Кружилиха. Евдокия - Вера Федоровна Панова

и о ней ни слуху ни духу, а Андрей – дурак! – пишет портрет Нонны Сергеевны.

«Если бы она была хорошая девушка, – думал старик Веденеев, – она бы дорожила его любовью. Такая любовь на земле не валяется: знай подбирай».

Вдруг принесли телеграмму: картина «Завод у реки» получила премию. Пришла газета, в которой был снимок с картины и большая статья. В статье Андрея называли: молодой талантливый художник. Старик Веденеев созвал гостей на большую выпивку. Такого праздника в доме не было со дня свадьбы Павла. Праздник был испорчен Нонной: она опоздала, и Андрей сидел скучный, как день осенний. Наконец она явилась, и надо было видеть, как взошло солнышко, как Андрей стал говорить, двигаться, смеяться… Этого вечера Никита Трофимыч не простил Нонне.

А Нонна опоздала потому, что ее задержали на заводе. Задержал разговор, один из тех разговоров, которыми отмечаются этапные пункты судьбы. Утром она сдала чертежи приспособлений для обработки деталей мотопилы. Мотопила – это было новое детище завода, детище главного конструктора. После работы главный конструктор вдруг вызвал Нонну.

«Неужели что-нибудь напутала?» – подумала она.

Главный конструктор был тогда еще здоров и сидел в заводоуправлении. Она сейчас же пошла к нему.

– Садитесь, – сказал он. – Я хотел поговорить с вами о вашем будущем. Вы как, серьезно собрались посвятить себя технике?

– Я не понимаю, – сказала она, – что вы имеете в виду.

– Что для вас машины? Страничка биографии или жизненная программа?

Она улыбнулась его высокопарности.

– Я не думала об этом.

– Ну да, ну да! – сказал он с сердцем. – Сегодня вы подаете надежды, а завтра уйдете в декретный отпуск. А потом у ребенка коклюш, корь, всякое там – как оно называется, – и вы бросаете работу… Сколько раз я это видел!

Собственно, какое отношение все это имеет к ней?

– Вот я и хочу знать, у вас это всерьез или от нечего делать?

– Мне казалось, – сказала Нонна холодно, – что я достаточно серьезно отношусь к моим обязанностям.

– Не то слово! – сказал он. – Обязанность – не то слово. Наше дело, как всякое искусство, требует жреческого служения.

Пожалуй, она готова согласиться с ним.

– Что такое настоящий конструктор? Он должен быть металловедом, механиком, моделистом, литейщиком. Должен знать термообработку, электросварку, инструмент – и быть художником. Обязательно быть художником! Науки конструирования нет, как нет рецепта, как написать «Войну и мир». Мы идем дорогами творцов.

Разговор становился интересным.

– Художник, – сказал главный конструктор, – это человек, обладающий чувством прекрасного. Ощущение меры, формы, габаритов мне необходимо не меньше, чем Рафаэлю.

Нонна вспомнила свое первое приспособление…

– Чувство изящного развивается, – сказал главный конструктор, – оно приходит с опытом – при одном условии: если посвятить себя своей специальности полностью. Я видел вашу последнюю работу. Мне рассказывали, что вы быстро поднялись и пошли вверх. Я вам предлагаю работу в моем отделе.

Нонна молчала, опустив глаза.

– Вы согласны?

– Это так неожиданно, – сказала она.

– Вам что же, технология больше по душе?

Она уже привыкла работать у главного технолога, и о ней там сложилось мнение, которым она дорожила. Здесь ей придется заново завоевывать себе место. Кроме того, о неуживчивости главного конструктора ходит столько разговоров…

– Вы не понимаете себя, – сказал главный конструктор, – у вас способности, вы их разовьете, работая в моем отделе. У вас живая мысль. Я предлагаю вам лучшее, что вы могли бы пожелать для себя. Идите, подумайте, завтра утром скажете ответ.

Вот почему Нонна опоздала на веденеевский пир. И на пиру она сидела задумчивая, все решала: переходить к главному конструктору или нет.

Утром она позвонила ему и сказала, что согласна.

Вот так обстояли у Нонны дела накануне войны.

Уходя из дому, Андрей сказал отцу:

– Дай мне слово, что она будет жить здесь, пока сама не захочет уйти.

– Хорошо, – сказал старик Веденеев.

– Что бы со мной ни случилось, – сказал Андрей.

– Хорошо, – сказал Веденеев тихо.

– И что вы будете относиться к ней с уважением и симпатией, как она заслуживает.

Старик прижал руки к груди.

– Андрюша, – сказал он, – с уважением – да; но ты не можешь требовать…

Андрей усмехнулся и погладил отца по спине.

– Понятно, – сказал он. – Ты не прав… Ну, ладно. Замяли.

Опять у Веденеева был приступ тоскливой злобы, когда он смотрел, как Нонна прощалась с Андреем: хоть бы слезинку пролила!.. И на призывной пункт не пошла проводить, только вышла за калитку…

Каждые два-три дня приходило ей письмо от него. Иногда сразу несколько писем. Своим Андрей писал куда реже. И это тоже было для Никиты Трофимыча источником ревности и обиды.

С тех пор как она отказала Андрею, старик был с Нонной официально сух, а Мариамна едва отвечала ей. Нонне не надо было объяснять, что это значит. Когда Андрей уехал, она перестала ходить к ним. Ее не звали.

Они не хотят ее. Это их право. Жалко будет, если попросят освободить квартиру: она тут привыкла. Но от квартиры не отказывали.

По-прежнему Мариамна приходила, когда Нонны не было, и убирала комнату. По-прежнему складывались у печки дрова, чтобы Нонна могла протопить перед сном. Никаких других отношений не было.

«Так лучше, – думала Нонна, – без излияний и упреков». Квартирную плату она оставляла на письменном столе; на деньги клала бумажку с надписью: за такой-то месяц. Деньги исчезали вместе с бумажкой. Платила Нонна аккуратно: Веденеевы любили порядок.

У нее не было времени раздумывать обо всем этом. Иногда некогда было даже прочесть письмо Андрея. Письма лежали по нескольку дней, пока она выкраивала для них четверть часа. И уж, разумеется, она не могла писать ему часто и помногу…

В те годы сместились обычные понятия о рабочих часах, об отдыхе, о служебных обязанностях. Сутки не делились на часы, ночь была не для сна. Силы людей удесятерились, и все жили известиями с фронтов, в великом напряжении ожидая неизбежного перелома событий. И Нонна, как другие инженеры, работала на сборке и отгребала снег на путях и, как все, не видела в этом подвига, а видела только необходимость. Конвейер и снегоочистка – это было по вечерам, а днем она была конструктором, и начальством ее был не кто-нибудь, а Владимир Ипполитович, который удивительно до чего умел выматывать жилы из людей… Были времена, когда Нонна почти не отходила от чертежного стола, у нее затекали ноги, горели шейные позвонки…

Во вторую военную зиму она получила задание усовершенствовать сепаратор, применяемый для очистки горючих масел. При существовавшей конструкции очистка производилась в три цикла; трижды приходилось пропускать горючее через аппарат, пока получали нужные