Уроды - Гектор Шульц

– Погодь, погодь. Сгоняй не в падлу в киоск, а? Сиги кончились, курить, бля, охота, а мы тут вмазаны.

– Не вопрос.

Мафон, оскалившись, бросил мне смятую кучку налика и исчез в дыре. Он никогда не уточнял, какие сигареты брать. Все знали, что ему надо и сколько денег он давал. Закрысить сдачу означало получить пизды, потому что нельзя крысить у своих.

Купив в киоске три пачки красного «Бонда», я возвращался к Колодцу и, дважды стукнув по ржавому листу металла, дожидался, когда оттуда снова вылезет голова Мафона. В тот раз он был в хорошем настроении и пригласил меня внутрь. Отказываться было нельзя. Если Мафон приглашал, приглашение принимали, поэтому я, скрипнув зубами, полез вниз.

Там, в теплом сумраке, сидело шестеро человек. Четверых я знал, а двое других, видимо, были залетными. Причем по их округлившимся глазам я понял, что пацанов разводят на бабло. Мафон мог запросто дать пизды и отобрать все, но порой просто любил поиграться. Такое с ним случалось, когда он надышался клея и опрокинул внутрь пару-тройку стаканов бухла, рождающих в нем тягу к приключениям.

– Хуль ты Ворону-то позвал? – недовольно протянул сонный, воловатый Дрон. Он любил до меня доебываться, несмотря на то, что был моим соседом и жил во втором подъезде. – Он ж вообще нулевой.

– А ты сам, блядь, за сигами пошел бы? – недовольно ответил ему Мафон. – Позвал, значит, надо. Нормальный он пацан. А то, что не трется с нами, так похуй. Чо, Ворона, как учеба?

– Идет, – коротко ответил я, вертя в руках гнутую кружку с жижей, от которой разило спиртом.

– Чо, после девятого в шарагу? – спросил невысокий, но крепкий Мизинец. Ему как-то на одном махаче мизинец отрезали ножом, с тех пор иначе как Мизинцем и не кликали. Мизинца я знал хорошо. Он жил в моем подъезде, на пятом этаже, и в детстве мы вместе гоняли в войнушку, «сифу» и футбол. Потом Мизинец прибился к Мафону, забил хуй на школу и стал одним из уродов, которых я ненавижу.

– Не, родители настаивают, чтобы одиннадцать классов закончил, – покачал я головой, заставив Мизинца заржать. Он тоже был вмазанный и сейчас растекся на трубах, как сопля.

– Нахуй эта школа нужна?! – буркнул Мафон, закуривая сигарету. – Я вот хуй забил после девятого и нормально живу. Со старшими на металле работаю, деньги имею, баб ебу.

– Бля, дайте поспать, а? Заебали пиздеть! – протянул из темного угла Ебало, которого я увидел только сейчас. Ебалом его звали за то, что у него было страшное ебало. Мафоновские пацаны на вычурные клички время не тратили. Однако он заткнулся, когда Мафон шикнул на него.

– Слышь, Ворона, а ты бабу-то пер хоть раз?

– Ага. В мечтах, блядь, – фыркнул Дрон, заставив всех заржать. Но Мафон махнул рукой и смех умолк.

– Сиф? Сиф, блядь! Проснись, нахуй! – рявкнул он, заставив подпрыгнуть четвертого. Противного, плешивого типа с погонялом Сифилис. Тот недовольно посмотрел на старшего и скривил рожу. Сифилис был самым мерзким среди мафоновских. Бледнокожий, с желтыми кругами под глазами, он всегда шлялся по району или вмазанный, или бухой. А на его роже постоянно алели свежие синяки. Мафон дождался, когда Сифилис сфокусируется на нем, и спросил: – Где там твои шмары?

– Ща придут, отъебись, – лениво махнул рукой Сифилис. – Ворона, у вас когда уроки закончились?

– Шестого не было. У остальных идут еще.

– Ну вот и заебись, – пробормотал Сифилис, снова устраиваясь поудобнее на трубах. – Ща закончат и придут.

– Чо, Ворона, останешься с нами? – хихикнул Дрон. – Бабу поебем, бухнем, дунем.

– Не, мне домой надо. Папка помочь просил. Плита наебнулась, – я идеально сыграл огорчение, чтобы пацаны повелись. Но они и так были вмазаны, поэтому мой отказ их не особо-то и обидел.

– Ладно, дуй отседа, пока твои не хватились, – усмехнулся Мафон, ехидно посмотрев на притихших залетных. – А мы тут с гостями пока потрещим.

– Пока, парни, – буркнул я и резво полез наверх. От вони, перегара и запаха клея начало мутить. Я не понимал, как они умудряются сидеть в Колодце весь день и не сходить с ума. Впрочем, на них мне было похуй. Как и на залетных. То, что их сейчас отпиздят и оберут, я не сомневался. Мафон никого так просто не отпускал.

Отойдя от Колодца на пару шагов, я столкнулся еще с одним соседом. Толиком Спортсменом. Толик вразвалочку шел от школы, держа в руках спортивную сумку. За школой находилась парковка, где Толик парковал свою гордость – красную «девятку».

Он был старше меня на семь лет и, в отличие от Мафона, был настоящим старшаком. Я знал, что Толик трется с серьезными мужиками, и, помимо машины, у него есть хата в центре. Когда я был мелким, Толик с друзьями, гоняя в футбол, частенько брали меня в команду. Я вихрем проносился между соперников и четким пасом отдавал мяч на ход Толику, который с силой вколачивал круглого в дырявую сетку. Её однажды спиздили пьяные бомжи, чтобы ловить рыбу, да так и не вернули.

– Здарова, Тёмка! – широко улыбнулся он и, поравнявшись, хлопнул меня по спине. Я чуть покряхтел и улыбнулся в ответ. Толика я уважал.

– Привет, – буркнул я. Тот посмотрел на крышку Колодца, потом перевел взгляд на меня и скривился.

– Хули ты с этими ящерами трешься? Мафон же, пиздец, обмудок.

– Да не трусь я с ними. За сигаретами гонял, – поморщился я. Толик, чуть подумав, кивнул.

– И правильно. Вся, блядь, их компашка – ебаные уроды. Ебало тоже там?

– Ага.

– Прячется, сука. Он позавчера в центре одного пацана порезал из местных. Те постановили на сходке выцепить Ебало и пизды ему дать по-взрослому, – хохотнул Толик. – Сдать, что ли, дурака?

Но я знал, что Толик никого сдавать не будет. Одно дело не уважать соседей и другое – сдавать их старшим из других районов. Не по-соседски получается. Я шутку поддержал улыбкой и тут же вжал голову в плечи, когда увидел, что навстречу нам идет Зяба с Котом.

Уроды оценивающе пробежались глазами по крепкой фигуре Толика, льстиво улыбнулись и, потупив глазки, обошли нас. Понятно, что трогать меня в этот момент стал бы лишь самоубийца. Но завтра они точно до меня доебутся. Найдут повод. «Хули не поздоровался. Чо, стесняешься? Чо, не познакомил с другом», и прочая хуйня.

– Как в школе, Тёмка? – по-отечески спросил он, вновь заставив меня улыбнуться. Толик, единственный из старшаков, относился ко мне как-то странно, по-доброму. Никогда не подъебывал и не унижал. Может потому, что в детстве