подъезжали машины с ранеными. Мимо него санитарки, тяжело переступая, то и дело проносили носилки. На них лежали в основном женщины с обескровленными лицами. Иногда лежащие с головы до ног были закрыты простынёй. Митька не понимал, зачем закрывать лицо.

И ещё туда-сюда сновали какие-то встревоженные люди, искали своих родственников, останавливая всех в белых халатах, и пытались хоть что-нибудь узнать о близких.

Наконец вернулась мать, вся в слезах, и, прижав Митьку к себе, громко заплакала. Он не понимал причины слёз, хотел отстраниться, но она не отпускала.

Из больницы позвонили на завод Сашкиной матери. Вернулись домой. К ним прибежала Сашкина мать, всплеснула руками, закричала истошным голосом, зашаталась и упала без чувств. А когда пришла в себя, то громко стала стонать:

– Ой, ой…

На её крик прибежали соседки и вызвали «скорую». Она долго не ехала, а потом, громко трезвоня, промчалась по улице и остановилась у Сашкиного дома.

Молодой доктор сделал ей укол и уехал. Столько горя в один день он ещё не видел. У него сердце разрывалось от чужой боли.

А Сашкина мать, глядя на всех полубезумными глазами, беззвучно плакала. Хоронить собравшиеся соседки решили завтра, а больше решать некому.

Утром подъехал грузовик с работы Сашкиной матери. Гроб вынесли на улицу и поставили перед домом.

Сашка лежал