Ужасы жизни - Маша Гаврилова

тараканьи музыкальные таланты и способность веселиться давали надежду. Я оставила им деликатную записку с просьбой покинуть мою кухню. Они переехали за печь. Я приносила им еду и иногда рассказывала про старую жизнь. Мы вместе пели песни и любовались сосульками снежного королевства. Жизнь налаживалась.

И пришла новая напасть. У нас поселился сверчок. Две ночи я не могла спать из-за его стрекота. На третью тараканы нашли его и повязали: отвечай за свои поступки. Сверчок оказался очень страшным насекомым. Я думала, что боюсь тараканов, но сверчок был мерзче в десять раз. Он чем-то очаровал тараканов так сильно, что они уговаривали оставить его в доме. Я не смогла сказать нет.

Я привыкла и к сверчку, мне нравилось, как он музицировал с тараканами по вечерам. Со сверчком мне даже было проще, он понимал меня без слов и ругался, когда тараканы совершали ошибки. Казалось, жизнь наконец наладилась, вот они – новые друзья и новое счастье. И однажды днем я столкнулась со старыми друзьями, моей стаей, около дома. Они приехали каяться и вызволять меня из снежного королевства. Я не была рада – только испугана. Или даже зла. Я сказала, что мне нужно посовещаться с друзьями-тараканами и с наставницами-утками. Они посмотрели сочувственно-непонимающе. И мы пошли на пруд, а потом грелись у печи и слушали тараканьи песни.

И время пришло, и мои друзья задали самый опасный вопрос. Вернусь я или нет. И я посмотрела на них, посмотрела на тараканов и сверчка, взвесила все плюсы и минусы и осталась. Лед пророс в меня, и с этим совсем ничего нельзя было сделать. Она поцеловала меня на прощание в щеку, грустно посмотрела и вышла первой. Остальные обняли и тоже ушли. Кажется, у меня всё же вышло стать снежной королевой.

Подмигивают дружно и ложатся на бочок

Четыре неразлучных таракана и сверчок

Плюс один

Мы договорились встретиться с Полиной и вместе дойти от остановки. Полина знала, где живет, кажется, Лина. Я не знала имени хозяйки вечеринки. Полина, как и я, была опаздывающей гостьей. Остальные уже собрались. Мы немного заблудились, потому что в прошлый раз Полина уходила очень пьяной и на такси. Я не пью, потому что ненавижу запах и вкус алкоголя, и не езжу на такси, потому что всегда укачивает.

Дверь была открыта, квартира была огромна, я не знала никого, кроме Полины, даже хозяйку. С Полиной знали друг друга из театра, там она была пиарщицей. Ее часто приглашали на всякие премьеры, а она приглашала меня – как плюс один. В театр ходим плюс один, в гости ходим плюс один.

Было шумно и гетеросексуально.

Комнат в квартире было четыре: одна слева и три справа, если находиться спиной к выходу, то есть на пороге. Гостям можно было заходить только в правые комнаты. Я растерянно стояла в коридоре и искала, где притулиться. Это вообще глупая стратегия – приходить на чужие вечеринки и надеяться, что будет весело. Эта стратегия не работает.

Все столпились в комнате поменьше, она оказалась кухней. Полина отправилась в туалет. Гостья с внешностью птички сказала, что не пьет уже месяц, потому что принимает антидепрессанты. Остальные натянуто заохали – это поддержка. Другая девушка, больше похожая на вомбата, стала рассказывать о своей новой работе в самой успешной компании с самыми успешными коллегами. Остальные похвалили – это одобрение. Я зевнула. Все дружно обернулись на меня, а потом вернулись обратно к девушке-вомбату. Рассказ как раз подходил к самому интересному – зарплате. Третья девушка, девушка-барсучиха, перебила девушку-вомбата подробным рассказом о романтических приключениях. Остальные подвинулись к ней поближе – это интерес. Наверное, я завидовала всем троим, моя жизнь была гораздо скучнее. Тут мне нечего было ловить, и я направилась к выходу, осторожно расталкивая толпу. Кажется, я уходила недостаточно тактично. Девушка-птичка посмотрела на меня недовольно. Девушка-барсучиха остановила свой рассказ. Что я сделала не так?

Негде спрятаться. Полина не вернулась из туалета. В комнате подальше от входа планировали устроить импровизированные выступления гостей. В другую складывали куртки, а еще там стояли кровать, огромное кресло и большой книжный шкаф. Я стала рассматривать книги – я такой занятой человек и мне совсем не скучно на вашей вечеринке. Книги казались умными. Глядя на эти полки, можно было влюбиться. Но лучше не стоило. Я обернулась – в комнату зашла незнакомая девушка и села в кресло, как на трон. Настоящая королева. За ней шла свита из птички и вомбата, они хотели с ней общаться. Мне стало страшно.

А зря – ведь я пустое пятно этой вечеринки, невидимый человек. Девушка-королева глянула на меня с легким осуждением и предложила всем заказать пиццу – угощений в этом доме не предусматривалось. Подошла Полина и прошептала на ухо: «Это Лина, хозяйка квартиры». Я подумала: «А ведь и вправду королева, по крайней мере вечеринки».

Стараясь светски вращаться, я ушла в комнату с выступлениями. Там был стендап-номер какого-то мужчины. Он шутил про глупую жену и еще что-то расистское. Развлекаться собрались практически все гости и гостьи, даже Полина вернулась, но ко мне подходить не стала. Когда я к ней двинулась, отошла подальше. Многие даже старались внимательно слушать стендап – а зря.

Стендап закончился, начались разговоры. Разговоры петляли так, что было не ухватиться: критическая теория, лучшие яхты, новый харассмент-скандал. Я с этим не справлялась. Казалось, мне пора. Я подошла к Полине: «Кажется, мне пора». Полина скучающе протянула: «Маша уходит». «Как, уже?» – Лина принесла мне напиток, безалкогольный. Я выпила глоточек и упала. Решительный ответ на решительные действия.

Очнулась на кровати Лины – спустя полчаса. Вокруг стояли и переговаривались гости. Им было интересно, что же дальше. Я не могла пошевелиться и чувствовала себя той художницей, которая позволила зрителям-соучастникам делать с собой всё. Только вот я согласия не давала. Первым подошел, как это водится, мужчина – тот, который говорил стендап. Он ущипнул меня за щеку (больно) и постучал по голове (небольно, но зачем?). Отошел. Второй была девушка-птичка. Она взяла меня за руки, подняла с кровати и стала крутить по комнате. Все соучастники засмеялись. Полина, на которую не было никаких надежд, прошептала: «Ну и грация». Лина отсутствовала.

Они все подходили по очереди, они все смотрели на меня одновременно. Они все по-разному старались унизить меня. Прошлись и по внешности, и по деятельности. Запомнилось, что самой гомофобной оказалась женщина. Она сказала: «И непонятна ее ориентация». Остальным была понятна или безразлична. Кто-то упрекнул меня в молчаливости: «Что там у нее на уме?» Девушка-птичка достала антидепрессанты и стала засовывать их мне в рот. Я выплюнула таблетки ей в лицо.

Птичка ударила меня – снова по лицу – и вышла из круга. Остальные гости не торопились расходиться. Их интересовала не совсем я, им хотелось крови. Полина молчала и смотрела с интересом. Один кошмар превращался в другой. Стендапер спросил: «А мы можем сделать так, чтобы она заговорила?» Я криво улыбнулась.

Зашла Лина, увидела блеск в глазах гостей, подошла ко мне и посмотрела с теплотой. Она говорила, но я не понимала этой речи. Мне слышалось: ей жаль, что это произошло; она мне сочувствует; но просит меня остаться еще ненадолго; ведь веселье только начинается. Голос Лины лился манговым соком, а я совсем не чувствовала в себе сил даже сказать пару слов и осталась.

Лина была довольна, и мы начали. Сначала я не поняла, что начали, а потом вомбат довольно улыбнулась и произнесла: «Мафия». И началась игра. Мне завязали глаза и поставили к стеночке, в руки положили карточку. Я оказалась комиссаром. Игру вела Лина, она сказала, что мафий всего два человека, немного. В первую ночь никого не убивали, Лина знакомилась