Лидия Раевская - Мама Стифлера

Потом осмелела, и стала трогательно запихивать в Петину ладошку презенты: то флакон туалетной воды, то печатку золотую.

Петя принимал дары, и благодарственно блестел шейными опрелостями.

А однажды он напился на рабочем месте.

Петя мужественно боролся с неукротимыми рвотными позывами, а Юля страдала, переживая муки вместе с Петром.

А потом подошла к начальнику охраны, дала тому тысячу рублей, и попросила разрешения забрать Петю к себе домой, потому как пользы клубу от него сегодня не будет, а трезвым Петя никогда не согласиться заняться с Юлей жестким петтингом и бартерным обменом гениталий.

И втянула носом повисшую соплю.

Начальник был мудр и добр. Поэтому Пётр перекочевал в Юлины хрупкие ручки, и был отбазирован в номер гостиницы "Золотой Колос", что на Ярославке.

Пользуясь Петиным алкогольным параличом и амнезией, Юля всю ночь благоговейно мацала Петин пенис, и два раза склонила Петину физическую оболочку к затяжному куннилингусу.

Ранним утром Юля окропила Петра ковшом холодной воды, склоняя оного к пробуждению.

Петя захлебнулся, но не насмерть. И проснулся.

И очень сильно испугался.

Потому что он лежал в незнакомой комнате, на незнакомой кровати, а рядом лежала голая Юля.

— С добрым утром, любимый! — крикнула Юля, и ослепила Петю вспышкой фотоаппарата.

Ослепший, испуганный Пётр вскочил с кровати, ударился о подоконник, споткнулся о Юлины сапоги, валяющиеся на полу у кровати, упал, прозрел, и убежал в туалет.

Так начался их роман.

Который длился три года.

Юля заставила Толясика снять квартиру в доме, находящемся в ста метрах от Петиной работы.

Юля носила в кошельке Петино фото, сделанное утром в гостинице, и запечатлевшее Петино перекошенное лицо, и изысканно выпученные глаза, а негативы с той плёнки хранила в моём шкафу.

Юля меценатствовала, и осыпала Петю дарами, купленными на деньги, который трудолюбивый Толясик каждое утро давал Юле "на булавки".

А Петя приходил к Юле раз в месяц и, услышав Юлин клич: "К кормушке!" — монотонно тыкался в Юлины гениталии холодным прокисшим носом.

Через три года Юля перевлюбилась в официанта, и Петя был забыт.

А спустя ещё четыре года, тёплым летним вечером меня занесло в тот приснопамятный клуб.

Что греха таить — у меня тоже когда-то был там знакомый охранник. С которым я даже неблагополучно прожила несколько лет. А преступников всегда тянет на место преступления.

В клуб сей я зашла с целью вкусить в одиночестве алкогольной продукции, вследствии какого-то стрессового события.

У меня было три тысячи рублей, розовая кофточка, сиськи, и унылое выражение лица.

Молодой незнакомый охранник на входе потребовал показать документы.

Документов у меня с собой не было, и я предложила посмотреть мою жопу. Как альтернативу.

Потому что жопа врать не может — все мои года, так сказать, налицо.

Охранник посуровел, и вызвал начальника охраны.

Петю.

И Петя тут же успокоил юного секьюрити, что эта дама давно справила двадцатиоднолетие, и ей можно вкушать зелено вино, и рассматривать половые органы стриптизёров.

Можно уже.

А я обрадовалась знакомым лицам, и предложила Петру составить мне приятную компанию.

И вот сидим мы с Петей, пьём коктейль "Лонг айленд", и изливаем друг другу посильно.

— Петя, — я склонила голову, и доверительно ткнулась носом в Петину опрелость, — Мужики — это вселенское зло. Ты согласен?

— Нет! — с жаром восклицает Петя, и трясёт плешивой головой, окатывая меня брызгами слюней и "Лонг айленда", — Нет! Это бабы все — суки и корыстные ведьмы! Им всем нужны только деньги!

— Мне не нужны… — тихо признаюсь я. — Мне это… Дядьку бы хорошего… Чтоб добрый был, и ногами бы не дрался…

И устыдилась.

И выпила ещё коктейль.

Петя смотрит на меня блестящими от алкоголя глазами, и восхищённо шепчет:

— Ты — богиня, и мечта всей моей жизни… Да, я беден! Но зато я умею удовлетворять женщин!

И гордо откинулся на спинку высокого стула.

— Врёшь ты всё, Петечка! — это я в себе уже азарт почуяла. — Врёшь! У тебя нос холодный, и отлизываешь ты печально и нихуя не разу не душевно! Мне Юлька говорила!

Петя блестит глазами и опрелостью, и кричит мне в лицо, перекрикивая вопли: "Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей!":

— Пиздёж! Врёт Юлька! Я очень душевно лижу! Да! А она — дура фригидная просто!

А вот это он зря.

Никому не позволю называть Юльку фригидной!

Анемичная официантка Катя принесла Пете кофе, и странно на него посмотрела.

— Клевета! — неистово кричу, и залпом выхлёбываю Петин кофе, — Отродясь у Юльки не было фригидности! Это ты виноват! Плохо старался, значит! Покажи мне язык немедленно!

Это уже третий Лонг айленд" иссяк в моём бокале.

Никогда себя так с трезвого на людях не веду. Да.

Петя пучится, краснеет, и вытаскивает язык.

На Петиной шее бьётся синяя вена, а Петин язык пытается облизать Петин нос, но безуспешно.

— Хо! — ликую, — Видишь? Ты виноват! Не можешь срать — не мучай жопу! И не сваливай с больной головы на здоровую!

Петя сконфуженно запихивает язык обратно в рот, и угрюмо присасывается к бокалу.

Мне становиться его жалко. Меняю тему разговора:

— Ладно, ты мне расскажи: как сам-то?

Банальный такой вопрос, но сказать что-то надо.

Петя оживляется, и извлекает свой нос из "Лонг айленда"

И смотри на меня изучающее.

— Что? — спрашиваю, и Петины слюни с сисек вытираю.

— Тебе можно доверять? — испытующе вопрошает Петр.

— Вполне. Я щас нажрусь, и всё равно всё завтра забуду. Стопудово. Рассказывай.

Петя начинает светиться изнутри таинственностью, и шепчет мне на ухо:

— Что ты знаешь о демонах, недостойная женщина?

Хмурюсь, и вспоминаю:

— Есть демоны инкубусы. Они невидимые, и по ночам тёток трахают несанкционированно. — вспоминаю, и радуюсь своей крепкой памяти.

— Дура. — огорчил меня Петя своей откровенностью. У кого чего болит… Что тебе известно о демоне Пиндобусе?

*Тут я вру безбожно, потому что не помню я как там этого Петиного приятеля звали.*

— Ничего не известно мне о Пиндобусе. — серьёзно отвечаю, и жду продолжения. И оно последовало:

— Тебе Юлька рассказывала о моей татуировке?

— Да, — говорю, — рассказывала. Говорила, что у тебя упырь какой-то то ли на жопе, то ли на спине нарисован.

— Обе вы дуры. — ещё больше огорчил меня, и огорчился сам Петя. — Это не упырь. Это — Пиндобус. Демон откровений и повелитель мёртвых душ. Я с ним общаюсь.

Последняя фраза была произнесена гордо, и с вызовом.

А я была к ней не готова, и "Лонг айленд" вытек у меня из носа.

— Зачем? — интересуюсь осторожно, а сама высматриваю удобные пути побега из Шоушенка.

— Пиндобус знает всё. Он учит меня. И он сказал, когда я умру.

— И когда?

— В прошлом году должен был умереть. Пиндобус иногда любит пошутить… — и засмеялся нехорошо.

А у меня в животе вдруг что-то забурчало.

— Клёво тебе… — говорю, а сама уже сигареты-зажигалки в сумочку складирую.

— Ты знаешь, как зовут меня друзья, а? Знаешь, бля? — тут Петя схватил меня за розовую кофточку, и смял в руке мою сиську.

— Не знаю, бля! — кричу в ответ, и выдираю из Петиных лап свою плоть.

— Волчара! Они зовут меня волчара! А почему? — орёт, и плоть не отпускает. А я уже протрезвела полностью.

— Потому что ты мудак! Отпусти мою сиську, опойка! — я уже говорю, что думаю. Всё равно терять уже нечего.

— Неееееет! — рычит, и плюётся Петя, — Потому что я — волк! Ррррррррррррр…

Очень сильно захотелось ощутить под ягодицами холодный фаянс казённого унитаза…

А Петя был в ударе:

— Пиндобус мне сказал, что мне нужно раздобыть волчью шкуру! И тогда я смогу быть настоящим пожирателем плоти и душ! И я не знал, понимаешь, не знал! Не знал, где мне взять шкуру волка! Я ходил в лес с рогатиной, я ставил капканы, но волк так и не пришёл на мой зов! И воззвал я тогда к Пиндобусу, и Пиндобус явился мне в откровении, и сказал: "Петя, купи, бля, газету "Их рук в руки", и пять раз произнеси: "Волчья шкура", и потом открой газету на любой странице.." — глаза Пети горели, слюни текли, опрелость источала миазмы, а я мысленно давала себе клятву в том, что никогда больше в это знойное заведение не войду. Если останусь жива этой ночью. — И я это сделал! И я сказал пять раз подряд "Волчья шкура!", и открыл газету! И первое, что я увидел — это объявление о продаже волчьей шкуры! Теперь ты веришь в демонов, женщина?

Я уже верила во всё. И даже в Петино утверждение, что я дура. И Юлька дура. Ибо это было правдой, видит Бог.

— Да!!!! — крикнула я, — Пиндобус жив! Воистину! А ты — волчара и пожиратель! А я ссать щас пойду, ибо прониклась и устрашилась! Жди меня тут, мой волк!