Незначительная деталь - Адания Шибли

архивы или музей? – спрашиваю я. Парень отправляет меня к главному входу, объяснив, что мне нужно небольшое белое здание: там одновременно и архивы, и музей. Я возвращаюсь к машине, и страх снова накатывает на меня. Однако я двигаюсь ко въезду в поселение, останавливаюсь в конце дороги – на этот раз на обочине, выхожу из машины и закрываю за собой ворота. Их скрипу вторит щебетанье птиц, которым полнится воздух. Приблизившись к небольшому старому белому зданию, похожему на то, что описал парень, я стучу и жду немного, но никто не отзывается. Тогда я опять взываю по-английски: hello, – и повторяю громче. Вскоре сзади раздается голос. Повернувшись к источнику звука, я вижу мужчину в возрасте, лет за семьдесят – он стоит напротив меня. Повторив свое hello в третий раз, я спрашиваю, есть ли кто внутри – вдруг он знает. Мужчина отвечает, что сейчас архив закрыт, и интересуется, что именно мне нужно. Чуть дрожащим голосом я отвечаю, что хотела бы ознакомиться с историей Нирима и лично взглянуть на некоторые документы. Дело в том, что я провожу исследование региона и ради этого приехала издалека. Помолчав, мой собеседник говорит: как раз он и отвечает за музей и архив и откроет их только ради меня, хотя официально они закрываются в час дня. Я горячо благодарю, он берется отпирать, а сердце у меня бьется так громко, что едва не отпугивает птиц. Мы входим, с наших лиц струится пот. Мужчина называет свое имя и предлагает мне присесть за большой стол посреди пустого помещения. Сам он подходит к шкафу у белой стены справа от входа и со словами «Ну и жара, правда?» принимается выдвигать ящики и извлекает оттуда несколько папок. Да, соглашаюсь я, не переношу такой жары. Я на самом деле не совсем против нее, отвечает мой собеседник, такая погода напоминает мне об Австралии. Он переехал из Австралии в пятидесятых и остался в этом поселении. Мое имя? Я называю первое неарабское имя, которое приходит мне в голову. Что я исследую? Социально-географический ландшафт этого региона в конце сороковых – начале пятидесятых. Вернувшись с папками к моему столу, мужчина садится рядом, вынимает десятки фотографий, раскладывает их на сверкающей белизной столешнице и начинает объяснять: сам он не профессиональный исследователь, в отличие от меня. Он просто любит фотографию и историю, поэтому и основал этот простой музей, чтобы сохранить хронику и архив Нирима. Перебирая снимки, я прошу мужчину рассказать об этом поселении, и он начинает ясным, чистым голосом без малейшей дрожи или заикания. Этот голос словно тонкая прямейшая нить, которую не так легко перерезать.

– Краеугольный камень Нирима заложили в ночь Йом-кипура 1946 года около десяти других поселений. Тогда группа членов молодежного движения «Ха-шомер ха-цаир», а также европейской молодежи, приехавшей сюда после Второй мировой, продолжили строить наше государство в Негеве. Целью их операции было расширить территорию еврейских колоний на Юге.

Итак, под покровом тьмы и защитой движения «Хагана» и его руководства триста грузовиков, в которых находилось больше тысячи человек, отправились в Негев, не встретив никакого возражения или противодействия – в том числе со стороны британских властей, которые ничего не знали о происходящем. Подготовка к операции велась в такой секретности, что о ней не было известно даже их еврейским наместникам. Этот караван из двадцати машин, со множеством воодушевленных молодых людей, двинулся к самой южной точке, какой мог достичь. Осели они рядом с городом Рафах, у египетской границы. Там и родился Нирим – на клочке земли, названной Дангуром в честь еврейско-египетского богача, купившего в конце тридцатых землю в этой части пустыни.

Во время подготовки к войне, вероятность которой становилась всё больше с каждым днем, стал особенно заметен мощный подъем духа среди молодых основателей Нирима. Днем они копали траншеи, проводили военные учения, строили убежища для раненых и учились оказывать первую помощь, а вечером пели песни и гимны под аккордеон и читали устав «Хаганы». Подобный настрой в культуре и обществе Нирима достиг пика перед самой войной. Основатели поселения прекрасно знали, что египетская армия перемещает свои силы к границе, готовясь к большому удару, – так и случилось. После того как 14 мая 1948 года официально объявили об основании государства Израиль, Нирим стал первым поселением, подвергшимся нападению египетской армии. В результате бомбардировки все здания были разрушены, восемь основателей погибли, многие получили ранения. Остальные поселенцы оставались в траншеях, пытаясь сопротивляться, хотя у них были только винтовки и пулеметы. Но, невзирая на превосходство египтян во всем – от людей до оснащения, – египетская армия понесла большие потери, вынуждена была отказаться от атаки Нирима и направилась дальше на север.

Многих потрясло ниримское чудо, когда сорок девять человек с винтовками и пулеметами отразили натиск почти тысячи великолепно экипированных бойцов правительственной армии благодаря мужеству, стойкости, боевому духу и непрерывному сообщению между разными точками в поселении. Египтяне поняли, что поселенцы не сдадутся, и, чтобы не терять время, решили покинуть Негев и двигаться вперед.

После этого нападения ежедневные жестокие бомбардировки в других местах продолжались, и жизнь в Нириме шла под землей, в траншеях и убежищах. Это событие и в особенности гибель восьми молодых людей – а некоторые из них происходили из европейских семей, переживших Холокост, – оставило в памяти поселенцев глубокий след. Они написали на куске ткани девиз и первого мая, в День труда, накануне войны, повесили его на одной из стен. И стена, и транспарант пережили нападение и сохранились до наших дней.

Закончив рассказ, мой собеседник придвигает ко мне фотографию. На ней стена одиноко стоит посреди руин. Ее венчает широкий белый транспарант с надписью на иврите, которую мужчина для меня переводит: «Победит не автомат, а человек». Он раскладывает на столе снимки каравана автомобилей, застрявшего в песках, и местных земель до поселения. Есть здесь и портреты поселенцев в коротких серых одеждах, похожих на мундиры, и застройка поселения на разных этапах: несколько хижин, одна из них, самая большая, отведена под столовую. На других фотографиях некоторые поселенцы сидят рядом с местными жителями – бедуинами, беседуют с ними или с улыбкой смотрят в камеру. Я спрашиваю, какими в то время были отношения между палестинским населением и приезжими евреями. Прекрасные, отвечает мой собеседник. Поселенцы поставили специальную палатку, чтобы принимать в ней гостей из местных бедуинов, где они пили чай с мятой. Вскоре между обеими сторонами установились крепкая, теплая дружба и доверие, и бедуины поклялись, что их мечи всегда будут на стороне молодежи Нирима. Однако с началом войны эти связи порвались. Почему? Неужели во время войны или даже после