Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

и он выпалил: «Опа! Мне говорили, что ты выглядишь как цирковой уродец, но такого я не ожидал».

Он зашел в палату. Измятая одежда на нем была словно на размер меньше, из-за чего Чарльз выглядел не столько мускулистым, сколько тучным, а живот торчал, как клубок морских водорослей. Хотя Адам всё понимал. О какой эстетике и внешнем виде может идти речь, когда ты страдаешь?

— Эй, Чарльз.

Чарльз пожал руку Адаму. Непривычно слабо.

— Не ожидал, приятель, увидеть тебя здесь.

Джереми закашлялся: «Пришел надрать мне задницу?»

— Неа. Это напомнило мне о тебе, Чудо. — Он полез в карман, вытащил оттуда маленький пакетик «Саур Панч Кэнди» и швырнул его на грудь Джереми. На упаковке изображались мультяшные рожицы различных цветов, перекошенные от кислоты, и у каждой изо рта вырывалась желтая молния.

Джереми с невозмутимым выражением осмотрел сморщенный пластиковый пакетик: «О, спасибо».

Потирая плечи и руки, Чарльз сказал: «Холодно, как у ведьмы за пазухой!»

Адам усмотрел в вульгарности Чарльза намек на улучшение настроения и обрадовался. Он кивнул в сторону Джереми и произнес: «Экземпляры, подобные ему, необходимо хранить практически при минусовой температуре».

— Это точно. Пробирочный ребенок.

Джереми осклабился, но его веки опустились, словно пол-лица вот-вот отключится. Он сложил ладонь лодочкой за пострадавшим ухом: «Не гром ли я слышу? Почему бы вам двоим не прогуляться?»

— У нас, в отличие от тебя, в голове мозги, а не дерьмо, Чудо.

Если бы Адам мог отстраниться от всего, сосредоточившись лишь на взаимных нападках Чарльза и Джереми, он бы с легкостью представил, что всё происходит на Базе после плодотворной утренней тренировки.

— Этот хуесос разнес меня в пух и прах.

Чарльз заметил модель самолета на тумбочке в ногах у Джереми. Тонкие зигзаги молнии покрывали трещинами синий фюзеляж. Белая вспышка вырывалась из вертикального стабилизатора.

— Не очень-то оригинально, а? — сказал Джереми. — Удивительно, что Реджи нарисовался, не говоря уже о вас двоих. Даже если представить всё это как большую шутку.

— Хорош, Чудо, — сказал Чарльз, положив руку ему на плечо, из-за чего у больного выгнулась спина. — Мы, конечно, можем потрепать друг другу нервы, но это, как говорится, пустой пиздеж. Когда мы там, — он показал рукой, — падаем вместе, ничего другого не существует. Если ты до сих пор этого не уяснил, то скоро поймешь.

— В этом-то и загвоздка. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь, учитывая мое теперешнее состояние.

— Но ты ведь часть команды, — сказал Адам.

— Начнем с того, что от меня было мало толку.

Чарльз пытался что-то возразить, а потом начал: «Ты просто…»

— Да, ладно. Это уже не важно.

— Ты правду считаешь, что больше не сможешь? — спросил Адам.

— Вам придется найти кого-нибудь другого.

Беседа оборвалась, и каждый уставился в свою точку — Адам на флуоресцентные огоньки, Чарльз — на подоконник, Джереми — на пластмассовую спинку кровати над потрескавшимися ногтями на ногах — словно взаимное молчание предпочтительнее признания поражения, полного или частичного. Чарльз прервал тишину, похлопав Адама по спине.

— Твоя статья привлекла до черта добровольцев. Серьезно. Спасибо.

— Конечно, Чарльз.

— Это дорогого стоит, — вздохнул он, изгнав из себя глоток воздуха. — Люди начинают сдаваться. Это неудивительно. Но я не сдамся. Завтра мы прочешем окраины прилегающих округов. Я уже всё распланировал. Я никогда не сдамся. Не в этот раз.

— Только скажи, чем я еще могу помочь.

— Ненавижу просить, но если тебе нечем заняться…

— Не переживай об этом. Я буду завтра. Мы отыщем ее.

В палату зашла заторможенная медсестра и проверила оборудование, подключенное к Джереми, записав информацию в папку-планшет. Когда она повернулась, они увидели, что к отвороту ее халата приколоты символические ленты розового, оранжевого и других цветов. Она продолжила вести наблюдение, задав Джереми вопросы о его зрении.

Медсестра посмотрела на свои пальцы в витках голубых вен, исчезавших под подушечками, перед тем как спросить: «Сколько?»

— Три.

— Сейчас?

— Четыре.

— Сейчас?

— Один.

— Сейчас?

После паузы Джереми сказал: «Сто».

Она не подтвердила и не опровергла, не обнадежила и не разочаровала. От раздражения Джереми повернулся к Адаму и Чарльзу, пока она шкрябала что-то в блокноте, а затем выходила из палаты.

— Она постоянно спрашивает о пальцах, при чем здесь пальцы?

Чарльз пожал плечами.

— Дамочка просто выполняет свою работу.

— Какую работу?

Брови Адама выгнулись дугой: «Ты не заметил, что она вообще не поднимала пальцев?»

Губы Джереми непроизвольно приоткрылись.

— Да он просто стебется над тобой. Оставь бедолагу в покое.

— Ты только посмотри, кто у нас заделался отзывчивым.

Джереми прикрыл глаза предплечьем, показав голую ветвь с красным оттенком.

Склонившись к Адаму, Чарльз шепнул: «Чуть не забыл. Ходят слухи…»

— А что слухам еще делать? — сказал Адам.

— Говорят, твой отец, над чем он там работает, что он собирается это обнародовать на мероприятии в этом году, что это, по сути, подтвержденный факт.

— Подтвержденный? Он никогда об этом не говорил.

— Прости за то, что я сказал тогда ночью, — вмешался Джереми со все еще частично закрытым лицом. — О твоем отце.

— Проехали.

Чарльз улыбался от перспективы предстоящего воссоединения со старым приятелем.

— Если увидишься с ним до мероприятия, спроси его об этом. Скажи, что я рассказал. — Чарльз вытянул голову и почесал лысый череп, процитировав реплику из фильма, который смотрел, наверное, с десяток раз: «Лизни мою пластину, хрен собачий»[36].

— В натуре… я волнуюсь о нем.

— Да. Всё через жопу. От нас мало что зависит.

— Я на самом деле не знаю, что происходит, — сказал Джереми, убрав руку с глаз, которые засветились, как тусклые прожекторы, — но надеюсь, всё образуется самым наилучшим образом.

— Спасибо.

Наклонившись вперед, Чарльз встретился взглядом с Джереми: «Слышал такую херню, что ты типа видишь в темноте»

— Типа того.

— Когда эскулапы закончат свои эксперименты, нам может понадобиться твоя помощь.

— Я здесь как животное в зверинце. Хуже. Животные хоть могут понемногу двигаться.

— То есть тебя уже всё заебало?

— Как-то так. Но это не навсегда. Скоро мне дадут ходунки, а через несколько дней, скорее всего, будет достаточно и трости.

— Ты в натуре мутант. Но у меня еще есть дела, которые нужно порешать до завтра. Держи хвост пистолетом, Чудо! — Он протянул руку ладонью вверх, шершавой и пятнистой, как «песчаный доллар»[37].

— Ты тоже.

Рука Джереми на мгновение опустилась на его ладонь, а затем упала.

Голосом Арнольда Шварценеггера он сказал: «Я вернусь». Затем повернулся к Адаму. — До завтра.

— До завтра.

В течение нескольких минут после ухода Чарльза Адам и Джереми пытались не встречаться взглядами, пока в кармане у Адама не завибрировал телефон. Они уставились