Густав Хэсфорд - Старики и бледный Блупер

— Джокер, теперь тут ты начальник. Уводи людей.

Ковбой видит, что Скотомудила прислушивается, и специально для него добавляет:

— Прикажи Мудиле — пускай в голове идет.

Скотомудила сплевывает.

Ковбой говорит мне, приглушив голос:

— Никогда не поворачивайся к Мудиле спиной. Халявы ему никогда не отваливай. Это он Мистера Недолета подорвал.

Я говорю:

— А ты как, Ковбой? Я, типа, если тебя похерят, кто меня с твоей сестренкой познакомит?

Ковбой глядит на меня какими-то нездешними глазами.

— Нет у меня сестры. Я думал, ты знаешь, — Ковбой глядит на Дока, Алису и салагу. — Мудила прав. Я должен попробовать. Снайпер увидит, как вы отходите, и…

— Слушай, нахрен это. Наплюй на все. Не выйдет ничего.

— Уводи людей, Джокер. Командуй.

— Но, Ковбой, я…

— Это моя обязанность, — говорит Ковбой. — Обязанность… — Голос Ковбоя звучит так, будто собственные кишки пережимают ему глотку.

— Хорошо?

Я молчу.

— Сделаешь, брат?

— Конечно, Ковбой. Всех доведу до высоты, целыми и невредимыми. Отвечаю.

С Ковбоя спадает напряжение.

— Спасибо, Джокер, — он улыбается. — Старый ты говнюк.

Орет Донлон:

— Смотрите!

Док Джей положил салагу на бедро. Лицо салаги побагровело. Док Джей как в поцелуе прижался к ярко-красным губам салаги, пытаясь вдохнуть жизнь в его обмякшее тело. Салага изгибается, жадно хватая воздух. Док Джей придерживает салагу, выхватывает К-бар, перерезает салаге глотку. Воздух со свистом врывается в неровный разрез, вспенивая кровь Салаги розовыми пузырями. Салага сучит ногами, чихает, кашляет. Док Джей вываливает все из аптечки, шарит среди шин, перевязочных пакетов, лейкопластырей. Затем в полном смятении выворачивает карманы. Док отбрасывает в сторону то одну вещь, то другую, пока, наконец, не натыкается на шариковую ручку. Он тупо смотрит на ручку, отводит руку, чтобы и ее выбросить, останавливается, снова глядит на ручку, раскручивает, вставляет ту часть, что побольше, в дыру в горле у салаги. Салага втягивает воздух, неровно дышит через узкую пластмассовую трубку. Док Джей осторожно опускает салагу на палубу.

Бах.

Правое ухо у Дока Джея пробито. Док осторожно трогает свою голову с правой стороны, касается мокрого рваного мяса.

Бах.

Пуля отрывает у Дока Джея нос.

Бах.

Пуля пробивает Доку Джею обе щеки. Он заходится кашлем, выплевывает выбитые зубы и куски десен.

Злобно оскалившись, Скотомудила палит из пулемета по зарослям.

— Уводи людей, — говорит Ковбой.

Он швыряет на землю «стетсон» и дробовик Мистера Недолета. Срывает кольцо еще с одной дымовой гранаты и бросает ее. Вырывает пистолет Мистера Недолета из наплечной кобуры. И, прежде чем я успеваю сказать Ковбою, что пистолет в джунглях бесполезен, он толкает меня в плечо, как в детской игре, и срывается с места, виляя на бегу, насколько позволяет узкая тропа.

Мы ждем, что будет.

Я понимаю, что должен уводить отделение, но я сам застыл как под гипнозом.

Вдруг из ниоткуда и отовсюду сразу возникает странный звук — как будто смеется кто-то. Мы начинаем крутить головами: неужели кто-то из нас так обалденно крут, что может веселиться, живя в этом говеном мире.

Снайпер смеется над нами.

Мы пытаемся вычислить позицию снайпера. Но смех доносится отовсюду. Кажется, что этот смех поднимается с земли, исторгается нефритово-зелеными деревьями, кустами-чудищами, вырывается из глубин наших собственных тел.

И на фоне этого зловещего смеха, от которого стынет кровь в жилах, я что-то замечаю. Вглядываюсь в тень. Пот щиплет глаза, все перед ними расплывается. И вдруг я вижу Бедного Чарли, черный череп на ветке, и понимаю, что только снайпер, которому не ведом страх смерти, позволит себе обнаружить свою позицию смехом…

Я щурюсь, вглядываюсь, и смеющийся череп растворяется в темноте.

Вот я и сержант морской пехоты.

Я смеюсь и не могу остановиться. Отделение застыло от страха, потому что снайпер смеется вместе со мной. Мы со снайпером смеемся и знаем, что рано или поздно все отделение засмеется вместе с нами.

Рано или поздно суровые законы джунглей возьмут свое над отделением. Мы живем по закону джунглей, по которому в них входят больше морских пехотинцев, чем выходят обратно. Именно так. Никто не спросит, почему мы улыбаемся, потому что это никому не интересно. Мразь войны, которую видят в ней гражданские — это в основном выпущенные наружу кишки. Отвратительное зрелище — видеть человека без прикрас. Отвратительное зрелище — когда даже в улыбке виден оскал смерти. Война отвратительна, ибо истина бывает безобразной, а война говорит все как есть. Отвратительно лицо Чарли, это призрачное черное лицо смерти, когда она поражает твоих братьев ловкими ударами, восстанавливая справедливость.

Те из нас, что переживут все это и станут стариками, полетят на Птице Свободы в родную Америку. Но дома родного мы там не найдем, и нас самих там уже не будет. У каждого из нас в голове поселилась смерть — черный краб, пожирающий мозг.

Джунгли затихли. Снайпер больше не смеется.

Отделение молчит, ждут приказаний. Скоро они все поймут. Скоро им станет не страшно. Их темная сторона выползет наружу, и они станут такими же, как я, они станут морскими пехотинцами.

Морпех — всегда морпех.

Ковбой, спотыкаясь, вываливается на поляну.

— Уходим, — говорю я, в первую очередь для Мудилы.

Мудила не обращает внимания, продолжает наблюдать за Ковбоем.

Бах. В правую ногу.

Бах. В левую ногу. Ковбой падает.

Бах. Пуля разрывает штаны Ковбоя в паху.

— Нет… — Ковбой хватается руками за яйца. Обделывается от боли.

Скотомудила делает шаг вперед.

Прежде чем я успеваю пошевелиться, чтобы остановить Скотомудилу, с поляны доносится пистолетный выстрел.

Бах.

И еще раз: Бах.

Донлон: «Он убил Дока Джея и Салагу!»

Ковбой встряхивается, чтобы не упасть в обморок. Затем стреляет Алисе в затылок.

Бах. Пуля сорок пятого калибра разносит лицо Алисы в клочья. Алиса валится плашмя, словно пораженый током.

Ковбой поднимает пистолет и прижимает толстый ствол к правому виску.

Бах.

Пистолет падает на землю.

Снайпер попал Ковбою в руку.

Отделение снова собралось за валуном. Внимательным взглядом обвожу лица своих бородатых детишек: Скотомудила, Донлон, младший капрал Статтен, Берни, Харрис, Рик Берг, Дрочила, Гром, Бруклинский Пацан, Харди, Ликкарди и Папа Д. А.

— Статтен, уводи своих.

Младший капрал Статтен глядит на Скотомудилу, делает шаг к нему. Отделение явно намерено пойти за Мудилой и совершить групповое самоубийство, дабы соблюсти традиции.

Мудила проверяет свой M60. Его лицо мокро от слез, красно от ярости, как у взбешенного викинга.

— Сейчас мы все вместе пойдем и вытащим Ковбоя, всех сразу снайпер не перестреляет. Мы сможем его спасти.

Я преграждаю Скотомудиле путь.

Скотомудила поднимает пулемет. Держит M60 у бедра. Глаза налиты кровью. Глубоко из глотки вырывается рычанье.

— Это не кино, Джокер, не Голливуд. Отойди, а то я тебя пополам сейчас…

Я гляжу Скотомудиле прямо в глаза. В глаза убийцы. Он не врет. Я понимаю, что он не врет. Поворачиваюсь к нему спиной.

Сейчас Скотомудила меня похерит. Ствол M60 внимательно следит за моей спиной.

Отделение молчит, ждут приказаний.

Я поднимаю «масленку» и целюсь Ковбою в лицо. Он жалок, он застыл от ужаса. Ковбой парализован от шока, который охватил его тело, и от чувства собственной беспомощности. Я с трудом различаю знакомые черты. Я вспоминаю, как впервые увидел Ковбоя в Пэррис-Айленде, как он смеялся, выбивая «стетсон» о бедро.

Я смотрю на него. Он глядит на «масленку». До меня доносится:

— Джокер, ты мне никогда не нравился. И шутки у тебя дурацкие…

Бах. Смотрю через прицел на короткой железной трубке и вижу, как выпущенная мною пуля входит Ковбою в левый глаз. Моя пуля проходит через глазницу, пробивает полости, заполненные жидкостью, перепонки, нервы, артерии, мускульную ткань, тончайшие кровеносные сосуды, которые питают три фунта серого, мягкого как масло, богатого белками мяса, в котором мозговые клетки, расставленные в четком порядке, как камни в часах, хранят все мысли, воспоминания и надежды половозрелого самца вида Homo sapiens.

Моя пуля выходит через височную кость, выбивает куски волосатого, влажного от мозгов мяса, и застревает в корнях дерева.

Тишина. Скотомудила опускает свой M60.

Скотомудила, Донлон, младший капрал Статтен, Хэррис и все остальные не произносят ни слова. Всех отпустило, все рады остаться в живых. Все они до смерти меня ненавидят, но знают, что я был прав. Я их сержант, они мои рядовые. Они доложат, что Ковбой погиб от пули снайпера, но меня они замечать перестанут, я стану человеком-невидимкой.