Иное мне неведомо - Элиса Леви

«Я не хотела тебя пугать», – сказала мне женщина из дома Химены. И я даже не успела принять недоверчивый вид, сеньор, совсем не успела. Ибо, увидев по ту сторону прилавка её светлые волосы, на этот раз причёсанные, я на миг зажмурилась, и передо мной возник скачущий жеребёнок. «Чуть не опоздала», – сказала она. «А что такое?» – поинтересовалась я. «Еле-еле успела к тебе до закрытия». – «Ну, значит, тебе повезло», – сказала я. И тут у меня вырвалось из глубины души: «Какое же у тебя печальное лицо». Она снова улыбнулась, не раздвигая губ, и я спросила, что она желает купить. Женщина протянула список, который был настолько длинным, что мне пришлось сложить её покупки в две коробки. Она взяла даже булочки с задней полки, которые обычно никому не нужны.

Я обратила внимание, что у женщины широкие пальцы и подстриженные ногти. Мать обвиняет меня в беспардонности, а сама приучила меня внимательно разглядывать новые вещи. Насчёт своего обоняния я не в курсе, сеньор, но что касается разглядывания – это при мне. «Не помочь ли тебе с коробками?» – спросила я женщину. «Если тебе нетрудно», – ответила она. И хотя выражение моего лица говорило: да, мне нелегко, ведь у меня дома сестра голодная, я сказала: ну, ладно, хорошо, давай помогу. Прежде чем мы вместе вышли из магазина, я на секунду заглянула в подсобку и оставила женщину ждать. Она нюхала помидоры, которые, как я уже говорила, очень ароматны в наших краях. Из заднего помещения я наблюдала за ней. Поскольку женщина не могла меня видеть, я осмотрела её сверху донизу, заметив утончённость, отсутствующую у нас, местных жителей. На ней были сапожки, не подходящие для плохих местных дорог, и синяя рубашка. Я подумала, что она сшита из дорогой ткани, возможно, из чистого шёлка, без каких-либо примесей, из ткани, какие здесь не носят, поэтому её рубашка, скорее всего, откуда-то ещё. И вдруг в животе у меня снова вспыхнул огонь, хотя на этот раз я не закрывала глаза, и в той части моего сознания, где раньше галопом скакал жеребёнок, теперь следом за ним бежало и прыгало стадо кроликов. Я сразу же прервала эту мысль, сеньор. Потому что не поняла происходящее.

Мы молча дошли до дома, прежде принадлежавшего Химене, и я встала напротив надписи, пока женщина искала ключи от двери. «Здесь мы всегда оставляем двери открытыми, чтобы потом не искать ключи», – сказала я. Она промолчала и оставила меня одну на кухне, такой белой, что находиться в ней было неприятно. По полу вдоль стен были расставлены картины с изображениями корзин с фруктами и свежими овощами, натюрмортами и со сценками в трактирах со скудной пищей, сеньор. «Это твои?» – поинтересовалась я, имея в виду картины. Она крикнула из другой комнаты: «Да!», и я сказала, что мне больше всего нравится та, с лаймами в плетёной корзине. «И какое же совпадение, – добавила я, – моя мать пахнет именно этим фруктом». Я почувствовала лёгкую горечь, сеньор, поскольку убедилась в тот момент, что раньше, при жизни Химены, ни разу не была в её доме. Мне неизвестно, как моя бабушка украшала своё жилище и какие картины висели на его стенах. Я слегка, немного ощутила, что жизнь начинает идти своим чередом. Всё равно вам этого не понять, но Большая Лея выросла в этом доме, и теперь ничего не осталось от того пола, по которому ступала моя мать и который так много лет служил Химене. Мои глаза, сеньор, ох, мои глаза стали деревенскими, как только женщина вернулась на кухню с сыном на руках. «Держи ребёнка на коротком поводке, не то, если он отправится в лес, уже не вернётся», – предупредила я её. Сеньор, я удивилась, поскольку глаза у этой женщины тоже были странные, такие же недоверчивые, как мои, хотя прежде я ни разу не встречала столь недоверчивого взгляда, как у меня. Представляете, я даже немного испугалась и сказала: «Не смотри на меня так». «Это ты намалевала слово на нашем доме, верно?» – спросила она. Я отрицательно покачала головой. Покачала головой отрицательно тысячу раз. Потому что, сеньор, я почувствовала стыд. Мне стало совестно. И это при том, что обычно мои поступки меня не смущают. «Не ври мне, это написала ты». Я оставила на столе коробку с продуктами и вышла, не прикрыв дверь, а вместо дороги перед собой снова увидела скачущего жеребёнка, прыгающих кроликов и стадо косуль. Все они двигались в одном направлении.

Грубиянка

После всего этого, сеньор, в самый разгар июня, внезапно выпал снег, который вынудил нас провести дома целых шесть дней. Вы представляете, каким был снегопад, если из моих окон я могла наблюдать побелевший, белый-белый лес. Так что в те снежные дни все мы, три женщины, сидели дома: мои сестра, мать и я. Проводили вечера за игрой, состоявшей в отгадывании названий растений, поскольку именно этим развлекались наши мать и отец до того, как он упал с откоса. Мать произносила «Камелия», а я отвечала «Рододендрон», она: «Асекия», а я: «Азалия», а она: «Дафна», я: «Гвинейская радость», она: «Петуния», и тогда я сказала: «Давай лучше поиграем в деревья, мама, цветы мне наскучили». Она начинала: «Берёза», а я: «Орешник», она: «Остролист», а я: «Каштан», она: «Горчица», а я: «Вяз», она: «Нам пора остановиться, Лея, Нора обмаралась».

Послеобеденное время давалось мне с трудом – четыре часа пополудни казались одиннадцатью вечера, а одиннадцать часов – четырьмя. У меня состоялись откровенные разговоры с Норой. Я сказала ей: похоже, мои чувства к Хавьеру не вызвали взаимности, а животные, проносившиеся у меня в голове при виде светловолосой женщины, скакали не из-за любви, как в случае с Каталиной, а мчались за чем-то ещё, чего я пока не знаю. Моя сестра, ограниченная во всём и напоминающая дикое животное, взглянула на меня и пустила слюни, так как со дня гибели нашего отца она не закрывает рта. Вы когда-нибудь пытались закрыть рот, который не желает закрываться? Ну, это вполне бесполезное занятие.

Когда мы уже почти отсидели задницы на диване за целых три дня, во входную дверь кто-то постучал, и я сразу поняла, что это Марко. Потому что силища Марко необузданна и если он стучит в дверь, то его мощные руки будто пытаются её выбить. Как обычно, он с