Путешествия Лейлы - Дания Жанси

* * *

Время в Родезии летело быстро. Стало даже казаться, что все до жизни с Давидом ей только привиделось. Переписка с Кармелитой оставалась, пожалуй, единственной тоненькой ниточкой, связывающей Лейлу с Палестиной, другими странами, путешествиями и прошлой ею. И скоро подруга навестила их снова.

Глава 5

Кармелита в этот раз тоже привезла с собой таблетки, а еще несколько журналов и газет. Лейла с облегчением выдохнула: про нее ничего уже не писали, история с экраном себя исчерпала. Зато увидела в куцых международных рубриках хайфских газет новость о теракте в Довиле: грузовик въехал в толпу отдыхающих на набережной, ответственность на себя взяли радикальные глобалисты из Сети любви. Бедами из своего мира Лейла решила ни с кем больше здесь не делиться. «Это они из-за закрытия водного сообщения и границ с Англией, – объяснила подруга. – Видишь, почему я так не хотела, чтобы ты оставалась с ребятами, что-то их совсем заносит. Мы с Патриком тоже решили прекратить с ними все контакты, кстати. Идеи их правильные, а вот методы – совсем уже нет».

В этот приезд Кармелиты Давид снова остался на ферме и отправил с подругами в Мо-Замбию своего управляющего. Они выехали засветло и скоро добрались до океана. Была середина июля, разгар зимы в этих местах, ветер едва не сбивал с ног. Никакой речи о том, чтобы плавать не шло, обе подруги старательно кутались в шершавые кофты, связанные для Лейлы благодарной ученицей, одной из немногих в ее школе пожилых женщин из африканеров, или буров. Со временем Лейла поняла, что это название одного и того же народа, просто в ее старом мире слово «бур» на английском стало звучать обидно, указывая на белый цвет кожи, а вот название «африканеры» подчеркивало, что и этот народ много веков жил в Африке.

Огромные даже не волны, скалы из воды и пены то и дело вздымались вверх и через мгновения, грохоча, падали. Иногда эта мощь пугала, вот-вот одна из волн дотянется до стоп, вырвет землю из-под ног, унесет с собою вглубь океана. Подруги долго стояли у берега как вкопанные и мерзли.

Потом вернулись к машине. Там ждал как всегда радушный Майкл с большим термосом, полным горячего чая, все у него было продумано и приготовлено заранее. Оказалось, с их приезда прошло не более часа, хотя всю дорогу девушки доказывали ему, что проведут на пляже, даже и зимнем, как минимум полдня. Когда немного отогрелись, Майкл предложил заехать, раз уж они так далеко от дома, посмотреть древний грот в местной священной горе.

Священная гора снаружи выглядела обычно, поросла невысокой, почти прозрачной травой. Ее окружали такие же неприметные горы пониже. Из одной такой торчали огромные куски проржавевшего металла, заброшенная электростанция. Майкл проводил девушек до самого грота, но входить не стал, только дал каждой по фонарику. Стоило погрузиться в нутро горы, как картина мира вся переменилась опять, как будто Лейла уже в который раз попала в иную реальность. В безграничном подземном царстве всюду, куда падал взгляд, тянулись вверх и ниспадали бесчисленные каменные гряды. Каждая такая колонна сама по себе была некрасивым, уродливой формы камнем, который, как рассказывал по дороге Майкл, долгие столетия рос по миллиметру, вытягивался с водой вверх или вниз. Но вместе сталактиты и сталагмиты сливались в каменную вселенную невероятных масштабов, за каждым поворотом таился новый, еще более нереалистичный вид. Здесь можно было снимать фильмы про длинные странствия и приключения на других планетах или в сказочных мирах.

Подруги много говорили о своих семьях. Кармелита за эти месяцы тоже решилась сказать «да» и стала супругой уже бывшего революционера Патрика, вместе с которым они готовили побег Лейлы из Палестины. Кармелита и утопала в счастье, и беспокоилась из-за переезда в Польшу, откуда был родом ее муж. После стольких лет в Палестине она не понимала, как будет чувствовать себя в незнакомой и закрытой стране, тем более со своим цветом кожи. Впрочем, девушке было не привыкать становиться везде немного чужой, так же как и Лейле везде немного своей. Много говорили и о работе, предназначении, природе и истории. Сталактиты и сталагмиты вокруг зачаровывали – каменная симфония, которую капля за каплей, нотка за ноткой терпеливо, многие тысячи лет создавали природа и вода.

– Знаешь, о чем я думаю? – Кармелита смотрела на изгибы пещеры вдали. – О той своей великой любви. Я же и не вспоминала про нее уже несколько месяцев. Эх. – Она погрустнела.

– Ты вспоминаешь ее всегда, когда видишь что-то необыкновенное и величественное в природе, – подбирала слова Лейла, хорошо уже зная подругу.

– Что-то вечное, – вторила та, глядя на один из больших сталагмитов.

– Да. Наверное, это уже очень глубоко внутри тебя.

– Как коренной зуб? – озорно улыбнулась Кармелита, в голосе слышались жалобные нотки.

– Нет, намного глубже, это уже часть тебя. – Лейла видела, что слова успокаивают Кармелиту и радовалась этому.

Подруга же словно получила опять разрешение на свою необычную первую любовь, выпрямилась, невозмутимая и счастливая:

– А ты? Ты думаешь о Джонни, вспоминаешь его?

– Думала иногда о том, чему хорошему он меня научил. – Лейла и правда вспоминала его пару раз. – И как хорошо, что мы теперь не вместе. Спасибо ему, что тогда оставил меня. Я бы сама не смогла. – Лейла смотрела под ноги. – Иначе я никогда и не нашла бы себя, – расплылась в улыбке, – и Давида.

Кармелита ответила на улыбку, мол, то же самое.

– А еще … еще знаешь, что я поняла… – опять заговорила Лейла, – ведь вот алкоголь, даже бокал вина, это такая же иллюзия. Мир прекрасен и сам по себе, без него. Ил-лю-зи-я, – повторила нараспев, ловя эхо.

– Как выдуманная любовь? – Взгляд Кармелиты опять заиграл.

Подруги шли среди величия и буйства камней, то молча, то снова обсуждая что-то. Тонули в роскоши ничего не скрывать, быть полностью понятыми. Невозможность ранить друг друга и говорить открыто все, что думаешь и чем являешься, сближала. Было в этом что-то сестринское, недостижимое с другими, даже такими любимыми и заботливыми мужьями. Лейла сомневалась, стоит ли, но сказала: грустит, что подруга уходит из Почты Хайфы и переезжает в Польшу, что они могут больше не увидеться никогда или встретятся очень нескоро. И все же радость за них с Патриком перевешивала. Тем более что именно из разговоров с Кармелитой она поняла: