Когда труба зовет - Олег Константинович Селянкин

закинул мешок за спину и быстро зашагал по тропинке, которая вилась по кромке яра.

Нет, не удалось тебе, Карпов, обмануть Анну Павловну. Она знала, что военный катер — не база утильсырья, здесь каждая тряпочка на учете. Ох, и попотеет злыдень у начальства, когда будет отчитываться за эти штаны и все другое, что в мешок сунуто…　

Задумчивая стояла Анна Павловна на палубе катера. Как отблагодарить моряков за все то, что они сделали для ребят? Не пойти ли самой к начальству моряков, не заявить ли, что все это сделано лишь для детей, только для них?.. А вдруг это навредит мичману? Может, он уже нашел лазейку? И нет уже у Анны Павловны злости на мичмана, он даже, вроде бы, дорог ей, судьба его волнует ее.　

— У меня к вам просьба, Анна Павловна, — слышит она голос Петухова и оборачивается. Моторист стоит за ее спиной. Глаза у него усталые, лицо измученное. — Я прилягу, а вы не пускайте ребят к мотору. Как бы не покалечились.　

— Хорошо, хорошо, — поспешно соглашается Анна Павловна, хочет сказать что-нибудь теплое, дружеское и не может: она даже имени матроса не знает. Моторист Петухов — и все.　

Петухов спустился в машинное отделение. Прошло еще несколько минут, и Жора, появившийся внезапно из-за рубки, сказал:　

— Дядя Витя спать лег. Я там, на корме, сидеть буду. Если кто зашумит — я ему как дам!　

Анна Павловна нежно привлекла к себе Жору, пригладила рукой вихор, торчащий на его затылке, и почему-то прошептала:　

— Правильно, Жора… Только драться не надо… Позови сюда тетю Нину.　

— А она спит. Как поела — ушла в кубрик и легла. Велела не мешать ей, она всю ночь не спала.　

— Хорошо… Спасибо, — ответила Анна Павловна и отвернулась, чтобы мальчик не заметил слез обиды, навернувшихся на глаза.　

Где у тебя совесть, Нина? Есть ли она у тебя вообще?　

— Слушай, Анна Павловна, зачем ребятам на катере сидеть? Катер у берега — мертвый катер. Пусть играют на берегу. Я смотреть за ними буду, а ты спи, — предложил Загитуллин.　

— Хорошо… Спасибо, — ответила Анна Павловна и торопливо высморкалась. Чужой, незнакомый человек заботится о детях, о ней, а Нина спать завалилась…　

Анна Павловна вышла с ребятами на берег… Роса уже высохла, и нежная зеленая трава приятно щекотала босые ноги. Ребята смеялись, валялись на траве, гонялись за бабочками и стрекозами, а Анна Павловна села в тени под деревом, смотрела на ребят, на величавую Волгу и думала, думала. Еще вчера ей были безразличны моряки, а сейчас нет людей дороже.　

Почему там, в мирной жизни, не встретилась она с одним из таких людей?.. Может быть, тогда просто не представлялось случая, который так полно раскрыл бы их души? Все может быть… Ведь думала же она неправильно о мичмане. И вовсе он не злыдень. Простой душевный человек… И ребят любит…　

5.

Загитуллин один бодрствовал на катере. Он стоял на надстройке у пулемета и смотрел на берег. Наблюдал только за ребятами. В машинном отделении похрапывал Петухов, а на берегу, под деревом, дрема свалила Анну Павловну.　

Что-то долго нет ни командира, ни Карпова. Ну, Карпуша — тот потрепаться любит: нашел в деревне аудиторию и соловьем заливается. А вот командира долго нет — непонятно. Он время даром терять не будет… Или присел где-нибудь в тени прикурить, да не заметил, как уснул?.. Нет, мичман не сядет отдыхать.　

И вдруг — словно кто-то царапает железом по железу. Загитуллин настораживается. Тихо. Но вот снова тот же звук. Он несется с кормы. Перехватив автомат поудобнее, Загитуллин неслышно крадется к корме. Выглядывает из-за надстройки. По его лицу расплывается добродушная улыбка:　

— Что, Жора, здесь делаешь? — спрашивает он, забросив автомат за спину.　

Жора, который сидит около люка в машинное отделение и скоблит кухонным ножом краску на борту катера, вскидывает на рулевого свои ясные глаза и отвечает приглушенным шепотом:　

— Дядю Витю караулю.　

— Нечего его караулить, никто не украдет, — нарочито серьезно говорит Загитуллин, — иди играй.　

— Мне сама Анна Павловна разрешила, — приводит Жора последний довод и хмурится.　

Загитуллин в затруднении. С одной стороны, нечего парнишке сидеть на катере, а с другой… Анна Павловна — воспитательница, ее авторитет подрывать нельзя, — это за годы службы в кровь въелось. А Жора уже заметил, что его не прогонят, и приободрился. Теперь он не сутулится, не прячет глаза под длинными ресницами, а даже задорно смотрит на Загитуллина, дескать: «Что взял? И постарше тебя есть».　

Неизвестно, какое решение принял бы Загитуллин, но Жора глянул на берег и воскликнул:　

— У-у-у, сколько народу идет за дядей Карповым!　

Демонстрация настоящая!　

Загитуллин посмотрел на берег. По тропинке шли Карпов и три женщины. У Карпова за спиной мешок, у женщин — в руках корзинки, битончики.　

— Буди дядю Витю и Анну Павловну, — распорядился Загитуллин.　

Быстрым и четким движением он поправил напуск фланелевой рубахи и встал к пулемету. Скуластое лицо — будто высечено из камня; глаза — строгие, внимательные; все мускулы тела напряжены. Именно такими обычно рисуют художники пограничников, находящихся в дозоре.　

— Разрешите доложить? — спросил Карпов, остановившись у трапа и опустив мешок на землю. — Вот эти гражданочки сомневаются в моей честности. Так сказать, всенародный контроль. Дозвольте им побывать на нашей базе?　

Разумеется, никто не мог запретить людям находиться на берегу, знали об этом и Карпов, и Загитуллин, однако один спросил разрешения, а другой милостиво бросил:　

— Разрешаю. Все прочее — помощник командира скажет.　

Петухов, успевший не только проснуться, но и сполоснуть лицо, уже появился на трапе и сказал, козыряя:　

— Помощник командира. Какие вопросы, гражданки?　

Женщины смущенно переглянулись, пошептались.　

— Сомневались в правоте моих слов, — охотно пояснил Карпов. — Ну, пришел я в деревню и начал операцию…　

— Конкретнее…　

— Я конкретно и начал операцию с твоих штанов. За них давали каравай хлеба — и точка! Скажи, можно жить при таком товарообмене? Я, конечно, не вытерпел, сказанул о международном положении и так далее, а потом как рявкну: «За такие штаны каравай даете, так чем я детвору кормить буду?» Тут эти бабочки и насели. Дескать, сколько лет живем, а впервые слышим, чтобы у матросов на корабле ребята были. Сами рожаете или инкубаторные?.. Я и объяснил… Вроде бы и поверили, но делегацию прислали.　

— Да помолчи ты! — прикрикнула дородная женщина (судя по всему, она была главной в делегации). — Вы ведь и сами должны знать, какой у него язык, — не то оправдываясь, не то обвиняя, начала она, глядя только на Петухова. —