В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

Обычно в таких случаях в русских семьях, внезапно остававшихся без кормильца, бабий вой оглашал окрестности. Потом заказывался в церкви молебен. И многочисленная родня геройски павшего солдата, защищавшего свою землю от супостата, помолившись за упокой души его, садилась за поминальный стол и многократно осушала наполненные горячительными напитками рюмки, вспоминая только добрым словом этого человека.

Но не тот был характер у Прасковьи Семеновны, чтобы громогласно оповещать соседей о своей утрате. Не выла она громким голосом, причитая о несчастной судьбе своей. Не лила, по крайней мере на виду у всех, горьких слез. Спокойно надела траурное одеяние. И приняла случившееся как должное, прекрасно осознавая, как теперь осложнится ее жизнь с четырьмя маленькими сыновьями, старшему из которых было только двенадцать лет, а самому младшему – всего несколько месяцев.

Получая пенсию по утрате кормильца, работая в огороде и ухаживая за немногочисленным домашним скотом и птицей, она тянула своих детей как могла. Что непременно еще больше сказалось на ее и так не простом характере и весьма жестком нраве. Спустя год она отдала ремесленнику в ученики двух старших сыновей, решив с малых лет сделать их самостоятельными и тем самым упростить жизнь оставшимся при ней детям, самый младший из которых, как оказалось, родился с неполноценным здоровьем и никак не мог начать ходить. Спустя некоторое время в сапожную мастерскую убыл в ученики и третий сын – Петр, самый старательный и смышленый в семье, будущий отец Вити. С Прасковьей Семеновной оставался лишь самый младший, инвалид Илья, начавший все же ходить, но очень поздно и совсем кое-как, что соответствовало его врожденному недугу.

Сидя в погребе, Илья увидел, как задремала на руках у матери его восьмимесячная племянница Тамара. В то время как трехлетняя Валя уже начинала шуметь и капризничать, по-детски страдая от тяжелого и мучительного для ребенка пребывания в холодном и сыром погребе, не предназначенном для многодневного сидения в нем. Илья прибавил пламя в керосиновой лампе и достал из кармана своего пальто небольшую детскую книжку с картинками, показал ее Вале и тихо, чтобы не будить спящую малышку, спросил:

– Сказки почитаем?

Девочка закивала. Она, держась ручками за деревянное ограждение картофельной кучи, направилась к Илье. Он усадил ее на колени и развернул книжку. Витя вытянул шею, встал и подошел ближе к дяде и сестре в надежде тоже услышать чтение сказок, несмотря на то что уже много раз они были ему прочитаны еще отцом. Илья начал читать, но был прерван маленькой племянницей, которая сказала, что ей совсем не слышно и попросила читать громче. Он оглянулся на спящую Тамару и, убедившись, что не потревожит грудного ребенка, стал читать громче. Но этого девочке оказалось мало. Она захотела лучше рассмотреть рисованные картинки на страницах. Илье пришлось сесть так, чтобы тусклый огонь керосиновой лампы, горевший в экономичном режиме, как можно лучше освещал развернутую перед Валей детскую книжку.

Сидевшая напротив мать Ильи тоже стала слушать, как читает сын, разглядывая его и внуков тем взглядом, который может возникнуть у женщины при сильном беспокойстве за судьбу и жизнь своих маленьких и совсем беззащитных потомков. Такой взгляд не был присущ для старухи с очень строгим характером и железной стойкостью. Но сейчас она смотрела именно так. Она смотрела горестными глазами и думала о том, что тяжелая вдовья жизнь не сломала ее, не пошла она по миру с протянутой рукой, подняла и воспитала сыновей. Но она никогда не думала о том, что возле ее дома будет твориться то, чего и представить она себе не могла. Что прямо возле порога будет стоять не далекая и неведомая, а самая настоящая разрушительная война.

– Сегодня тихо как-то. Вчера все стреляли, а сегодня что-то не очень, –  молодая хозяйка приподнялась со своего места, где только что укачала младшую дочку. –  Может, нам сегодня в доме заночевать. Ночи темные, печку затопим, а то Валя засопливила уже. Не дай бог заболеет.

Пожилая женщина опустила глаза в земляной пол погреба, тяжело вздохнула.

– Будь они все прокляты! – тихо произнесла она в адрес стоявших на подступах к городу гитлеровских полчищ. –  К вечеру посмотрим. –  Потом она перевела взгляд на сына и добавила: – Илюша, ты бы вечером, как стемнеет, окошки заколотил, сынок. Не ровен час, как стекла вынесут. Грохот какой стоит порой. Того и гляди, они повылетают.

– Я затоплю печь, как стемнеет. Ребята хоть в тепле поспят, –  сказала молодая женщина, глядя на свекровь.

Та быстро закивала ей в ответ.

– Ау! Есть кто? Вы еще здесь сидите? – послышался знакомый мальчишеский голос из-за подпертой изнутри лопатой двери погреба.

– Колька, что ли, Морозов? – быстро сообразил Илья, уставившись на дверь в конце узенького туннеля спуска в домашнее овощехранилище.

– Я открою? – молодая женщина посмотрела на свекровь, как бы спрашивая ее разрешения.

Та быстро завертела головой, и, ничего не ответив, одним взглядом дала понять о своем согласии, и при этом сама попыталась встать, но не смогла этого сделать, так все тело затекло от долгого и почти неподвижного сидения в земляном укрытии.

Молодая хозяйка стала быстро подниматься по лестнице наверх, приговаривая:

– Коленька, не уходи. Сейчас я тебе открою.

Витя проснулся от возникшего шума и суеты. Он стал приподниматься на локтях, стараясь освободиться от одеяла, под которым спал вместе с сестрой Валей. Девочка продолжала сопеть, не реагируя на посторонние шумы. В это время маленькая Тамара уже зашевелилась и вот-вот должна была заплакать от возникшего дискомфорта. Пожилая хозяйка подошла к ней, стараясь заслонить своим телом проникающий в помещение погреба яркий дневной свет из-за открытой двери, за которой уже слышался разговор ее снохи и внезапно появившегося сына соседей.

– Ну что там? – спросила его молодая хозяйка, озираясь по сторонам привыкающими к солнечному свету глазами.

– Выходите из укрытия, тетя Настя. Немцы только что по мосту в город вошли. Наши все разбежались. Так кое-где еще снуют. Вроде прячутся, –  мальчик говорил взволнованно и выглядел очень напуганным. –  Я к вам по огороду прошел. Дед сказал, что надо сейчас всем в своих домах быть и не прятаться, чтобы немцы все видели.

– А наши что, все ушли? – женщина растерянно смотрела на двенадцатилетнего сына соседей. –  Столько войск было в городе. Думали, что отстоят нас. Немцев на порог не пустят.

Откуда-то послышались хлопающие выстрелы. Что-то громыхнуло вдали. В воздухе сильно пахло порохом и дымом от горящего дерева, запах которого стал проникать в тесное помещение погреба.

– Давайте-ка выходить, –