Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг

в госпиталя, в тыл. На долечивание. А за одного битого – не зря двух небитых дают. Обстрелянный боец трех новобранцев стоит. Это старлей знал точно и сейчас очень жалел, что нет тут давешних Корзуна с Ивановым. Такие санитары нужны, чтоб пяток чужих мотоциклистов не мог вытворять что угодно с врачами и ранеными. Не как мирный Петренко или хитрожопый Кравчук, который вместе со своим таким же приятелем, словно в воду канул, да еще оказалось, что уперли рюкзак консервов и пять винтовок, что навело Берестова сразу на очень нехорошие мысли. Еще и сослались на приказ Потаповой, сволочи, грозили-шумели. В лучшем случае – дезертирство, и греметь бы терапевту и начальнику штаба за недогляд под трибунал, да разгром все списал.

Планировать работу было некогда, впрочем, план у матерого начштаба и так был в голове, такое же учреждение, принцип работы тот же. И потому он как включился – так и завертелось, не до того стало, чтобы о своем переживать. И маршруты эвакуации спрямить, и грузовики найти, и санитаров набрать, и еще тысяча проблем, а самое для себя главное – первым делом нашел старлей в куче винтовок новенькую СВТ, умело проверил на исправность и, не очень много потратив времени, нашел там же несколько магазинов, но к конкретной этой винтовке потом подошло всего два, видимо, изначально ее родные, остальные надо было бы подгонять, да времени не было, и так с трудом выдрал чуток минут для того, чтобы возвращаясь с железнодорожной станции понять, как пристреляна винтовка, да магазины проверить – тут-то и вылезли проблемы. Так что теперь оставалось два. Патронов набрал, благо и ремни с подсумками там же валялись – после чего почувствовал себя куда увереннее с грозной тяжестью на плече. На него поглядывали с недоумением, но на это было совершенно наплевать. Из потока людей, прибывавших вместе с ранеными, сколотил вполне команду из десятка человек, как бы и санитаров тоже, вздохнул облегченно, хотя по трезвому умозаключению – ситуация была пиковой.

Немцы ломились, не считаясь с потерями, суя щупальца моторизованной разведки во все щели. Так уж вышло, что пара дивизий, в медсанбатах которых посчастливилось служить Берестову, прикрывали важное направление, и для того чтобы усадить в мешок несколько других советских соединений, – надо было вермахту разгромить эти две. Сбить замок с ворот в амбар. Дивизии корчились под ударами, пятились, теряя людей, технику и рубежи обороны. Но – держались. И давали время тем – в тылу, придти в себя и организовать сопротивление нашествию.

Несмотря на целый ряд преимуществ у нападающих дело шло со скрипом. В других местах русские сдавались десятками тысяч, а тут – уперлись. И дрались и за себя, и за тех, кто уже сдался. Как-то уже ночью Берестов причислил к своему воинству троих уставших до чертиков пехотинцев с ДТ, которых привез на танке громкоголосый старшина. Оставил бы себе и старшину, да тот только фасон держал, а на деле оказался тоже покалеченным, и когда бравада спала, – завалился бравый танкист при всем народе в обморок, словно чувствительная гимназистка, с которой прилюдно сдули пыльцу девственности. Всю ночь шоферы мотались, увозя на желдорстанцию десятки раненых, нуждавшихся в эвакуации. И всю ночь грузили и грузили, и конца-края этому не было, как и в прошлые дни. Стоны, жалобы, мат осипший, бравада и корявые шуточки тех, кто ухитрялся держать зубами свою боль и страх… И свинцовая, ставшая уже привычной, запредельная усталость, тело как деревянное, плечи ломит… И медсанбат на другое место пришлось перебрасывать, как разгрузились от раненых. И когда принялись за работу на новом месте – опять пошла та же работа без продыха, без минутки свободной.

А Берестов вдруг понял, что вся эта жуть ему померещилась, потому как вот сидит довольная и спокойная Мусик, кормит пухлой грудью симпатичного розового младенца, а тот сосет молоко бодро и весело, косит на папку хитрым голубым глазом. Умилясь этим зрелищем, отец семейства перевел дух, покрутил головой и только открыл рот, как больно врезался всем телом в жесткое и колючее. Очумело стал озираться. Лежит на земле почему-то… Кто-то подскочил, помог подняться.

Вырубился на ходу, словно пехотинец в конце длинного марша, ноги и подогнулись. Успел даже сон увидеть. И до того одурел, что еще минут пять тупо и старательно соображал – где оно – настоящее, а что – наоборот, привиделось.

Утром, хоть и продолжало привычно грохотать и спереди и сзади, вдруг перестали прибывать раненые, словно ножом отрезало. Медсанбат в момент весь уснул, словно зачарованное королевство в сказке про спящую царевну. Берестов себя буквально за шкирку поволок проверить посты, которые он на ночь выставлял, и люди понимали – зачем. Ноги не шли, словно сапоги из чугуна… Нет, это голова чугунная скорее, а сапоги – свинцом налиты, как водолазные боты.

Очень огорчился тем, что половина часовых из санитаров нагло дрыхла. Пришлось пинки раздавать, а потом еще мораль читать, хотя видел по осунувшимся лицам, что без толку это, просто не слышат, оглушенные тяжеленной работой без отдыха. Трое пехотинцев ночных порадовали, их пост был на въезде, в свежевырытом неглубоком окопчике для стрельбы с колена, на большее сил не хватило – двое все же дрыхли, зато пулеметчик бдил, чем полил благоуханным маслом сердце старлея. Курил, правда, вонючую самокрутку, но – бдя, и держа курево как надо – в кулаке, чтоб незаметно было со стороны.

Начштаба присел рядом – и как в омут провалился. И вроде как тут же проснулся, потому как пулеметчик толкал его в колено и тревожно шептал:

– Тащ летн, тащ летн, гляньте! Да гляньте же! Немцы вроде!

Несколько секунд не понимал, потом как из-под воды вынырнул, захлопал глазами.

Совсем рядом стоял грузовик, следом вставали другие – штук пять – шесть, в утренней дымке было сразу не понять. На секунду мозг выдал приятное – наши грузовики за ранеными приехали, но тут из кузовов дружно стали выпрыгивать очень уж знакомые силуэты, бодро и тихо, умело и без шума, разворачиваясь в атакующую цепь.

– Да их тут не меньше роты! – ужаснулся Берестов, прикинув вместимость грузовиков, и непослушными губами шепотом рявкнул единственно возможную команду:

– По пехоте пготивника, дисдансия двести метгов – коготкими – огонь!

И даже сам удивился боком сознания, что приказ его поняли как надо.

Пулеметчик высадил диск в момент, отчего немцы заученно залегли и дружно забарабанили в ответ, их грузовые машины, показав блестящую выучку, тут же рванули задним ходом, не