Дневник артиллерийского офицера - Борис Геннадьевич Цеханович

отбирали не все деньги, а оставляли каждому по десять тысяч, чтобы те благополучно доехали до дома. Жалости к этим взрослым дебилам не было и денег в основном им никто не дал. А кто всё-таки сумел разжалобить своих офицеров и получил от них деньги, опять нажрались и бесформенными кучами снова валялись на газонах. Но до прихода второго эшелона большинство их постепенно рассосалось.

С контрактниками второго эшелона получилось тоже самое. Зорин вывел на общее построение оставшихся от первого эшелона контрабасов и те, размазывая слёзы и сопли по небритым щекам, с надрывом рассказали, как их обобрали. На первый взгляд эти дикие рассказы и горестные вопли, произвели нужное впечатление на прибывших. И те, скинувшись деньгами, послали нескольких ходоков в охотничьи магазины, которые закупили буквально сотню пневматических пистолетов. И к обеду пьяная толпа контрактников была вооружена пневматикой. Сначала они проверили действие пистолетов на бутылках. Затем на пьяных добровольцах проверили как это – больно или не совсем больно….? А ещё через час на стадионе вспыхнула «перестрелка», что-то не поделивших между собой двух групп пьяной сволочи. Туда сразу же ринулась группа офицеров, которая разбила до десятка рож контрабасов, отобрали два десятка пистолетов и разогнала дерущихся.

А на следующее утро цепочка обобранных контрабасов опять потянулась в полк.

Наконец пришёл последний эшелон, которым прибыла моя артиллерия. Последующие два дня прошли в хлопотах по быстрому расчёту своих бойцов взвода управления начальника артиллерии и решения других вопросов, связанных с артиллеристами. И у меня не получилось, толком попрощаться со своими подчинёнными. Но, придя вечером домой, был растроган – на кухонном столе стоял бочонок с пивом, который занесли мои солдаты, уезжая домой.

Мира Вам и хорошей дороги…

После расчёта полка и перед прибытием нового пополнения образовалась пауза в несколько дней. И я решил съездить в Курган, тем более что звонил Степан Вершинин и сообщил – родители Сашки Шароборина ждут меня.

15 мая сел на междугородний автобус и через пять часов вышел на автовокзале Кургана, где меня уже ждал Степан с незнакомцем.

– Товарищ подполковник, позвольте представить, отец Саши Шароборина – Андрей Вениаминович.

Мы крепко пожали друг другу руки и перекинулись ничего не значавшими фразами, после чего Степан подвёл нас к новенькой «Волге».

– Вот, товарищ подполковник, купил на боевые…. И ещё деньги остались.

– Молодец, Степан. Только давай договоримся сразу. Теперь я для тебе Борис Геннадьевич… ты всё-таки уже гражданский человек.

Быстро промчались по улицам города и остановились во дворе пятиэтажного дома. Нас ждали: Ольга Аркадьевна – мама Саши и два его брата Владимир и Николай. После суеты знакомства мы сели вокруг стола в большой комнате. Пора было начинать.

– Ольга Аркадьевна, Андрей Вениаминович, Володя, Николай – то что случилось с вашим сыном и вашим братом могло случится с любым из нас. Мог погибнуть я, мог погибнуть ваш земляк Степан Вершинин. Мог погибнуть любой из других солдат – Евдокимов, Ахмеров, Бердюгин, Попов… Но погиб именно Саша. И в какой-то степени к его гибели причастен и я. Это я его выбрал идти со мной в бой. Должен был идти Евдокимов, а выбрал я Сашку. И прежде чем начать рассказ как погиб ваш сын хочу у вас попросить прощения.

Я встал из-за стола и огляделся: Николай и Владимир сидел рядком на диване и, зажав руки между колен, внимательно смотрели на меня. Ольга Аркадьевна чуть сгорбившись, положив руки на стол, смотрела мне прямо в глаза. Это были глаза матери, которая пережила основную часть горя, когда ей сообщили о смерти сына и когда она его хоронила. Вроде бы выглядела спокойно, но за этим спокойствием чувствовалось огромное напряжение. Ей опять придётся пережить смерть сына и эта смерть останется с ней на всю оставшуюся жизнь. Андрей Вениаминович держался чуть свободнее – мужчины более скрытные и больше в себе переживают горе.

– Я хочу просить прощения не зато что взял вашего сына в бой и он там погиб. Это моя воля и моё решение – это моё право командира. У каждого солдата есть мать и отец и я как командир не должен думать об этом. Я прошу прощения за то, что не смог вытащить тело вашего сына к своим. Так сложилась ситуация, что мне пришлось его оставить… Его вытащили через неделю, но я до сих пор чувствую свою вину перед вами именно за это.… Я прошу прощение….

Ольга Аркадьевна медленно закрыла глаза и кивнула головой, принимая моё прощение. Я сел и начал рассказ.

Пока рассказывал в комнате стояла тишина, которая прервалась только тогда, когда я попытался воспроизвести крик Сашки, когда в него попали пули.

Выдержка изменила Ольге Аркадьевне и она бурно зарыдала, уронив голову на стол. Выйдя на балкон, удручённо спросил у Андрея Вениаминовича: – Мне, может быть, не стоило так подробно рассказывать?

– Нет, нет, Борис Геннадьевич, всё нормально…

А через пять минут на балконе появилась и Ольга Аркадьевна: – Борис Геннадьевич, извините меня пожалуйста…. Пойдёмте, расскажите что было дальше.

Пока мы были на балконе пришли одноклассницы и молодая учительница, с которой перед армией дружил Саша. Рассказ закончил в полном молчании. Все плакали. Немного посидели за столом: помянули Сашку и всех погибших. После чего съездили на кладбище на его могилу. На следующий день, перед отъездом, я со Степаном Вершининым зашли в школу, где учился Шароборин. После разговора с директором школы, занятия были прерваны и учеников всех классов собрали на общешкольную линейку, где я выступил и рассказал, как воевал и погиб их бывший ученик разведчик Шароборин.

Через месяц мне позвонил Степан Вершинин: – Борис Геннадьевич, помните, когда вы приезжали к Шаробориным, то вам рассказывали, что ежегодный областной турнир тяжелоатлетов был назван именем сержанта Шароборина?

– Конечно….

– Так вот брат Сашки выиграл этот турнир и его теперь посылают на «Россию»….

– Молодец, парень.

– И ещё, в школе после нашего посещения открыли уголок посвящённый Шароборину и решили пробить через администрацию области, чтобы школу назвали именем сержанта Шароборина.

– Хорошо. От себя хочу сказать: сразу же после приезда из Кургана я написал письмо в городскую думу и попросил рассмотреть вопрос о названии одной из улиц именем Шароборина. Вот жду ответа.

Ответ пришёл в августе. На именном бланке городской думы был отказ. Озлившись и убив много нервов, я сумел узнать номер телефона спикера городской думы и после многократных попыток дозвонился до него.

– Да, я помню, – в трубке рокотал хорошо поставленный барственный голос, – мы на одном из